25 января Владимиру Семеновичу Высоцкому исполнилось бы 65 лет. О его сыне Никите известно довольно много — журналисты не обходят Никиту Владимировича стороной. О сыне Высоцкого Аркадии неизвестно практически ничего.
Мы встретились с ним у проходной “Мосфильма”. Аркадий Владимирович мне напомнил водителя такси — из тех, прежних. Не хватало только кепки с металлической литерой “Т”. Добродушный, деловой. Такой расскажет о городе больше, чем все вместе взятые экскурсоводы с гидами.
— Аркадий Владимирович, что вы в двух словах можете о себе рассказать?
— Мне 40 лет. Поступил во ВГИК в 1984 году, а в 1989-м его окончил.
— С однокурсниками общаетесь?
— Общение кончилось в 1989-м.
— Хорошо. Чем после института занимались?
— Писать полнометражные киносценарии я начал еще в 88-м. После института работал на студии Довженко. Дебютировал фильмом “Неистовый Крейсберг” (Казахфильм, реж. Мурат Альпиев). Получил приз в Тбилиси за короткометражную картину “Черная яма”. Еще был приз за картину “Дальний путь” в Канаде.
В 1995-м я попал на телевидение ко Льву Новоженову, бегал с микрофоном, снимая сюжеты для программы “Времечко”. Работал в программе Владимира Познера “Мы”. Сначала корреспондентом, после редактором. Я у Познера многому научился. Например, правильно ставить задачу, быть кратким и внятным. Он отбил у меня любовь к экспериментам, хотя вначале ему это нравилось. Я глубоко уважаю Познера, и меня всегда поражала его способность работать с большим количеством людей.
— Когда вам хорошо работается?
— Когда нет начальника. А если он и есть, то должен объединить всех своей идеей и каждый сотрудник должен отвечать за свой кусок работы или за поставленную ему задачу. Университет Натальи Нестеровой, где я преподаю, отвечает этим условиям и, на мой взгляд, делает хорошее дело. Заплатил деньги — учись. Это как раз интересно, потому что нет жесткой градации, как было во ВГИКе.
— В него сложно было поступить?
— Наверное, сложно. Но я был взрослым человеком, мне было 22 года. Творческий конкурс прошел нормально. Потом выдержал конкурс 20 человек на место, сдав семь экзаменов. Компания на сценарном отделении сложилась “сумасшедшая”: Рената Литвинова, Рома Качанов и другие. ВГИК — это целый мир, своя республика. Там учиться было интересно, а не просто красиво проводить время, пить, как все студенты, пиво, хотя и от этого я никогда не отказывался.
— Припомните интересный эпизод из студенческой жизни...
— Да ну, вся жизнь — это сплошные интересные эпизоды. Было интересно в Питере, когда снимали фильм “Яха”. Виктора Цоя снимали три дня в кочегарке, с музыкантами, и там все очень подружились. Потом они приезжали в Москву, жили все у меня.
Знаете, если рассказывать анекдоты из жизни, это значит — ничего не рассказать. Не в них дело.
— Чем увлекаетесь?
— Компьютерными игрушками. К сожалению, очень мало свободного времени. А так... гонял бы монстров по лабиринтам! У меня на другое хобби просто нет времени: семья, ребенок, огромная кавказская овчарка Бобик.
— Суровая?
— Нет. Наверное, все собаки похожи на своих хозяев. Она общительная, добрая, правда, может иногда и укусить.
— Где предпочитаете отдыхать?
— В Болгарии, в Бургасе. Это мое любимое место отдыха, хотя посещал и другие курорты — Мальдивы, Шри-Ланка...
— Как познакомились с женой — Надеждой?
— У меня был тяжелый период. Я окончил институт, прервался мой прекрасный роман с однокурсницей, погиб близкий друг. Негде было жить. Осложнились отношения с родителями, с отчимом.
На покупку квартиры денег не было, я жил в общежитии, где познакомился с 19-летней студенткой экономического факультета. Ну а дальше само как-то сложилось...
— Что цените в людях?
— Ценю доброту. Считаю это качество божественным, хотя человек я неверующий.
Ценю хороший вкус, чувство юмора.
— Ваши критерии совпали с критериями отца. Давая автографы, он писал: “Будь умным, красивым, добрым”.
— Он писал очень разные вещи, иногда даже одно слово: “Любви!”. С отцом мы виделись урывками, что называется, по праздникам, так что общался я с ним мало. Опосредованно я разговаривал с матерью, которая чаще общалась с отцом, а после его смерти — с его друзьями, которые оказали на меня очень большое влияние.
Сейчас, я думаю, мы с отцом разные люди. В юности мне казалось, что у нас больше общего. Впрочем, в юности хочется себя с кем-то сравнивать...
— Например, с кем?
— С Геннадием Шпаликовым, с героями оттепели — шестидесятниками. Мне всегда нравились Кончаловский, Тарковский. Многие приходили к нам домой. Например, Игорь Ясулович играл нам на фортепьяно те же этюды, что “долбали” на фортепьяно мы с братом, когда мама заставляла нас учиться музыке во втором классе. Меня хватило только на полгода. Шпаликова я видел в глубоком детстве, но впечатления остались.
