Настоящей знаменитостью можно назвать того, чье творчество знают почти все, не зная при этом в лицо самого автора. А настоящий поэт — тот, зная наизусть стихи которого, люди думают, что они народные. Причем серьезно, без дураков.
Вы когда-нибудь видели, как жены подводников встречают возвращающуюся из дальнего похода лодку? Как, всматриваясь в туман, напрягают до слез глаза, а когда лодка появляется на горизонте, поют хором: “Но мы вернемся, мы, конечно, доплывем...”
Спорим на ползарплаты: то, что “Там, за туманами” написал Александр Шаганов, многие из них не знают. Да и не задумываются над этим. Эта песня для них — своя.
Не задумываются и те, кто горланят песни “Любэ”. И те, кто тащится от “Иванушек”. Не задумываются, да ему и не надо.
Саша Шаганов не торгует лицом. Просто он самый успешный в России поэт-песенник. Самый продаваемый. Самый, простите, модный. Ему впору вручить платиновый диск за заслуги перед шоу-бизнесом. Но, кажется, поэтам их не дают.
Саша тихий и скромный человек. Без понтов. Без пафоса. Без выпендрежа.
Таких в шоу-бизнесе не бывает. А вот надо же — есть.
— Саша, ты хотя и поэт, но можно мы начнем с прозы?
— Давайте.
— Кто-то из общих знакомых рассказывал про тебя страшные вещи. Например, про случившийся недавно двухнедельный запой...
— Мало ли кто что скажет. Как на духу признаюсь: у меня с винно-водочно-коньячной продукцией давно покончено. Я не пью полтора года, и прогресс налицо. Женитьба, рождение дочери, переезд на новую квартиру, выход новой книги стихов “Батяня комбат”. В общем, как сказал кто-то из великих: “Не пить так же интересно, как и пить”.
— То есть алкоголь, по-твоему, зло?
— Безусловно. Особенно на том этапе, когда ты становишься ответствен не только за самого себя. Алкоголь желательно оставить в юношеских годах. И... приберечь до старости.
— Тем не менее лучшие твои стихи были написаны в пору, когда ты еще не вступил в “общество трезвости”. А в последнее время Шаганов что-то не радует новыми хитами.
— Нет, все не так. Я очень продуктивно работал последнее время. Только работа эта никому не видна.
— Что ты имеешь в виду?
— Недавно я на целых три месяца вообще выпал из шоу-бизнеса, потому что занимался адаптацией на русский язык французского мюзикла “Маленький принц”. Его сочинил Ричард Кошианте, автор нашумевшего “Нотр Дам де Пари”. Он меня пригласил в Париж и был очень любезен. Позвал к себе домой, мы вместе поужинали. Он оказался очень известным во Франции человеком. Так получилось, что виза у меня была всего на 5 дней, а обратный билет на самолет был на более поздний срок. Таможенник в аэропорту Шарля де Голля подивился такой русской наглости. И тут я ему показал приглашение от принимающей стороны. Какие у него сделались глаза! Мне кажется, он вернулся домой и всем рассказал, как встретил одного русского, которого пригласил в Париж сам великий Кошианте!..
А что касается мюзикла, то я полностью сделал работу, и французы ее приняли. На днях опять лечу в Париж. Есть предложения о дальнейшем сотрудничестве.
— Когда в России состоится премьера мюзикла?
— Не ко мне вопрос. Признаться, я даже не знаю, кто будет его ставить и с какими актерами.
— Чем еще занимался последнее время?
— Обустройством дачи для ребенка. Я не очень богатый человек, не могу сразу нагнать в Подмосковье бригаду строителей. Многое приходится делать самому. Вчера, к примеру, весь день мотался по строительным рынкам, отбирал материалы. Дачка у меня в Полтеве. Совершенно классное место вблизи города Обираловка. Это историческое название Железнодорожного, где Толстой писал “Анну Каренину”. Финал романа, где Анна бросается под поезд, случился именно там.
— Скажи как поэт “прозаикам”: легко писать песни на заказ?
— Заказы разные бывают... Продуктовые, например. В моем случае термин “заказ” означает, что передо мной ставят конкретную задачу...
— Можно здесь подробнее? Заказчик, например, говорит, что в песне непременно должно присутствовать слово “Вася” или “Вова”?
— Не совсем так... Обычно заказчик говорит: “Саша! Напишите песню!”. После этого я некоторое время общаюсь с человеком, смотрю в его светлые очи и пишу текст, отталкиваясь от его сценического образа. И думаю, у меня иногда неплохо выходит. К примеру, “Прорвемся, опера!” — это заказ. Мне принесли с телевидения парочку сценариев фильма, в которых я ни фига не понял, но песня, кажется, удалась.
— С милицией-то все понятно. А вот, допустим, к тебе приходит певица. Понятно, что большинство женщин хотят петь о любви. А если исполнительнице порядком за 50?
— Без проблем. Напишу песню об ушедшей юности.
— Ты способен взглянуть на мир глазами женщины?
— Ребята, надеюсь, вы не думаете, что вечерами я переодеваюсь в женское платье, надеваю чулки, закрываю окна и прохаживаюсь перед зеркалом? Нет, тут чисто психологические моменты.
