— У Юли — папа, у Кости — папа. А где же мой папа? — гуляя как-то в парке, ошарашил бабушку двухлетний Вася.
— Знаешь, Васенька, мама хочет найти тебе самого лучшего папу на свете. Только нужно немножко подождать, — слегка опешив от такого взрослого вопроса, пообещала она внуку. Малыш успокоился и обреченно кивнул: надо — значит, надо.
Ждать пришлось не очень долго — “самый лучший на свете папа” нашелся на Новый год.
Так бывает в жизни: сначала тебе долго очень-очень плохо, а потом раз — и улыбнулось счастье, согрело своими несмелыми лучиками, и отогрелось льдышка-сердечко, и запела душа.
— Сережа научил меня любить людей, — едва отдышавшись от нахлынувших чувств, поделилась она с мамой.
— Сережа — самый лучший на свете папа. Нам другого не надо, — философски заметил слегка подросший Васька.
— Может быть, это и так, — глядя на их счастливые лица, согласилась судья Никулинского суда Ирина Борисова. И, “защищая” права шестилетнего Васи Николаева, приняла соломоново решение: лучшего папы мальчишке не надо. А какой-никакой у него и так есть.
Ей бы на конкурс красоты — блондинка, 1,75, отличная фигура, — а Лена, девочка из профессорской семьи, сразу после уроков бежала к репетиторам. И лишь по субботам, в единственный выходной, полдня валяла дурака — каталась в парке на роликах. Там же, на роликах, и встретила свою первую любовь — Лешку Пархаева, парня из той же школы, только на год старше. С тех пор как они стали дружить, Лена всех остальных парней “отшивала”.
— И что ты в нем только нашла — вечно хмурый, какой-то болезненный, кашляет, как старик, — удивлялись подружки.
— У него астма, — защищала любимого Лена. И — как последний аргумент: — Он хороший!
А через несколько месяцев, накатавшись вдоволь и потупив глазки, ребята сообщили родителям, что Лена беременна и они решили пожениться.
Свадьбу сыграли честь по чести. А вскоре родился Вася. Под окнами роддома собрались, казалось, все Ленины одноклассники и одногруппники. Не было только отца ребенка. Лешка пришел, когда на небе уже появились первые звезды, и видевшие все на свете нянечки, глядя на горе-отца, только огорченно покачали головами.
Чтобы дочка могла доучиться в инязе, Наталия Васильевна, мама Лены, не дождавшись пенсии, бросила работу. Молодые переехали к Лениным родителям. Лешка сказал, что займется ремонтом в старой квартире, оставшейся Лене от деда: “Приведу ее в порядок, и будем здесь жить втроем”. Лешка тоже учился в институте, стипендию, правда, не получал — за пять лет в Бауманке умудрился сдать лишь три сессии. Жил на три дома: иногда ночевал у жены с сыном и бегал на молочную кухню, иногда на дедовской квартире, чаще дома у родителей — там не кричал ребенок и никто не мешал часами зависать в Интернете.
В выходной приводил туда в гости Лену с Васей. Голубоглазый вихрастый пацаненок был его сыном, но что с ним делать, Лешка не знал. “Все в порядке?” — спросит вяло раз в неделю, заглянет к посапывающему малышу в кроватку и, не дожидаясь ответа, уже торопится куда-то уйти.
Лена закроет за ним дверь, а сама запрется в комнате, бросится на кровать и давай рыдать — раньше она представляла семейную жизнь по-другому. Но ничего, утрется, нацепит непробиваемую улыбку и вперед. Сразу после института неслась домой, где ее уже ждали ученики — папиной зарплаты, хоть он и профессор, не хватало, вот Лена и зарабатывала на Васеньку репетиторством. Лешка вроде тоже устроился на работу и впервые за полтора года так называемой “совместной жизни” отдал тестю 200 рублей на хозяйство. На них молодому отцу купили пару новых футболок и носков.
Больше о финансах никогда не заикался — считалось, что он делает на них ремонт, хотя деньги на стройматериалы всегда давала Лена. Лешка за два года добровольного отшельничества положил плитку в ванной и развел в дедовской квартире такой срач, что там уже вовсю размножались крысы и соседи сигнализировали в СЭС.
— Тебе хорошо, ты всегда, если захочешь, сможешь от Алеши уйти, а мне этот крест до конца дней нести, — глядя на их непутевую жизнь, горько вздохнула как-то свекровь.
Лешка, втайне от всех, купил себе “копейку”. Лена с Васей летом уехали на дачу. За два месяца муж не объявился ни разу.
Первая любовь давно прошла. Семейная жизнь не заладилась. “Если тебе ничего этого не надо, то можешь больше не появляться”, — сказала ему Лена в сердцах.
Лешка больше и не появлялся.
Год о нем не было ни слуху ни духу. Гуляя с Васей во дворе, Лена мечтала, чтобы Лешка, живший в десяти минутах ходьбы от их дома, хоть разок зашел на детскую площадку. Или позвонил, спросил, все ли у них в порядке. В итоге, когда ребенок болел, звонила сама: “Леши нет дома”, — отвечала свекровь или срабатывал определитель номера, и никто не брал трубку.
“Не нужен ты папке, но ничего — и без него вырастим”, — гладя Ваську по голове, успокаивала себя.
Сережка свалился как снег на голову — в последнюю ночь 1999 года, вместе с запахом елки, праздничными огнями и суетой.
— Лен, приезжай встречать Новый год ко мне на дачу, — позвонила институтская подружка.
