Молодой, но уже звездный актер Театра “Ленком” Сергей Фролов, несмотря на свой публичный статус, очень не любит фотографироваться, хотя сам занимается фотографией давно и профессионально. Сергей считает, что на снимках он выходит неудачно и не может нравиться людям. Ну это он, конечно, скромничает. Актеру, в списке которого значатся такие хитовые спектакли, как “Женитьба Фигаро”, “Королевские игры”, “Укрощение укротителей” и “Шут Балакирев”, стесняться нечего.
В нынешнем сезоне Сергей репетирует в спектакле “Последняя жертва” по Островскому, в котором выйдет на сцену вместе со своим другом Дмитрием Певцовым. А скоро на экраны выйдет фильм Эльдара Рязанова “Ключ от спальни”, где Фролов сыграл некоего персонажа, о котором не стал рассказывать из суеверия.
— Сережа, в детстве ты был паинькой или хулиганом?
— Скорее последним... Однажды даже поджег бомбоубежище возле школы. В этом бомбоубежище мы с ребятами зарывали клад — карманные деньги, которые зарабатывали, сдавая бутылки в приемный пункт. У нас был даже специальный кошелечек для денег. Однажды я зашел туда с горящим веником, который изображал факел. К сожалению, я не знал, что веник быстро горит... Когда он вспыхнул, я отбросил его в сторону, и он упал на солому. Бомбоубежище мгновенно загорелось. К счастью, пожарные быстро приехали и все потушили. После этого эпизода бомбоубежище запаяли, и наши сокровища остались там. Наверное, до сих пор там находятся.
— В финале спектакля “Шут Балакирев” ты играешь на гобое. Профессионально знаешь этот инструмент?
— Мой папа 25 лет играл на гобое. В Большом театре, поэтому это у меня наследственное. С четырех лет я начал заниматься на фортепьяно, поэтому в первый класс музыкальной школы поступал как пианист, но потом переквалифицировался на гобоиста. Зная о моих способностях, на первом курсе ГИТИСа режиссеры меня часто эксплуатировали. В первый полугодовой зачет я сыграл на четырех инструментах, включая те, на которых никогда играть не умел, — на балалайке и трембите (это огромный рог, куда дуют горцы). Я всегда мечтал играть на трубе и гитаре, но со струнными у меня не сложилось. Дома играю только на синтезаторе “Ямаха”, мешая жене спать.
— Соседи не жалуются?
— Мне повезло. У меня за стенкой живет бабушка, которая не очень хорошо слышит. Однако не повезло в другом. Ровно в восемь часов утра она встает и громко включает телевизор. Сначала я возмущался, стучал в стену, а потом подумал, что сам когда-нибудь стану пожилым и молодежь мне будет мешать жить.
— Твоя жена — актриса?
— Да, мы вместе учились в ГИТИСе. Но нашли друг друга только в самом конце обучения. Сейчас Ульяна репетирует в антрепризном проекте. У нас сумасшедшая семья, потому что мы оба артисты, а в актеры нормальные люди не идут. Главное, у нас нет ревности к успеху друг друга. Она мне много помогает, в чем-то я ей подсказываю.
— Наверняка у вас были веселые студенческие годы?..
— Один раз меня Андрей Александрович Гончаров чуть не убил палкой, на которую опирался при ходьбе. А дело было так. Мы устроили в ГИТИСе капустник на тему “Титаника”. Курс Захарова всегда выступал последним, потому что после наших представлений, где в ход шли торты и вода, сцену нужно было очень долго убирать. Наш “Титаник” был самым малобюджетным проектом, он стоил всего 54 рубля — на эту сумму мы купили петард. В общем, мы немного походили по авансцене, начали “грузить ящики на корабль”...
Когда зрители примерно поняли, о чем пойдет речь, мой сокурсник вырубил рубильник. В зале погас свет, а на сцене наступил ужас. В темноте у каждого студента были свои обязанности: Дима Дюжев (Космос из сериала “Бригада”. — Авт.) тряс кусок огромной жести, изображая гром, кто-то бил бутылки, другие поджигали петарды, третьи обливали зрителей.
А когда мы в темноте начали вертеть дальнобойными фонарями, у пришедших возникло полное ощущение хаоса. В то время как наши главные герои стояли в знаменитой позе Ди Каприо и Кейт Уинслет на носу корабля, один из студентов обливал их водой. Это были абсолютно дешевые эффекты, но зрители дико веселились.
Гончаров так радовался, что чуть не убил меня палкой, пока я бегал из зала на сцену. Он так активно стучал ею по полу, что несколько раз задел меня. Несмотря на то что меня “покалечили”, я был счастлив, потому что никогда так не действовал на зрителя, как тогда.
— На что жил во время учебы? Признайся, подрабатывал Дедом Морозом?