— А ты когда-нибудь отказывался от работы по моральным соображениям?
— Одно могу сказать точно: никогда не буду сочинять песни на криминальную тематику. Не потому, что они изначально плохие. Просто я в этом ничего не понимаю. И вообще не хотелось бы будоражить общество.
— Ну однажды ты его уже взбудоражил, написав свой текст Гимна России. Вот уж заказ так заказ!
— Думаю, для любого поэта великая гордость поучаствовать в подобном проекте.
— Участвовал по олимпийскому принципу: главное — участие? Или все-таки хотел победить?
— Мы, я и мой соавтор Петр Синявский, безусловно, хотели победить. Ну, не сложилось как-то. Что ж тут поделаешь? Я вообще не думал, что у меня получится. Даже не был уверен, что мой вариант будет рассмотрен в соответствующих инстанциях.
— Да ты не расстраивайся особо... Большие поэты вообще редко пишут гимны. Трудно представить, например, гимн на стихи Пушкина или Бродского...
— Мне сложно дать себе определение: большой я поэт или малый. Если честно, я о себе не очень высокого мнения.
— Скромные не умрут от скромности. Постесняются...
— Нет, ну что тут скрывать: конечно, мне безумно приятно, когда меня иногда узнают на улицах и просят автограф. Как вам объяснить... Поэт это, по-моему, что-то сродни небожителю. Некая потусторонность во взглядах, общении. Нет, к этой категории я себя не могу отнести. Я иногда даже чищу обувь...
— А кого считаешь небожителем?
— Из ныне живущих, безусловно, Вознесенского. Еще Тимура Кибирова.
— И все?
— Не имею возможности назвать поименно всех современных поэтов. Любой человек со временем теряет интерес к чтению. Даже известный поэт Дербенев однажды сказал: “Глупо читать книги после двадцати пяти”. Почему? Да потому что читать эмоционально, подпитывая себя, можно только в юности. Человек становится старше, и у него мозги начинают иначе работать. Вот я назвал две фамилии... Так удивительно, что я их вообще смог вспомнить.
— Многих российских композиторов можно назвать “западниками”. В том смысле, что они без зазрения совести воруют зарубежные мелодии. А вот большинство отечественных поэтов — славянофилы. В их произведениях, как правило, березки, клены, русское поле и т.д. и т.п. Особенно это заметно в твоих стихах, начиная с незабвенных “Деревянных церквей Руси”...
— Ничего удивительного. В эпоху худсоветов любому поэту непременно заказывали песню про березку, Родину или маму.
— Но ты ведь поэт не из той эпохи. В твоих-то стихах это откуда?
— Я, на секундочку, в России родился.
— Не совсем в России — в Москве. А у тебя березки, поля деревенские...
— Так у меня же деревенское воспитание! Отец родился в 16 километрах от Суздаля в деревне Пигасово. Лет так до четырнадцати я там каждое лето рассекал. Помню и очереди за хлебом, и автобусы, приходящие раз в неделю... Но, надо сказать, мне это совсем не мешало.
Кстати, я в тех краях побывал совсем недавно. Живет там в деревеньке одна девочка — Наташа. Честно скажу — настоящий поэт подрастает.
— Значит, классиком уже стал, семинары с молодежью проводишь?
— Да, люблю пообщаться с молодежью, прогуляться вдоль полей, по лесу пошастать. Я в тех краях себя каким-то космонавтом ощущаю. Ко мне местные бабушки идут, как ходоки к Ленину. Обычно приходят и вручают ведерко с черникой или малиной, молочко деревенское. Сначала неудобно было. А потом привык. Приносят, я рукой машу, мол, в углу поставьте... Шутка!
— Саша, а ты способен заниматься творчеством за идею? Ну, то есть бесплатно?
— Не-ет, я так не согласен... Формально я готов работать на стройке и параллельно писать стихи, но это неправильно. Так не должно быть.
— Можно вспомнить о судьбах русских поэтов и писателей, эмигрировавших в Америку. Они зарабатывали на жизнь не творчеством, а читали, скажем, лекции по русской литературе в университетах.
— Если за творчество я получу один рубль, но при этом мои песни будут слушать люди, то я согласен. Понимаете, это же очень древний вопрос: “С какой стати художник должен быть голодным?”. В жизни всякое случается, но еще раз повторю — так не должно быть. Человек должен заниматься тем, чем хочет. И не должен делать то, к чему не лежит душа. У нас же масса людей ходит на работу с приличной зарплатой, но не получает при этом удовольствия.
В этом плане у меня очень счастливая судьба. А разве не так? В 22 года поучаствовать в пластинке, которая разошлась миллионным тиражом (альбом группы “Черный кофе”. — Авт.), а в 25 получить премию “Овация”.
Я когда начинал писать стихи, то в глубине души надеялся, что из всего написанного только одна песня и прозвучит. Моя тетя меня похвалит, и я утром, как весь советский народ, пойду на производство. Ошибся. Много песен удалось написать.
— Ты вроде приличный человек... Скажи, как ты добился такого успеха в довольно скотском мире шоу-бизнеса?
