Он блестящий киноактер, любимец театральной Москвы, кумир женщин, владелец одного из лучших столичных ресторанов.
Всегда остроумен и ироничен. Элегантен, прекрасно выглядит. Даже не верится, что буквально на днях ему стукнуло 65 лет.
В чем секрет его обаяния? Так ли легка и безоблачна его артистическая жизнь? И почему он не верит, что “все будет хорошо”?
— Александр Викторович, вы, оказывается, дворянского происхождения?
— Да. Но мне не хотелось бы о нем рассказывать. Сегодня это стало модным — у каждого третьего в роду нашлись дворяне.
— И все же?
— Мама моя дворянского происхождения. Ее родословная известна со времен Петра Первого. А отец был крупным работником, замнаркома. Сегодня это замминистра. Он часто ездил в командировки за границу, одним из первых поднимал отечественное телевидение. Но нашей семьи коснулись коварные, трагические тридцатые годы. Отца расстреляли. Маме дали родить меня и сразу же сослали в лагеря, где я рос до 6 лет. Потом мы вернулись домой, в ту огромную квартиру, которую у нас конфисковали. Из нее сделали коммуналку. Мы поселились в одной-единственной комнате, которую оставили моему старшему брату. Он был от другого отца и, соответственно, не считался сыном врага народа.
— Кто жил в остальных комнатах?
— Случайные люди, они пользовались нашими вещами.
— Переживали из-за этого?
— Меня это мало интересовало. Уже тогда моя жизнь была тесно связана с театром. Театр и двор, двор и театр… Голуби, “шпанство”, драки. Я рос на Арбате. Для меня Арбат — такой крепкий фундамент, который дал мне возможность встать на ноги и понять, что такое настоящая дружба, что такое “один за всех, и все за одного”. Друзья у меня были дворовые: кто гонял голубей, кто на гитаре играл. Мы ходили таким шалманом по улицам, приставали к людям. Кто-то из ребят воровал, кого–то убили, кого–то посадили, и он стал вором в законе...
Но наряду со всем этим я очень любил театр. Артисты Театра Вахтангова приходили в гости к моему брату Жене, устраивали застолья. Выпивка, разговоры об искусстве... Я участвовал во всем этом. Были две такие параллельные жизни, одна дворовая, хулиганская, а другая… Я всегда смотрел все спектакли, премьеры. Вместо школы посещал кинотеатры. Учился плохо. Не любил школу. Один раз остался на второй год в четвертом классе, а в старших вообще перестал на занятия ходить. Познавал науку не школьную, а науку улицы, науку общения с людьми. Думаю, получил в результате намного больше, чем от уроков геометрии, алгебры и прочих дисциплин, никогда в жизни не пригодившихся.
— Правда, что из пионеров вас исключили?
— Правда. Ошиблись, меня нельзя было принимать. Я являлся сыном врага народа. Спустя два дня после приема в пионеры с меня на торжественной линейке сняли галстук.
— С тех пор затаили обиду на государственный строй? Часто говорят: в Збруеве нет ни капли патриотизма...
— Я ни на что не жалуюсь и не пытаюсь выглядеть обиженным. Просто говорю как есть. Патриот? Я не понимаю слова “патриот”. Я не знаю, что значит “быть патриотом”. Само понятие “патриотизм” — ложное. Люди иногда просто прикрываются этим словом. Патриот чего? Я люблю своих родных, близких. Тех, кто для меня чем-то жертвует, ради которых чем-то жертвую я. Благодаря им я существую. Патриотом чего я должен быть? Страны, в которой я живу? Березки этой?! Своего двора, своей улицы?! Патриотом России?! Но Россия так часто предавала, что у меня и любви к ней просто не осталось. Человек любит там, где ему хорошо, где его понимают, где его любят… А можно ли любить за то, что тебя предавали, за то, что тебе недоплачивали? Какой смысл? Я впитал эту нелюбовь с молоком матери. Я многому не верю.
— Как же знаменитый слоган “Все будет хорошо” из фильма с одноименным названием? Неужели не будет?
— В России — нет. Этого генетически не может быть. В России никогда не было все хорошо. Такие уж мы, русские. Непонятно, кто мы: Европа, Азия? Все перемешано. И очень страна у нас огромная. В центре примут определенные законы, а вот когда они дойдут до Дальнего Востока? Да и дойдут ли вообще куда-нибудь?
— Парадоксальная ситуация. Так называемый сын врага народа одновременно является кумиром этого же народа.
— У актеров публичная профессия. Ты выходишь на сцену, к тебе обращены тысячи глаз. А если это кинематограф, то сотни тысяч. У нас в стране было такое время, когда фильмы смотрели миллионы. Когда бюджет страны складывался из продажи водки и кинопоказов. Народ искал своих героев.
А что такое “кумир”, я не знаю. Есть такая профессия, которая на виду. Вот и все. Либо ты попадаешь в сердце зрителя, либо нет.
