В кино так бывает, что крохотные эпизоды становятся куда звезднее больших и главных ролей. Так случилось и с ним. Двухминутный эпизод у Гайдая в “Бриллиантовой руке” сделал Леонида Каневского суперпопулярным. Абракадабру, которую изрекает его греко-турок, абстрактно восточный человек в майке и с шерстяными плечами, молодежь знала тогда наизусть. Да и сейчас кто не помнит непереводимое: “цигель-цигель, ай лю-лю!” или легендарное “чьерт побьери!”?
Впрочем, подлинная грандиозная известность пришла к Каневскому только с погонами задумчивого телемайора Томина, который в последних сериях милицейского эпоса “Следствие ведут Знатоки” дослужился до полковника.
Казалось бы, от добра добра не ищут. Но он пустился в поиски. И нашел свое счастье... в Израиле. Вот уже 11 лет Леонид Каневский живет и работает на Ближнем Востоке.
— Год назад вы снялись в первой после 89-го года серии “Знатоков”, сейчас — новые съемки. Участие в продолжении знаменитого сериала — не следствие вашего скорого возвращения в Россию?
— А я и не уезжал из России окончательно. У меня здесь сохранилась квартира, и паспорт российский, между прочим, имеется. Я не рвал корней, не сбегал из страны, не просил политического убежища. А ностальгия? Нет, она меня не мучает. Мне кажется, это старое слово, устаревшее. Ее попросту нет. Многие жалуются, а я вот этого, убей меня, не пойму. Если ты ностальгируешь, продай хоть последнюю рубашку, а вернись. У меня же ностальгия по времени, по людям, по местам, которые нельзя вернуть. По нашему клубу ВТО, например, где мы все в молодости встречались, где на трешку можно было провести весь вечер. Вот это ностальгия. И если сердце сжимается, беру билет и прилетаю.
— Чем тогда можно объяснить глобальный исход наших актеров-эмигрантов из-за границы? Михаил Козаков, Валентин Никулин, Елена Коренева... Список можно продолжить...
— К ним, все вопросы к ним. У тебя есть их телефоны, позвони и спроси. У меня ты можешь узнать только про меня. Я ни секунды не жалею о своем выборе.
— Даже сомнений не было у вас, у заслуженного артиста СССР, когда уезжали, по сути дела, в неизвестность?
— А для меня одного миллиона зрителей вполне достаточно (улыбается). Я вообще никак не изменил свою жизнь. Другое дело, что сделать такой кувырок в 50 лет действительно не просто. Но на дворе стоял 91-й год, такого театрального бума, как сейчас, не было, залы — полупустые, стало непонятно, для чего вообще мы все существуем. А тут интересное предложение от израильского театра “Гешер”. Мне стало просто любопытно.
— То есть до 91-го года мысли об эмиграции не посещали?
— Нет. Я к 91-му успел весь мир объехать. И в Америке был, и в Германии, и во Франции. В Швеции даже пару месяцев поработал, вел мастер-класс в театральной школе в Мальме. Везде ездил вместе с семьей, по приглашению, по турпутевке. Ни разу не возникало мысли: “Вот бы здесь остаться!”. Я понимал, что буду за рубежом человеком восьмого сорта, даже если стану очень богатым, что мне никогда не грозило.
И только в Израиле, куда я в 90-м вместе с Мишей Козаковым и Валей Никулиным поехал на гастроли, у меня не возникло ощущения, что я за границей. Комфорт во всем, даже в погоде — жару я просто обожаю.
Тем более там сразу предложили самое настоящее дело — участие в проекте, причем в новом проекте. И я, 50-летний, ощутил себя словно в молодости, как в 60-х, когда все только начиналось. Так что не от материального недостатка я уехал или отсутствия, скажем, колбасы на прилавках.
— А отчего? Может, оттого, что к тому времени завершились, как тогда казалось, навсегда, съемки сериала “Следствие ведут знатоки”, сделавшего вас популярным артистом. Может, просто оказались не у дел?..
— Ну, это смешно. У меня же был театр, да и в кино перед самым отъездом я снялся в двух картинах: “Смерть в кино“ Кости Худякова и “Претендент“ с Леней Филатовым в главных ролях. И на радио много озвучивал, и концерты, и приглашения в поездки.
— Как, кстати, семья отнеслась к отъезду? Ваша жена — русская?..
— Нет, еврейка.
— А, ну тогда все проще.
— Ха-ха, я тебя вынужден огорчить. Русские жены гораздо чаще вытаскивали еврейских мужей в Израиль, быстрее их схватывали иврит и прекрасно там себя чувствовали.
— Тем не менее с ивритом пришлось помучиться?..