— Самое яркое воспоминание об отце?
— Как он залез на дерево с ремнем. Он умел при помощи ремня лазать по деревьям, чему я так до сих пор и не научился. Тогда, году в 69-м, он приехал ко мне в детский сад-интернат (пятидневку) на станцию Отдых, и я хвастался тем, что залез на какую-то березку. Отец, обхватив гладкую толстую сосну ремнем, намотанным на руки, быстро на нее взобрался.
Там же отец рассказывал о Вильгельме Телле. Мы делали с ним луки и стреляли из них. Тогда он часто к нам приезжал на машине с Геной Яловичем, его сын Андрей был в детском саду вместе со мной. Еще отец приезжал с Всеволодом Абдуловым.
Любил он доставлять удовольствие окружающим: ходил на руках, делал “крокодила” на краю стола — стоял на одной руке, а другой мог взять что-нибудь и съесть.
У меня хорошая память, и свою жизнь я помню подробно, в деталях, и часто к ней обращаюсь. Это удобно — иметь хорошую память.
— Довольны собою как человеком?
— Я себя устраиваю, хотя есть что подправить. Есть люди, мнение которых я уважаю, но это не значит, что я хочу быть похожим на них. Есть люди, которые мне нравятся. Например, Александр Шабалов, руководитель службы спасения, где я работал, и который, несмотря на наши разногласия, не хотел меня увольнять с работы. Уважаю Игоря Масленникова, Эдуарда Володарского и своих друзей. Так же и в творчестве, я не хочу быть похожим ни на кого. Может, потому что, когда я учился, вокруг меня были люди ярче меня, я это понимал, и вначале меня это задевало. А потом мне стало интереснее найти в себе такое качество, которого у них нет. Поэтому то, что я делаю в жизни, ни на кого не похоже, ни у кого не заимствовано. Хотя было на кого равняться. На Ажару, девочку из Алма-Аты — подругу Литвиновой, на Лешу Саморядова, Сашу Башлачева, Цоя...
— Каким вам запомнился Башлачев?
— Я познакомился с ним в конце его жизни. Он был красивый, душевный человек без всякой заносчивости, без пафоса. Мудрый, с ним всегда хотелось посоветоваться. С музыкантами всегда приятно общаться. Мне всегда крайне легко было поехать в Петербург и переночевать у Славы Задерия или в полночь позвонить с вокзала Виктору Цою. Иногда вся группа “Кино” приезжала ко мне в Москву, я тогда жил в большой маминой квартире на Беговой. Несколько раз нас с Цоем выгоняла милиция. Проверяли у всех документы и выставляли за дверь. Помню, как у Юрия Каспаряна сержант берет паспорт и читает: “Прописан по улице Олеко Дундича”. Сержант говорит: “Давай шуруй в свои Фили!”. А Юра-то из Питера, там такая же улица!
— В плане музыки любите рок?
— Времена меняются и пристрастия тоже. В мое время любили “Uriah Heep”, “Pink Floyd”, “Led Zeppelin”, хотя нравился и стиль диско. Во время учебы во ВГИКе нравился Кэн. Один раз Цой мне привез кассету, где на одной стороне был Tom Waits (диск “Rain Dogs”), а на другой “UB-40”. Цой говорил: “Хорошая музычка, послушаем”. Он даже не знал, кто поет. Впоследствии музыку Вэйтса с этого диска я использовал в своем первом фильме. До этого, в 70-е годы, мы с друзьями прорывались на концерт группы “Машина времени”. Сейчас слежу за современной классикой.
— Когда почувствовали в себе сценариста?
— Не сразу. Сначала я писал рассказики сценарного вида, но это была литература, проза. Во ВГИКе это принималось, мне ставили хорошие отметки. Я осмелился и показал свои работы Сергею Соловьеву. Ему мои труды не понравились, чем он страшно меня обломал. Несколько месяцев я ничего не писал, пока Валерий Родин не попросил меня написать репортаж. Описание одного дня, без сюжетной линии. В это время Сергей Соловьев снимал “Ассу” по сценарию Ливнева “Здравствуй, мальчик Бананан”. Соловьеву не понравились диалоги. Он стал спрашивать, у кого из сценаристов есть подходящие тексты. Я дал почитать Соловьеву сценарий “Зеленый огонь козы”. Прочитав его, он позвонил мне в два часа ночи и сообщил, что я написал гениальный сценарий и что его надо срочно ставить.
После долгих мучений фильм все-таки вышел. И только тогда я почувствовал, что у меня что-то получается. По идее, в этой картине главную роль должен был играть Цой. Он даже песни нам предложил: “Земля—небо—война”, “Мы все тяжело больны”. Но... Не сложилось...
— Чем вы занимаетесь сейчас?
— Работаю в своей творческой мастерской. Это мой главный проект — и творческий, и деловой, и карьерный. Я отношусь к этому не как к педагогической деятельности, а как к некоей перспективе. Хочу, чтобы группа, с которой я работаю, осталась и переросла в студию или в творческую мастерскую. Ну а попутно зарабатывала бы деньги.
Из школьной характеристики Аркадия Высоцкого: “…пропускал занятия, подвержен влиянию, пишет стихи… Вместе с тем мальчик способный, интересный…”.
