Любовь к правде и любовь к женщине — одно ли это и то же? Синонимы или взаимоисключающие вещи? Кто об этом может знать лучше, чем люди, всегда стремящиеся к правде и вечно лгущие — актеры. А об опыте голливудских “правдоискателей” и говорить нечего! Взять хотя бы опыт Жана Рено — парижского интеллектуала, буяна, режиссера, актера, пьяницы, любовника всех красивых женщин и поклонника системы Станиславского. Кто бы мог подумать, что его поиски истины, стремление изменять и изменяться приведут его к самой настоящей мужской верности. И этим грехом стала его вторая любовь.
Хуан Морено родился 30 июля 1948 года в Касабланке, в Марокко. Его родители были диссидентами, бежавшими от кровавого режима генерала Франко из Испании в Марокко. Может быть, их ненависть к Испании повлияла на решение сына изменить свое имя с Хуана на Жана, а Морено сократить до Рено. Детство в Марокко — самое яркое впечатление будущей звезды. И не только потому, что Марокко — страна солнца и ярких средиземноморских красок. А потому, что только здесь он был по-настоящему счастлив и свободен. Каждое утро он убегал на пляж вместе с другими пацанами и весь день плескался в море, соревнуясь с друзьями, кто опустился на большую глубину.
Вечера он проводил в кинотеатрах. Мужчины, которые потрясли его детское воображение, герои, которые стали его кумирами, персонажи, на которых он стремился быть похожим, были почти сплошь американцами: Джон Войт, Марлон Брандо, Джимми Стюарт. Французов было только двое — Жан Габен и Луи де Фюнес.
Его счастье закончилось, когда началась шестидневная война в Марокко. Жизнь в одночасье изменилась. В течение месяца Жан вместе со своим отцом (его мать умерла, когда ему было всего 12 лет, и парня воспитывала мачеха) оставил страну, ставшую его второй родиной, и перебрался во Францию, чтобы попробовать свои силы на актерском поприще. В те годы, чтобы получить французское гражданство, лицам мужского пола надо было отслужить во французской армии. 21 мая 1968 года Рено прибыл в Марсель и застал Францию на краю гражданской войны.
Обосновавшись в Марселе, Жан столкнулся с дилеммой: либо уезжать обратно в жаркую Африку, либо идти служить в армию. Он предпочел последнее. К счастью для Жана, армейские чиновники с пониманием отнеслись к театральным увлечениям Жана, а также к его диплому выпускника драматической школы в Касабланке и определили его в марсельский военный духовой оркестр. Жан играл на тарелках и бил в барабан. Когда у его отца спрашивали, кем стал его сын, он отвечал: “Мой сын — ударник. А я — отец ударника”.
Служба в армии прошла для Жана бескровно. Он сам вспоминал, что, служа музыкантом, никогда не носил нижнее белье, чтобы можно было быстрее раздеться, когда его отпустят в увольнительную, в объятиях портовой девчонки. “Битье баклуш”, “дзиньканье” на тарелках и “стукачество” на барабане позволили ему избежать большинства солдатских радостей, как то: утренние пробежки, занятия на плацу и тому подобная муштровка.
После года армейской службы ему дали французское гражданство. Это событие Рено отметил дюжиной бутылок шампанского под фанфары. Теперь он мог отправляться покорять Париж. Но не тут-то было.
Одна из его портовых пассий заявила, что ждет от него ребенка. Она пожаловалась своему сутенеру, и тот пообещал, что никуда не отпустит Рено, если тот не заплатит отступного.
...Из всех провинциалов, приехавших в тот год в самую веселую столицу мира, самым взволнованным был, без сомнения, высоченный мосластый очкарик в твидовом пиджаке, плавками вместо платка в нагрудном кармане, часами и ручкой “Паркер”, с которой он никогда не расставался. Ему бы больше подошло какое-нибудь мрачное и высокопарное имя вроде Вельзевул, но его звали совершенно заурядно — Жан, и он бежал в Париж из Марселя от проститутки по имени Изабель, которая совершенно неожиданно обнаружила еще одну кандидатуру, годную на роль отца ее ребенка, и отстала от Рено.