— Наверное, благодаря тому, что я конформист. Не собираюсь кого-то догонять или за кем-то бежать. Но не поленюсь и перезвонить человеку и попросить: “Можно с вами повидаться? Я вам почитаю свои стихи...”. Поверьте, когда я писал первые песни, обошел все группы, какие у нас тогда были на эстраде. Я ловил музыкантов у служебного входа и, ломая свою стеснительность, представлялся поэтом и предлагал стихи. Да на меня как на полоумного смотрели! Ну и что? Результат перед вами!
— Саша, наверное, все-таки между стихами и “песнями на стихи” есть серьезная разница. Даже в интонации. Взять хотя бы твоего “Бледного бармена с дрожащей рукой”. В стихотворении в последних строчках четверостиший у тебя стоит знак вопроса. А в песне он заменен на твердую точку. Воспринимается уже не как вопрос к кому-то или к себе, а совсем по-другому — как утверждение. Тебя это не коробит?
— Мне было 18 лет. И когда я писал “Бармена”, мне было хреново. Полная безнадега! Но... волшебная сила музыки смогла разукрасить это стихотворение новыми красками.
— А может, как раз музыка украла их подлинный смысл?
— С точки зрения депрессантов — украла. Но дело-то не в этом. Моя задача в том, чтобы песню на мои стихи распевали на каждом втором перекрестке. Изменился смысл? Значит, так было нужно.
— Согласен с тем, что век песни недолог? Высоцкий написал множество песен, а сейчас молодежь его совершенно не знает...
— Согласен. Но у Владимира Семеновича найдется пара песен, которые люди будут помнить еще много лет.
— Всего-то две песни? Так мало?
— Такова жизнь. Ничего не поделаешь. Я смотрю на вещи реально. Мои песни радуют друзей и близких, меня при жизни утешают. Что потом? Да кто его знает!
— Бродский в свое время выдвинул такую идею: чтобы нести поэзию в массы, нужно издавать книжечки в тонких обложках и продавать в супермаркетах наравне с мылом и зубными щетками.
— Моя задача — писать хорошие стихи. Дело менеджеров — продвигать их в массы.
— А в чем твоя слабость как поэта?
— Я слаб в моменте философского подхода. Наверное, настоящий поэт в процессе написания стихов больше думает не о произведении, а о чем-то высоком: процессе мироздания, отношениях человека и Бога. У меня так не получается.
— А тот же “Бармен”. Разве не философские стихи?
— Я был болен, когда их писал. Можете представить 18-летнего пацана в промозглую мартовскую ночь, в одиночестве блуждающего по Бульварному кольцу? А вокруг черный город, тает снег, и прочее и прочее...
— Сегодня писать подобные стихи мешает благополучие?
— Да. Моя жизнь устаканилась, и я доволен тем, как она протекает. Написав те стихи, я испугался. Поймал себя на мысли, что этот путь ведет к стенке. Для моего сердца и головы это было опасно. И я успел одуматься.
— Не любишь копаться в себе, любимом?
— Почему? Это нормальное желание нормального человека. То, что мы сейчас беседуем, как раз из этой серии. С вашей помощью я разбираюсь в себе.
— Тебе уже под 40 лет, но женился ты не так давно...
— До определенного момента я был несчастен в личной жизни. Это печально... Жизнь нужно прожить так, чтобы рядом находился кто-то, ради кого ты все делаешь. Так что личной жизнью я расплатился за творческий успех. Теперь же у меня все отлично. Дочурка, вон, подрастает. А 28 марта у моей супруги Катюши был день рождения. Поздравляю ее со страниц любимой газеты!
— А теперь совсем откровенно: стихи для тебя больше творчество или бизнес?
— Только бизнес. На 100 процентов.
— Ничего себе заявление!
— Зато я честен. Но с другой стороны, весь мой бизнес может в одночасье пойти прахом, если меня покинет вдохновение. Мне могут предложить сумасшедший гонорар, но если не будет вдохновения, я денег не заработаю.
— Что такое вдохновение?
— Его можно сравнить с оргазмом. Стихи — это оргазм.
— Но оргазм иногда достигается, как бы это сказать... искусственно.
— И здесь так же. Кофе и сигареты — мои верные спутники. И еще — уединенность. В конце концов нужно себя просто накрутить, чтобы заработала фантазия.
— И как ты себя накручивал, когда писал такие патриотические песни, как “Комбат” или “Там, за туманами”?
— Просто пытался воплотить в стихах свои мысли. Думал о реальном комбате и видел перед собой реального мужика. Что же касается “Туманов”, то песня появилась после моего возвращения из круиза по Скандинавии. Мне позвонил Игорь Матвиенко, сказал, что есть интересная мелодия. Двухнедельный северный ветер из головы не улетучился, и песня была написана за одну ночь. Сидел, курил, вспоминал, как мы проплывали Кронштадт, где служил когда-то мой отец.
— А если тебя попросят написать песню про космонавтов?
— Не вижу ничего сложного. Посижу, напрягу фантазию. Вспомню Юрия Гагарина. Что-нибудь да получится.