— Вам ближе театр или кинематограф?
— Все близко. Но мой личный интерес упал как к кинематографу, так и к театру. Не терзаю себя мыслями, приглашают меня в кино или не приглашают, буду я играть или не буду.
— Почему так?
— Уровень кинематографа сегодня не тот, что раньше. И иногда понимаешь, что упал уровень не самого кино, а уровень зрителей. Решающую роль в этом падении сыграли бесконечные многосерийные телевизионные фильмы. Посмотрите, они все об одном и том же — мафия, бандитизм, криминал. По всем каналам идет один большой фильм, в главных ролях одни и те же лица. Ни уму ни сердцу.
— Интересуетесь политикой?
— Наша страна чрезвычайно политизирована. Посредством СМИ распространяется та информация, которую необязательно знать народу. Есть политика, и есть политики, которые ею должны заниматься. Мы вроде бы выбираем этих политиков. Они становятся нашими вестниками, проводниками наших желаний. Но занимаются они исключительно собой… Мир чиновников сегодня самый богатый. Иногда мы выбираем чистого человека, но, когда он садится в кресло, с ним что-то происходит. Исключения бывают очень редко. Мы от него что-то ждем, а он только делает свое и для себя. Иногда и нам бросит кусок.
— Вы представитель малого бизнеса…
— А что такое малый бизнес? И бизнес вообще? Это работа, которая помогает тебе жить. Сегодня многие актеры, к сожалению, занимаются этой дополнительной работой. Открывают рестораны, клубы. Это всего лишь дополнительный заработок. В этом нет ничего особенного. Если бы нашим артистам первой величины (я не о себе в данном случае говорю) платили бы, как Де Ниро, Хэкману, Ричарду Гиру…
Хотя западные артисты занимаются бизнесом помимо профессии, благодаря которой они и так получают миллионы долларов. Ну здесь все понятно. Миллионы эти нужно куда-то вкладывать. Соответственно, развивается экономика. А у нас? Эх...
— Если бы вам предложили выбрать другую судьбу... Родиться в более благополучной стране, к примеру, в Америке, стать там известным актером…
— Если бы, если бы… Конечно, если бы мне предложили сниматься в Голливуде, а Россия не была бы для меня закрыта, то никаких проблем. Любой актер мечтает играть интересные роли в Голливуде и получать за свою работу деньги, которые у нас невозможно заработать.
— Когда тот же Хэкман рекламирует пиво, для американцев это нормальное явление. Но как только Александр Лазарев появляется на экранах в рекламе кофе, то моментально вызывает всеобщее недовольство.
— Наверное, те роли, которые зритель видел в исполнении этого актера, не сочетаются с рекламой, в которой он участвует. Чей здесь промах? Платить актеру надо больше, тогда он своим делом заниматься будет! Актер должен зарабатывать такие деньги, на которые он будет в состоянии содержать семью, родных, близких, да и вообще людей, которые от него зависят.
— Похожая ситуация возникла в 95-м году, когда в помещении театра “Ленком” вы открыли ресторан “ТРАМ”. Общественности это очень не понравилось.
— Ресторан твой, когда ты вложил в него деньги и получаешь колоссальную прибыль. Я ничего не вкладывал. Я просто являюсь компаньоном человека, который довольно успешно занимается бизнесом. У него не один ресторан. Это очень хороший и близкий мне человек. Однажды в нашем театральном буфете он между делом заметил, что неплохо было бы на этом месте сделать ресторан. Это был очень маленький буфет, но мы нашли какое-то пространство и… сделали. Это было трудно. Надо было договориться с художественным советом театра. Многих это сильно раздражало. Хотя сегодня люди изменили свое мнение. Особенно мои друзья, которым я предлагал присоединиться. Эти два артиста, фамилии которых называть не буду, только сегодня поняли, как это замечательно.
Кстати, во всех западных театрах существуют рестораны. На Западе многие актеры дают свое имя ресторану, вспомните ту же “Планету Голливуд”. Посмотрите, сколько сегодня в Москве просто симпатичных кафешек. Это же целая аура, целая жизнь. Во Франции такие кафешки на каждом шагу. Посетители пьют кофе, смотрят на прохожих. Какая-то такая атмосфера создается прекрасная… Арбат, обратите внимание, весь усеян ресторанами. Это целый мир.
— Какие функции в “ТРАМе” выпали на вашу долю?
— В ресторан приходят люди, только что посмотревшие наш спектакль, у которых появилось желание что-то обсудить. Приходят телевизионщики, актеры. Поэтому часто я просто общаюсь. Слежу за эстетикой. Производство? Я не жарю котлеты, не делаю уборку, не чиню стулья. Для этого существует отдельный штат.
— Сами умеете готовить?