Жан с ходу поступил на драматический факультет столичной консерватории. Его вытянутая лошадиная физиономия, четырехдневная щетина и огромные как маслины глаза до слез тронули преподавателей.
Драматическая жизнь студента Парижской консерватории была легка: немного работы и много женщин. Все 70-е годы он провел служа в различных театральных антрепризах и кочуя из одних женских объятий в другие.
С Женевьевой он познакомился на Эйфелевой башне. Или, точнее, внутри нее. Пикантность ситуации заключалась в том, что это произошло в лифте, в котором они оба случайно застряли. От нечего делать, а также от силы нахлынувших на них чувств молодые люди рискнули реализовать острое “горизонтальное желание” в вертикальном положении. Если бы кто-нибудь в тот момент мог понаблюдать за ними, он бы подумал, что странная парочка танцует танго.
Однако, выйдя из лифта, мужчина и женщина свернули в разные стороны без всяких надежд на новую встречу.
Они посмеялись над судьбой. А судьба посмеялась над ними.
Тем же вечером Жан пришел наниматься на работу в одну мелкую театральную компанию. За столом секретарши он увидел свою “безбашенную” (или точнее “башенную”) знакомую. Девушка была актрисой и по совместительству помощницей патрона этого бездарного заведения. Жан счел это достаточно веским основанием, чтобы уложить ее в “постель” на 12-й минуте повторного знакомства. Пикантность ситуации заключалась в том, что это происходило на столе ее шефа, отсутствовавшего в тот день по причине болезни. Веселая актриса по имени Женевьева отдалась страсти, попутно отвечая на телефонные звонки. Звонившие в тот час актеры всех мастей были приятно удивлены ее страстным, взволнованным голосом. На вопрос, не плохо ли ей, девушка отвечала: “Все в порядке. Просто очень дрожит стол, потому что трясется пол из-за того, что в кабинете работает настоящий мастер по отбивным делам”.
Тем же вечером молодые люди решили жить вместе.
В 1978 году у них родилась девочка, которую назвали Сандрой, а в 80-м — мальчик, которому дали имя Микаэль. Однако это оказалось недостаточным для настоящего счастья. Как говорил сам Рено, цемент оказался жидковат. Жан все чаще поглядывал налево. Ему хотелось чего-то большего.
С Люком Бессоном он познакомился в 1981 году. Именно Люк пообещал сделать из него звезду. За их первый черно-белый фильм Жан получил гонорар в 100 долларов.
“Люк и я походим на братьев, — говорит Рено. — Мы интуитивно понимаем друг друга. Это не значит, что мы уважительно слушаем всю ту чушь, что несет каждый из нас. Нет. Иногда мы орем друг на друга и ссоримся, но это неизбежно, если вы хотите делать интересное кино”.
В 1988 году они снова встретились на съемочной площадке в фильме “Голубая бездна”. Это была первая большая роль в жизни Рено. Он играл гениального водолаза, парня, который может оставаться без воздуха в течение 5 минут и опускаться на запредельную глубину — в ад, который теряет свойства воды и превращается в расплавленный свинец. Опыт марокканского детства, проведенного в море, очень пригодился Жану. Его партнером по фильму был Марк Барр — парень, с которым у него завязалась настоящая мужская дружба. Фильму сопутствовал оглушительный успех.
Жан Рено этого не ожидал.
Еще совсем недавно он получал по сто долларов в качестве гонорара, и вдруг все изменилось. Он нашел совершенно новую точку отсчета, костыль, на который он мог опереться как актер. Он понял, что на мир надо смотреть “снизу”. Надо отказаться от желания его покорить, и тогда победа придет сама собой.
Вокруг него как будто взорвалась водородная бомба и расчистила мир. “Когда вокруг появляется слишком много вкусного и прекрасного, — вспоминал Рено, — вы теряете вкус. Медленно, но верно вы падаете в бездну. Слишком много изысканной жратвы, слишком много известности, слишком много путешествий, слишком много дерьма в виде сплетен. Когда вы молоды, вы хотите успеха, потому что это сильнее, чем наркотик. Я поимел фантастический успех. Но этот успех уничтожал меня”.
Жан Рено оставил свою первую жену и двоих их детей, чтобы сполна познать искус славы.
