Андрей Краснов, верный напарник русского “Джеймса Бонда” Лехи Николаева из “Агента национальной безопасности”, вечно небрит и выглядит так, будто все время с похмелья.
Сыгравший Краснова питерский актер Андрей Краско точно такой же — подкатил на встречу на раздолбанной “шестерке”, которая заглохла прямо перед моим носом.
“Черт, снова сел аккумулятор”, — обреченно вздохнул актер и, задумчиво почесав недельную щетину, полез под капот. Сдохший аккумулятор никак не желал оживать, и тогда Андрей просто водрузил его себе на шею и понес домой.
— Андрей, для вас уходящий 2002 год стал очень удачным. Вы снялись в “Копейке” Ивана Дыховичного, “Олигархе” Павла Лунгина. И по рейтингу независимого агентства “Гэллап-медиа” оказались в номинации “Открытие года”.
— Да, повезло. Наконец-то взяли в большое кино! А у меня между тем имелись все шансы так и остаться в кинематографе придурковатым агентом Красновым, напарником Лехи Николаева. Но Ваня Дыховичный взял меня в “Копейку”, а в последний день съемок вдруг позвонили от Лунгина. В “Олигархе” на самом деле мою роль должен был играть Андрей Панин, но он по каким-то причинам не смог.
— У вас такая внушительная щетина. Это имидж или того требует новая роль?
— Да, сейчас в Киеве заканчиваются съемки шестисерийного кино по сценарию Юрия Рогозы. Это история про девушку, которая в свое время уехала с Украины на Запад, много там работала, вошла в десятку лучших журналистов мира, а теперь вернулась на родину поднимать российское телевидение. Я в этой картине играю ее постоянно небритого оператора.
— Еще где-нибудь снимаетесь?
— У Владимира Хотиненко играю тщательно выбритого капитана подводной лодки. Кино будет называться “72 метра, или Прощание славянки”. Только что закончились съемки 24-серийного телесериала Димы Месхиева “Линия судьбы”. В этом проекте я азербайджанец. Уже совсем другой образ. Мой герой торгует на рынке и ухаживает за дамой, у которой снимает комнату, в надежде, что она отпишет ему наследство.
— У вас наверняка в плане кино сегодня уйма интересных предложений. Как их сортируете?
— Никак не сортирую, на все соглашаюсь. Машину нужно приличную, квартиру. Сами видели мою старенькую “шестерку”.
— Не верю, что в кино плохо платят.
— Да нет, платят нормально. Но не столько, чтобы за раз купить новенькую “Субару” за 20 тысяч долларов. На что деньги трачу? Квартиру снимаю. Много уходит на шмотки, на еду, на ребенка. На напитки иногда... Короче, копить у меня не получается.
— В этом году вам исполнилось 45 лет. Где же раньше пропадали?..
— Чем только не занимался: джинсы шил, юбки, куртки... На частной квартире был открыт настоящий цех по пошиву одежды. Нам привозили ткань рулонами: с утра до вечера я все это дело раскраивал, а потом строчил на машинке.
Полтора года работал на автоагрегатном заводе руководителем танцевального кружка, или попросту диск-жокеем. Чередовал себе модные песни и получал, кстати, в три раза больше, чем в театре. На кладбище работал “негром”, цемент месил, оградки ставил. Одно время книжки продавал. А в разгар антиалкогольной кампании, когда в общественных заведениях резко запретили выпивать, мы с друзьями придумали хитрую сумку-разливайку со специальным карманом для бутылки. К карману был приделан клапан для горлышка. Бутылка крепилась липучками, чтобы стояла вертикально и, не дай бог, не пролилась. Открываешь клапан, наклоняешь сумку — и наливаешь нужное количество жидкости. Короче, порядка 8 лет я работал не по специальности. Не брали меня в театры.
— Странно, по всем параметрам у вас должна была быть очень успешная карьера: отец — известный драматический актер Иван Краско, учились в престижном театральном вузе. И вдруг — в театр не брали! Почему? Из-за алкоголя?