— Да, сложно пришлось. Первые годы мы еще чего-то ерепенились, доказывали, что нужно, мол, ТАК играть. Но нам объяснили, что так на иврите теряется весь смысл. Пришлось привыкать. Все приходилось воспринимать только на слух. Было страшно даже не то, что ты забудешь текст, а то, что партнер не скажет последнюю реплику, а ты на нее ответишь. Потом все случалось и наоборот. Ты не поверишь, но иногда на русских спектаклях, которые мы играем значительно реже, чем на иврите, со мной происходят странные вещи. Какое-то слово вылетает, вспоминаешь его на иврите, быстро переводишь и выдаешь уже по-русски.
— Леонида Каневского можно назвать стопроцентным израильтянином?
— Да нет, конечно. Я — россиянин, просто живу и работаю в Израиле. Я люблю эту страну, мне там комфортно.
— Признайтесь, только честно: за 11 лет ни разу не возникало желания все бросить и вернуться домой?
— Я за 40 лет актерской жизни ни разу не солгал зрителю (говорит очень строгим голосом). Я всегда говорю только то, что на самом деле происходило со мной и с моими друзьями, только то, что есть. Такого желания, о котором ты говоришь, у меня не возникало ни секунды. Знаешь, главное — это быть здоровым, но богатым, чем бедным, но больным.
— Наверное, неплохо в Израиле устроились: домик небось трехэтажный на берегу Красного моря...
— Ага, разбежался — съемная квартира в Тель-Авиве. Все! В Израиле жилье безумно дорогое. Так что живем по-скромненькому. У меня каких-то супергонораров нет. Жена — филолог по образованию, а там это очень невостребованная профессия. Супруга года два уже не работает постоянно.
Дочка окончила университет, работает сейчас на телевидении художником по костюмам. Вот, приезжай — хорошая невеста, красивая девочка, живет отдельно...
— Давайте вспомним о “Знатоках”. Как у вас складывались отношения с Шуриком, вашей, так сказать, звездной ролью? Фамилии Каневский и Томин никогда не путали?
— Нет, фамилию я не путал — народ путал. Часто совершенно незнакомые люди у меня спрашивали совета по каким-то юридическим вопросам. И я начинал рассуждать и советовать и вдруг ловил себя на мысли: а что, собственно, я делаю, куда лезу? Одна женщина приехала ко мне аж из Сухуми. Ей сказали, что решить ее вопрос может только майор Томин. Нам присылали безумные горы писем, в том числе и на Петровку, 38. Так и писали: майору Томину и полковнику Знаменскому. Как я после этого могу относиться к своему герою? Разумеется, с уважением. Мне не в чем его упрекнуть.
Конечно, постоянно приходилось слышать некий шумок в театре, перешептывание: “Шурик, Шурик!” Однажды мы с Георгием Мартынюком играли двух заключенных, действие происходило в тюремной камере. И вот тут реакция в зале была чуть дольше, раздавалось хихиканье, мол, “знатоки” — и в тюрьме. Но это быстро проходит. Дальше уже мое дело, профессиональное, актерское, как заставить зрителя отвлечься от узнаваемого образа, перевоплотиться.
У меня из-за Томина ушла только одна роль. Причем меня уже утвердили, даже костюмы сшили на “Ленфильме”, но режиссер испугался. Ему мягко так намекнули, что Томин — знаковый персонаж и не стоит его использовать в этой картине.
— Интересно, как осуществлялся отбор на три столь ответственные роли?
— Очень просто, обычными пробами. Никакого досье на нас не составлялось, КГБ не проверял. Хотя консультантом у нас был замминистра МВД.
Нам повезло, потому что режиссер первых серий “Знатоков” Вячеслав Бровкин раньше сделал с нами много телеспектаклей. Можно сказать, в сериал мы попали по блату. Должна была сниматься еще Аня Антоненко, актриса из Театра на Малой Бронной, но она забеременела, поэтому возникла Эллочка Леждей. Нас всех утвердили, сняли первую серию. Ну а дальше — безвыходное положение. Может, конечно, мое лицо кого и раздражало, но тем не менее...
— Тяжело столько лет работать в одной команде?
— Если бы мы не совпадали человечески, то просто не смогли бы столько вместе путешествовать. На карте Советского Союза, думаю, нет ни одного населенного пункта, где мы не были с концертами.
После 89-го года, когда “Знатоков” прикрыли, мы с Мартынюком часто созванивались, встречались. С Леждей вот меньше — она последние годы вела затворнический образ жизни. Трагическая история... Она закрылась, не общалась абсолютно ни с кем. Даже сыну наказала никого на свои похороны не звать.
