Сюда попадают люди, оказавшиеся на дне. Большинство пациентов 11-й солнечногорской туберкулезной больницы провели за колючей проволокой не один год. Иногда к ним приезжают из Москвы “родственники” на дорогих иномарках и увозят на несколько часов в город. Как говорит главврач, “значит, надо какой-то хитрый замок открыть”. Специалисты тут те еще. Недаром территория обнесена забором с колючей проволокой.
И вот сегодня местные власти всерьез обсуждают возможность закрытия больницы. Недавно туда прислали комиссию, чтобы проверить документы у бомжей. Понятно, что после этого их просто выгонят на улицу. И в скором времени несколько сотен чахоточников начнут заражать москвичей.
В палате, точнее в отдельном боксе, лежит, поджав неимоверно худые ноги, 25-летняя Света. У нее ВИЧ и туберкулез. Москвичка, наркоманка. Месяц назад стало плохо, вызвала “скорую”. Ни паспорта, ни полиса не было — потеряла. При флюорографии обнаружили открытую форму туберкулеза. Сейчас Света весит всего 34 килограмма.
— Месяц, а может, и еще меньше ей осталось, — шепотом говорят медики.
Это один из множества случаев. Если нет паспорта (даже при имеющемся полисе), в случае обнаружения туберкулеза москвича отвезут именно сюда.
В другом отделении — 33-летний Андрей с худыми, как плети, руками. Приехал на заработки из Молдавии. И подцепил чахотку. Шел по улице и потерял сознание. “Скорая” привезла в больницу — туберкулез. Плюс множественная лекарственная устойчивость. То есть имеющимися в России препаратами вылечить его нельзя. На Западе курс лекарств для одного такого больного стоит 10 тысяч долларов. У нас их просто нет.
— Тоже месяц, не больше, — говорят врачи.
...Сергей отсидел в общей сложности 30 лет и 4 месяца. Три года назад освободился. Диагноз тот же. Собирается лечиться до конца, что для многих здешних пациентов редкость.
Водка довела многих пациентов до нынешнего состояния, и она же не дает им вернуться к нормальной жизни. Но не только водка. 90% постояльцев — вообще лица без гражданства. То есть нельзя установить не только место их проживания, а даже госпринадлежность. Раньше существовала так называемая “форма №9”, заменявшая паспорт, но теперь ее упразднили. А тут еще местные власти пытаются время от времени провести в больнице проверку паспортного режима. А чего проверять-то? Из 520 пациентов 432 — бездомные. Да такие, что собственный паспорт видели последний раз лет десять, а то и двадцать назад.
— Выход за пределы больницы запрещен. Даже свое отделение милиции приходится содержать. За прошлый год у нас зафиксировано 18 особо тяжких преступлений. Убийства, грабежи, разбои... Только за прошлый месяц охрана предотвратила одну расправу над персоналом и 5 драк. Беспокойно живем, — говорят врачи и медсестры.
Здесь не только живут, но и умирают. За 2001 год из 2200 пациентов, побывавших в больнице, 220 отправились в мир иной. Летальность — 10%. Другая особенность: большинство больных — мужчины. И этот веселый контингент надо не только лечить, но и выписывать с какими-то документами. Если больной садился в тюрьму из России, помочь ему еще можно. А как быть с остальными? Посольства стран СНГ требуют за оформление документов немыслимые для бомжей деньги. Таджикское — 300 долларов. Казахское поскромнее, всего 95. Но даже если документ выправят, то дорога домой — проблема почти неразрешимая. В лучшем случае, например, украинское посольство обещает договориться с проводником. Но представьте себе проводника, который согласится бесплатно везти на родину бывшего зэка-туберкулезника.
Не все больные махнули на себя рукой. К примеру, Александр освободился весной этого года. При освобождении туберкулеза вроде бы не было. Пошел устраиваться на работу. Флюорография показала очаги чахотки.
— Ну, вылечусь, потом надо устраиваться. Я, когда садился, жил в ведомственном доме, а теперь прописаться некуда. Но что делать? Буду карабкаться.
Большинство же пациентов никуда карабкаться уже не в силах. Вылечат их, выпишут, а они опять на улицу. И не куда-нибудь, а в Москву. Вот Андрей. Стаж за решеткой 10 лет...
— А еще семь я в Москве по помойкам кормился. Где именно? Я хлебные места не выдаю. Мне там еще жить и жить...