— Проблемы с алкоголем есть у всех артистов. Или почти у всех. Дело в другом. После театрального института весь наш курс был “подарен” первым секретарем Ленинградского обкома партии Григорием Романовым первому секретарю Томского обкома партии Егору Лигачеву. В Томске я проработал два года. Затем уже в родном Питере поступил на работу в Театр Ленинского комсомола (сейчас он переименован в “Балтийский дом”), где играл грузинского милиционера в спектакле по роману Нодара Думбадзе “Кукарача”. И вот как-то решил замминистра внутренних дел Чурбанов прислать на этот спектакль высокое милицейское начальство и дать ему оценку. Приехали полковники и генералы из Москвы. Вообще-то им спектакль понравился. Но они заметили, что у меня “пуговичка застегнута не по форме и рукава закатаны”. Так и написали в отчете, что поведение исполнителя роли инспектора райотдела города Тбилиси не соответствует моральному облику советского милиционера. Буквально в два дня меня загребли в армию. Сослали на Крайний Север в Архангельскую область в ПВО. После армии я вернулся в город, стал соваться в театры, но бесполезно.
— Чем режиссеры мотивировали свой отказ?
— Да разное говорили. Например, что я пью. Я говорю режиссеру: “Выйдите сейчас в зал, где идет спектакль, и посмотрите на сцену. У вас там человек стоит под углом в тридцать градусов”. Что еще? Говорили, что такие артисты, как я, в труппе уже есть. Еще попрекали постоянными плохими отношениями с администрацией.
— Любите поскандалить?
— Не люблю, когда мне хамят. Помню, в Театре Ленинского комсомола была срочная работа — спектакль “Роман и лед”. Огромная роль, длинный спектакль, я вообще не ухожу со сцены. На репетицию — всего три дня. Я пошел к администратору с последней репетиции, в костюме, мне нужно было два билета для моей девушки и ее подруги. А там сидит такое обтекающее жиром животное в кожаном пиджаке, моего возраста, и говорит, что билеты нужно за два дня заказывать. Ну, я снял костюм прямо у него в кабинете, положил на стол и сказал: “Сегодня ты будешь сам играть”.
Каждый должен заниматься своим делом. Администрации нельзя забывать, что они кормятся от артистов.
— Расскажите, как вам все же удалось пробиться на телеэкраны.
— Повезло. Судьба свела с режиссером Александром Рогожкиным. Началось все с сериала “Улицы разбитых фонарей”. Я сыграл в крохотном эпизоде роль преступного авторитета. Потом месяца три-четыре бомбил на машине. Очень, кстати, удобный заработок. Попадется кто-нибудь пьяный — много денег даст. И вдруг звонит Рогожкин! Говорит, у него специально для меня есть сценарий. Это был фильм “Операция “С Новым годом!”. Потом Александр Владимирович под меня переписал “Блокпост”. В фильме мой прапорщик Ильич носит берет, который положен только особо отличившимся бойцам спецподразделения. Мне льстит, что после “Блокпоста” ребята-спецназовцы сказали: “Ты свой берет заслужил!”.
— Но все-таки серьезно засветиться удалось только в “Агенте национальной безопасности”...
— Да, просто подфартило. Я тогда опять сидел без работы и вдруг узнал, что мой друг Вовка Вардунас, с которым еще с пятого класса дружим, пишет сценарий нового сериала. А у режиссера “Агента” Дмитрия Светозарова я в 84-м снимался в “Прорыве”. Короче, я Володьку попросил написать и для меня рольку. Светозаров не возражал. Поскольку в первой серии напарник Леху предает, во второй на свободное место “назначили” меня. На самом деле Светозаров еще хотел посмотреть, получится ли у меня. Получилось... Я сыграл еще в 35 сериях!
— У вас много общего с вашим героем?
— Что-то общее, конечно, есть... Мама моей последней жены Лены, с которой мы познакомились как раз на съемках “Агента”, когда смотрела сериал по телевизору, высказывала ей: “Что за придурошный?! Он и в жизни такой же идиот?!” Правда, когда через несколько месяцев мы познакомились, она извинилась.
Просто есть некие законы жанра. Классическая ситуация: существуют два напарника. Как Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Один — умный, второй — придурковатый. Мой Краснов просто не любит делать лишнюю работу, брать на себя ответственность. Будет говорить начальству “не понял”, пока работу не отдадут другому.
— Почему же придурковатый? Напротив, по фильму он хороший семьянин. А у вас, говорят, с женами полная неразбериха?
— Да ладно, хороший семьянин! Он просто под каблуком у жены. Я не такой, это точно. Официально я женат два раза. Первый раз — на своей однокурснице. Второй раз я женился в 80-м году на польской гражданке, после того как она родила сына.
— То есть если бы не ребенок, вы бы не женились?
— Нет...
— Понятно. А почему вы расстались?
— После свадьбы жена сразу уехала жить в Варшаву. С тех пор я ее видел, чтобы не соврать, два раза. Хотя мы регулярно перезваниваемся, общаемся, потому что у нас есть Ванечка. Сынок приезжает каждый год в Питер отдохнуть, навестить дедушку и папу. Ваня несколько раз ездил со мной на съемки, даже снялся в одном из эпизодов “Агента”.