— Знаешь, помню однажды в Новый год я должен был вести вечер для детей. Совершенно не знал, что надо говорить, но нарядился в костюм Деда Мороза, приклеил бороду и вышел на сцену. До сих пор не могу понять, почему вдруг заговорил голосом Бориса Ельцина... Но дети были в диком восторге от того, что к ним на Новый год пришел сам Борис Николаевич. Главное правило, когда ты работаешь Дедом Морозом, — не садиться за каждый стол. Поздравил — и беги дальше. Вот Олег Иванович Янковский тоже говорит, что актер должен работать на голодный желудок, потому что, если кушать или спать перед спектаклем, ничего не получится.
— И как это правило? Соблюдается?
— К сожалению, часто его нарушаю — работаю на полусытый желудок. Когда пошел “Балакирев” и одновременно начались репетиции спектакля “Укрощение укротителей”, я приезжал в театр к одиннадцати утра. В два часа дня репетиция заканчивалась, но ехать домой смысла не было, поскольку живу далеко, а вернуться обратно нужно к 17.00. В свободное время спал в гримерке, а потом начинал бодрствовать и готовиться к спектаклю.
— Твой основной партнер по “Шуту Балакиреву” — Олег Янковский. Как произошло ваше первое знакомство?
— На репетиции. Когда я начал читать текст, Олег Иванович сидел напротив меня в своей знаменитой специфической позе, закрывая ладонью рот и смотрел в мою сторону. От его взгляда мне стало страшно. Тогда я не знал, что это его обычное состояние и так он смотрит на всех.
Сейчас мы в очень хороших отношениях, Олег Иванович во всем мне помогает. А поначалу Захаров мне говорил: “Перед репетицией ни с кем не разговаривай, ходи и настраивайся!”. В этом отношении Марк Анатольевич абсолютно прав. Я заметил, что, как только я начинаю болтать за кулисами, особенно когда играю главную роль, допускаю ошибки. Один раз доболтался до того, что на сцене не туда повернул. Мне нужно было повернуть на сцену, а я побежал переодеваться. В итоге ребятам, с которыми мы играли мизансцену, пришлось петь вместо полутора куплетов три с половиной. Не представляешь, как мне стыдно было! Когда я все-таки появился на сцене, один из поющих тихо-тихо сказал: “Да, пора бы уже выйти!”.
— Когда ты только появился в театре, наверное, актеры уровня Збруева, Янковского, Броневого казались тебе небожителями. Сейчас отношение к ним как-то изменилось?
— Каждый раз я удивляюсь тому, что выхожу на сцену с ТАКИМИ людьми. Конечно, мы общаемся, они мне всегда помогают советом. Но чувство гордости, что я общаюсь с НИМИ, не покидает до сих пор. Леонид Сергеевич Броневой очень трепетно ко мне относится, и я всегда могу обратиться к нему с любым вопросом, он обязательно поможет.
— Мне говорили, в детстве ты хотел стать священником. Что помешало?
— В пионерском возрасте бабушка часто брала меня в церковь. Тогда я мало понимал, что происходит, но мне нравилось в церкви: красиво, золотая одежда священников. А в 90-м году я сходил на Рождество, где мне подарили катехизис, в котором было написано, что христианин должен ходить в церковь каждое воскресенье. В итоге я начал исправно ходить в церковь каждое воскресенье. Потом стал в ней петь, в 93-м — прислуживать. Мой духовник хотел меня отправить служить в Кусково, вести в семинарии сектоведение. Но священником я стать не сумел, поскольку на мне есть каноническое прещение. Мой грех в том, что я второженец.
— Тогда объясни, как ты попал из церкви в театр?
— Просто параллельно учился в консерватории. Потом поступил в Гнесинку, где не доучился, а затем в ГИТИС. Когда узнал, что набирает Захаров, выучил басню “Свинья под дубом” и читал ее вплоть до третьего тура. Марка Анатольевича не было ни на первом, ни на втором туре. Зато он появился на третьем, сурово посмотрел на меня и спросил: “Ну, что читать будете?” Я сказал, что с прозой у меня никак не складывается, и прочитал ему эту басню. Марк Анатольевич сказал: “Попробуйте все-таки прочитать прозу, может быть, получится”. Он так произнес это слово “получится”, что я понял, что мои шансы равны нулю. К счастью, все вышло наоборот. Я благодарен двум людям — моему отцу и Марку Захарову. Папа меня научил одной профессии, Марк Анатольевич — другой.
— У актера Сергея Фролова много поклонников?
— Не знаю, можно ли это отнести к поклонникам, но один раз меня снимали на видеокамеру при выходе из служебного входа. А однажды в метро мама, которая была занята ребенком, вдруг увидела меня и сказала: “Ой, здравствуйте!”. Я сказал: “Здравствуйте” — и пошел дальше. Но сразу понял — узнали. Честно скажу, было приятно!