После “Голубой бездны” критики и продюсеры узнали, на что способен большой Жан, но публика еще не успела его полюбить. Для того чтобы это произошло, ему пришлось снова объединиться с Люком Бессоном в фильме “Леон-киллер”.
Премьера этого фильма 18 ноября 1994 года в США принесла Рено мировой успех. Голливуд пал к его ногам. Роль сентиментального наемного убийцы, который становится защитником 12-летней девочки Натали Портман, оказалась точным попаданием в ворота.
Наивные американские зрители бросились покупать французские машины марки “Рено”, полагая, что это новый “брэнд” их кумира, и конечно, надеясь таким образом приблизиться к “звездному телу”.
Правда, скоро их ждало разочарование. Две блестящие французские комедии, в которых снялся Рено, не имели успеха в американском прокате. Американские зрители хотели видеть Рено только в сценах с насилием и стрельбой.
Несмотря на купленный дом в Лос-Анджелесе, Рено вернулся в Париж. Что ему оставалось делать? Гулять, наслаждаться славой. Однажды он попал на показ мод в одном из салонов на Елисейских Полях. Показывали новую коллекцию Жана Лакруа. Внимание Рено привлекла высоченная блондинка, ростом с него, творившая что-то невероятное. Казалось, что она парит над подиумом, подавая себя столь искусно, что создавалось впечатление, будто под ее платьем совершенно нет плоти, а если есть, то она из какого-то неземного материала. Была ли она вообще живым существом, которое рано или поздно можно было застать врасплох? Нет. Она была машиной без сна, без отдыха, многоликая, как хамелеон, оставившая свое подлинное “я” за пределами подиума и пришедшая на Землю, чтобы свести с ума одного конкретного неудачника по имени Жан Рено.
Ее звали Наталья Дашкевич. Она была родом из Варшавы, оказавшись в Париже примерно тем же путем, каким туда попал сам Жан. Была ли она красива? Скорее всего нет. Красота была побочным продуктом ее существования. Главным были светскость и томность. Она умела заставить трепетать даже кресло, в котором сидела. Неудивительно, что она вскружила голову Жану, а Жан моментально вскружил голову ей.
Они отдались своей страсти с постыдной прямотой. Наталья прекрасно знала всю предысторию несчастной любви актера, знала, сколь он непостоянен и как трудно его удержать возле одной юбки. Однако же она знала, сколь он богат, а он знал, сколь она невероятно изменчива.
— Что ты делаешь? — спрашивали друзья Жана, когда он объявил им, что у него скоро появится третий ребенок. — Зачем ты связываешь себя новыми оковами, да еще с моделью?
— Об этом просит Натали, — отвечал актер.
С пухлыми чувственными губами и совершенно плоской грудью и бедрами, она походила на статуэтку Пикассо, заколдовавшую Рено или сведшую его с ума. Он любил часто повторять, что любовь — это разновидность пьянства. Только единожды пригубив стакан, начинаешь понимать прелесть второго и третьего. Полька, манекенщица, гуттаперчевый призрак — Натали стала для голливудской знаменитости гораздо большим соблазном, чем спиртное или даже наркотики.
Она оказалась воплощением порока и провела Рено через все муки ада. Однако Рено оказался крепким орешком и даже из своего страдания умудрился извлечь удовольствие, так как от природы был мазохистом.
Он так и не повел Натали к венцу, зато благополучно помог ей сотворить двух славных детишек — Тома и Серену, родившихся друг за другом в 1996-м и соответственно в 98-м году.
Сейчас его называют сексуальным символом Франции. В каждом своем интервью он говорит, что только французские женщины умеют по-настоящему понимать мужчин — не как сексуальный объект, а как смутный объект тоски и желания, в котором гораздо больше слез и жалости, чем силы. Такая позиция устраивает мачо Рено.
Именно поэтому он до сих пор верен Натали и говорит, что не собирается ее обманывать. “Посмотрите на меня, — шутит он. — Разве я похож на донжуана? Скорее на дедушку: моей старшей дочери 24 года, младшей — четыре. Да, я могу считаться дедушкой, но при этом умею неплохо стрелять из всех видом оружия, если только в этот момент на меня нацелен зрачок кинокамеры”.