— Чем Ваня вообще занимается?
— Он закончил в Польше кулинарное училище, у него диплом бармена и повара. Он — западный ребенок, более прагматичный, что ли. Сказал, что должен первым делом получить профессию, которая всегда его прокормит. А так он снялся в Польше в одном популярном молодежном сериале вроде “Беверли-Хиллз 90210” в одной из главных ролей.
— Вы сказали, что познакомились с вашей последней женой Леной во время съемок “Агента”. История знакомства — романтическая?
— Скорее анатомическая... Лена работала на картине ассистентом режиссера. Как-то в перерыве я присел на низкий поребрик покурить. Тут Лена подошла — в очень короткой юбке. Стоит рядом и с кем-то разговаривает. Я на нее смотрел-смотрел, а потом поднял голову и спросил: “Ты знаешь, что у тебя ноги красивые?” Так все и началось. Теперь мы живем вместе, снимаем квартиру. Правда, официально еще не женаты. Из-за того, что с польской женой я еще не развелся. Она ленивая, а у нас в судах такие длинные очереди...
— Неужели у коренного петербуржца нет своей жилплощади?
— У меня есть второй сын — маленький Кирилл. Ему четыре с половиной года. Мы часто видимся. Он очень хозяйственный. Все двери должны быть закрыты, форточки тоже, мусор надо выбрасывать именно в ведро, посуда и игрушки должны быть помыты. Кирилл, как и я, любит машины. Все знает: как сигнализацию снять, куда ключ вставить, где включаются “дворники”, где выключаются фары. Смотрит мои фильмы. Однажды смотрел “Бандитский Петербург” — серию, где меня застрелили. Когда я упал и помер, он сказал: “Все, папа к нам больше не придет!” Так вот, Кирилл вместе со своей мамой, с которой мы когда-то недолго встречались, живет в квартире моего отца. А я снимаю другую квартиру...
— Широкий жест. А подарить миллион роз любимой женщине смогли бы?
— Миллион алых роз? А куда их девать-то?!
— Как дела с поклонницами? Популярность-то свою ощущаете?
— С поклонницами у меня спокойно. Я — человек в возрасте. Это Мишу Пореченкова обычно на части рвут. Хотя... нет, меня тоже люди узнают. Сидели мы как-то в кафе со старшим сыном. Подошли девушки, попросили автограф. И протягивают мне ручку и... прокладку. Говорят: “Извините, ничего другого нет”. Ваня тогда долго смеялся: “Вот она, Россия!”
Часто гаишники тормозят: “О! Краснов! Как там Леха?” И прощают, если пьяный или превышение скорости.
— Ну и как там Леха? Дружите?
— Я дружу и с Мишкой Пореченковым, и с Костей Хабенским. Даже спектакль сообразили на троих — “Смерть Тарелкина”.
— Как вообще сегодня у вас складываются отношения с театром?
— Честно говоря, вяло. Занятость бешеная. У меня есть один спектакль — “Москва—Петушки”, я его играю раз в месяц, да и то не всегда. Со “Смертью Тарелкина” та же история. То Пореченков уехал на два месяца, то Костя на съемках, то меня вдруг дернут.
— Морально готовы снова строчить джинсы?
— Я знаю, что никому ничего не буду доказывать. Приду в театр, скажу: “Возьмете?” Нет? И не надо! С кино, я думаю, тьфу-тьфу-тьфу, полегче будет. Режиссеры, как правило, снимают свою команду. Будет свежее кино у того же Хотиненко — хотя бы на эпизодик, но он меня позовет.
— Создается впечатление, что у актера Андрея Краско совсем нет амбиций...
— Как же так? Правда? Нет, без амбиций у нас никак. Профессия обязывает.
— И как далеко они простираются?
— Хочу стать лучшим.
— Лучший — это что за категория?
— Даже не знаю. Сыграть хочется кое-что. Правда, для многих ролей уже возраст не тот. Вот “Ричарда III” еще можно успеть, хотя стихи я не люблю.
— Извините за нескромность, а как у вас сегодня с алкоголем? Завязали?
— Да нет, бывают запои. Когда работы нет, проблемы какие или просто усталость накопилась. В спортзал не хожу, на лыжах не катаюсь, зарядку я в 8-м классе делать бросил. Так что, кроме алкоголя, другой разрядки нет. Одна беда — остановиться не могу.