— Нет, не умею. Я, кстати, непривередлив в еде. Больше всего на свете люблю жареную картошку с тушенкой. Но чтобы в тушенке поменьше было жиру. Жареную картошку могу каждый день есть. Вообще не люблю заниматься хозяйством. Что-то чинить, гвозди вбивать никогда не буду. Конечно, если у меня дверца в шкафу отлетела и все время падает на ногу, я ее починю. Но починю плохо.
— Значит, не готовы назвать себя коммерсантом?
— Нет. Я актер, который приобщен к делу, тесно связанному с театром.
— Как удается совмещать творческую и ресторанную деятельность?
— Знаете, когда фильм “Шизофрения” находился в процессе создания и не было средств на завершение съемок, выйти из трудного положения помог именно ресторан. К нам ведь приходят разные люди, бизнесмены в том числе. Меня узнают, здороваются. Один из бизнесменов, видно, где-то прочитал, что у нас нет денег на фильм, и предложил свои услуги. Так что благодаря “ТРАМу” этот человек стал нашим другом.
Не знаю... Не вижу криминала в том, что актер занимается ресторанным бизнесом. А им в России многие занимаются. Олег Табаков со своей сетью ресторанов, Андрей Деллос, некогда французский художник, Максим Суханов, Сергей Газаров... Не знаю, владельцы они или компаньоны. Во всяком случае, они имеют отношение к ресторанному бизнесу.
— Как справляетесь с тем огромным количеством поклонниц, поджидающих вас у служебного входа в театр, у входа в ресторан?
— Да, есть люди, которые заклиниваются на чем-то. И эти ярые фанатки близки к тому, чтобы совершать какие–то нечеловеческие поступки. Как справляюсь... не знаю...
— Говорят, однажды вы выстроили надоевших поклонниц по росту, а потом вызвали администратора, требуя, чтобы он их запомнил в лицо и никогда не подпускал к театру.
— Вранье. Я тоже прочитал об этом в Интернете. Абсолютное вранье, никого я не строил.
— Вы общепризнанный секс–символ восьмидесятых…
— Ой, только не надо этих слов. В этом есть, черт его знает, какая-то надуманность. Но... Ведь актер тогда состоялся, когда его любят, когда его хотят... Если тебя любят — значит, ты есть.
— Скажите, что такое “публичное одиночество”? Часто употребляете эту фразу…
— Вокруг нас — суета. Нас закручивает ненужный темп, ненужный ритм. Иногда хочется зажмуриться, закрыть глаза и не видеть, что у тебя под ногами грязь, слякоть, а тебя кто-то толкает в этот момент.
Я люблю быть один. Никогда не скучаю. Могу часами на лавочке сидеть, бродить по переулкам, часами могу ездить в машине, потому что машина — это замкнутое пространство, и никто меня в ней не тронет. Вот так ты можешь быть публично одинок.
— И, конечно же, не любите светские тусовки.
— Естественно, когда выходит новый фильм или играется новый спектакль, где-то появляюсь я, где-то появляются мои интервью. Не всегда в радость, но это тоже наша профессия, и иногда необходимо что-то сказать, как-то отреагировать. Что же касается каких-нибудь презентаций купальников или фарфора, то я туда не хожу. Потереться-притереться — это не мое.
— Как отдыхаете в свободное время?
— Я редко расслабляюсь. Как правило, при хорошей встрече. Или когда ухожу из каждодневного окружения, вдруг его меняю. Выезжаю за город или в другую страну. Если я вдруг начинаю себя ненавидеть, то отправляюсь в парикмахерскую, надеваю чистую рубашку, хорошие ботинки… Так я тоже расслабляюсь. Я всегда могу выпить. Хотя в целом к алкогольным напиткам равнодушен. Дело в том, что я очень рано начал… Один раз перепил, отравился, и мой организм сработал на то, чтобы в дальнейшем не пить вообще. Курить, кстати, тоже начал рано, как и вся шпана. Курил все: и махру, и сигареты, и папиросы, листья какие–то.
— А сейчас?
— Нет. Сейчас бросил.
— Последний вопрос. Что вас может охарактеризовать как делового человека?
— Я совершенно неделовой человек, считаю себя таковым. Ну, может быть, только то, что я третий год веду курс при ГИТИСе. Называюсь мастером курса. Это ранг профессора. У меня двадцать пять студентов. Однако и с ролью преподавателя я себя мало соотношу. Стараюсь не просто ребят учить, а хочу, чтобы мы вместе к чему-то приходили. Они ко мне хорошо относятся. Даже подарили удостоверение “самого лучшего папы”.
Что касается дисциплины, то никогда ее поддерживать не умел, так как сам всегда был недисциплинированным и знаю, что любой человек в каком-то определенном возрасте должен пройти все этапы. Все равно у тебя будет первая любовь, потом вторая, все равно тебя однажды предадут, все равно ты совершишь то, чего не должен был совершить. Именно из этих ошибок однажды получается личность...