Это несчастье, которое коснулось не только ее. Масса замечательных актеров, актрис уходила из жизни без копейки денег — похоронить даже не на что было.
— Приходилось слышать, что у Георгия Мартынюка в жизни тоже был не простой, скажем так, запойный период...
— Да нет, это фигня. Просто он серьезно болел, сделал операцию. Сейчас мы с ним снимались, так он выглядит замечательно: энергичный, подтянутый. Нет, с ним все в порядке!
— Ну и хорошо. Скажите лучше, как вам съемки на родном русском языке после более чем десятилетнего перерыва?
— Кайф! Так здорово, когда на съемочной площадке все говорят на родном языке, когда все улавливаешь буквально с полуслова, с полузвука. Я с удовольствием общался с режиссером, коллегами. И все по-русски! Съемки шести серий пролетели на одном дыхании.
— Сейчас в фаворе “Менты” и “Бригады”. Нет опасения, что “Знатоки” не покатят?..
— Не боюсь. Рейтинг рейтингом, но, думаю, у нас будет свой зритель. При всей сегодняшней иронии к наивности тех сюжетов, тех дел, того криминала. Думаю, нашего зрителя, наверное, интересует что-то другое: наши персонажи, характеры, игра ума, в конце концов. Да, у нас нет стрельбы, гонок, взрывов. И тем не менее “Знатоков” смотрят, сколько бы раз их ни повторяли. И новые серии, уверен, будут смотреть.
— Леонид Семенович, в вашей кинокарьере ведь была еще одна роль, которую, уверен, запомнят надолго, — контрабандиста в “Бриллиантовой руке“..
— Да, интересное тогда было время... (задумчиво вздыхает). Телевизоров почти ни у кого нет, и “Бриллиантовую руку“ смотрели по сто раз в кинотеатрах. И это было похлеще нынешнего телевидения — в один момент я стал знаменитым. Слава богу, я понимал всю эфемерность этой ситуации. Жить дальше, оставаясь на той же высокой планке, не опуститься, не упасть — вот это важно.
— Тот самый “непереводимый народный фольклор” был специально написан сценаристом или сочинялся прямо на площадке по ходу съемок?
— Нет, в сценарии у моего героя было буквально две фразы. Я уж там дописал себе моноложек, состоящий из фамилий и имен друзей, а также из ругательств на разных языках. Ты же понимаешь, если переводить на русский — там был бы один мат. Так что можно сказать, я стал соавтором нашего сценариста Яши Костюковского. До сих пор помню наизусть все фразы из того диалога, все эти “пербако кастелло де мембрано” и “березина куманито”, не говоря уж про навязшее “цигель-цигель, ай лю-лю!”.
— Еще говорят, на съемках именно вы падали вместо Никулина с коронным криком “чьерт побьери!”.
— Да. Юра, поскальзываясь на арбузной корочке, никак не мог попасть в кадр — все время пролетал мимо камеры. Один дубль, второй, третий — впустую. Гайдай начал нервничать. Я уж не выдержал, говорю: “Давайте, что ли, я попробую”. Мы с Юрой переоделись, я надел его брюки, туфли, попал на эту корочку, скользнул, и это сняли. Буквально за пару дублей. Поэтому я всегда рассказываю, что нижнюю половину Никулина играл я, а уж верхнюю доигрывал он сам. Но когда сам смотрю картину, ничего не замечаю. Знаю только, что взлетают вверх мои ноги.
— Мы обсуждаем дела минувших лет. А новые работы с российскими режиссерами, надеюсь, не за горами?
— Не знаю. Год назад, когда “Знатоков” реанимировал Владимир Хотиненко, мне просто повезло — в театре были окна. А когда стали снимать новые серии, в театре пошли мне навстречу — взяли дублера. Новых предложений из России пока нет, честно признаюсь. Если появится какая-нибудь толковая роль, приму ее с благодарностью и удовольствием.
— Даже если из столичного театра поступит предложение?
— Я — не возвращенец, я работаю в Израиле в театре, и меня все там устраивает.
— Да, но сейчас не начало 90-х. В Москве действительно театры собирают полные залы.
— И мы полные залы собираем. Между прочим, зрители в Израиле более открытые, раскрепощенные. Они не сидят небрежно в креслах, а сразу готовы воспринимать и соучаствовать.
Московских же зрителей сначала надо как следует раскачать, взять за горло и держать, держать, держать! К тому же у многих такое отношение к нам, артистам, мол, я деньги заплатил, ну-ка, что вы покажете? И попробуй заставь его пойти за собой. Ага, как же!
— Хотите сказать, столичный зритель вам не по душе?..
— Мне по душе хороший зритель. Все. На разговоры о политике ты меня не столкнешь! (Смеется).