— Нет, я с Васей останусь, — мама услышала, как она отнекивается, и начала уговаривать сама: хватит сычихой дома сидеть, иди с ребятами пообщайся.
— А утром тебя мой бывший одноклассник домой отвезет: представляешь, ему первого числа в 9 утра на службу, — окончательно убедила подружка.
Лихо взвизгнул голубой “Жигуленок”, и оттуда, добродушно улыбаясь, вышел высоченный парень — чтобы рассмотреть его, Лене даже голову пришлось задирать. Новый год встретили в большой компании, а утром они снова оказались в одном автомобиле. На прощание Сережа попросил у нее телефон.
— Знаешь, днем я работаю, а вечером встречаться не могу — у меня маленький ребенок. Выходные тоже провожу с Васей... — начала Лена.
— Ладно, значит, будем видеться втроем, — охотно согласился Сергей.
Он появлялся, как Дед Мороз, хотя праздники уже давно прошли: с цветами, подарками, киндер-сюрпризами. “Сёжа пишел!!!” — радостно кричал малыш и бросался к нему на шею. “Сёжа“ брал мальчишку в охапку, и они втроем шли куда-нибудь гулять. Лена с Сергеем с самого начала были откровенны друг с другом и очень быстро поняли, что на этот раз все всерьез и надолго.
— Ты — самый лучший папа... Наконец-то ты нашелся! — уткнувшись в Сережкину щеку, засыпая, прошептал Вася.
Сережка сам рос без отца. Родители разбежались, когда ему было два года. Потом был отчим и тоже ушел — маме не везло на мужиков. После училища — армия. Вернее — Чечня, о которой Серега никогда ничего не рассказывает...
Лена подала на развод. Они с Сергеем решили пожениться.
Браки распадаются, но родительские обязанности при этом не заканчиваются. Дележ детей и нежелание одного из родителей, чтобы “бывший” общался с ребенком, — самые распространенные споры в наших судах. В случае с Васей даже споров не было. Алексей жил, как всегда, и о сыне не вспоминал. Не просил о встречах, даже не звонил. За три года после ухода из семьи (если ее можно, конечно, так назвать) прислал два почтовых перевода — каждый по 100 рублей.
У Лены с Сергеем родилась дочка, Наташа. Вася в этом году пойдет в школу. В поликлинике, в подготовительном классе, в музыкальной школе его знают как Николаева. Но существуют документы, в которых значится совсем другая фамилия. Мама все время с кем-то шепчется, что-то кому-то объясняет... Три года воспитанием ребенка занимается Сергей Николаев — папа, как называет его Вася. И Сережа очень хочет его усыновить. Только вот Алексей, когда ему об этом сообщили, почему-то не обрадовался. Он по-прежнему не настаивает на свиданиях с сыном, но и отказываться от него тоже не хочет. Николаевы подали в Никулинский суд иск о лишении Алексея Пархаева родительских прав.
По оценке Минтруда РФ, в нашей стране около миллиона безнадзорных детей. По данным независимых экспертов, их в несколько раз больше. При таком “недетском“ количестве так называемых “социальных сирот” в наших судах ежегодно рассматривается около 40 тысяч исков о лишении родительских прав.
— В 95 процентах случаев суд всегда принимает сторону матери, поэтому обычно я в семейных делах отстаиваю интересы отцов, — говорит Георгий Тюрин, адвокат по семейному праву. — Но здесь — совсем другая история. Бывший муж Лены так и не стал отцом. И если другие “папаши”, уклоняясь от воспитания, хотя бы поддерживают своих детей материально, то в нашем случае он несколько лет вообще о ребенке не вспоминал.
На любом “родительском“ процессе обязательно присутствует прокурор. Нужен он для того, чтобы защищать интересы ребенка. Казалось бы, дело Николаевых плевое: да, у шестилетнего Васи два папы. Один — родной, но абсолютно чужой. Другой — чужой по крови, хотя роднее и ближе его нет на свете. У Алексея Пархаева есть на сына все права, но почему-то совсем нет обязанностей. У Сергея Николаева прав на ребенка нет вообще, зато полно обычных отцовских забот, которые он с радостью выполняет.
Из заключения органов опеки:
“О своем кровном отце Василий не помнит. Мальчик считает Николаева родным отцом и называет его папой. Органы охраны прав несовершеннолетних детей управы Таганского района поддерживают исковые требования Николаевой”.
— Прокурор Никулинского суда Людмила Кроткова по ходу заседания не задала ни одного вопроса, что свидетельствует о полном незнании материалов дела, — уверен адвокат Тюрин. — Когда же опрашивали свидетелей, она вообще выходила из зала, чтобы поговорить по мобильнику. А во время процесса это делать категорически запрещено, и соответствующее объявление висит на каждом углу. В результате Алексей Пархаев остался при своих правах на ребенка, а значит, не был применен закон, подлежащий применению, и это решение должно быть отменено. В ст. 56, 65 и 69 Семейного кодекса РФ четко сказано, что “родительские права не могут осуществляться в противоречии с интересами ребенка”. Стоит ли после таких судебных решений удивляться, что наши граждане плюют на закон — они всего лишь берут пример с нашей власти.
Наверное, у нас просто нельзя быть слишком счастливым, чтобы не раздражать остальных — менее счастливых, менее любимых, менее...
— Да при чем тут Васька — просто у Лехи ничего хорошего в жизни нет, вот и стало ему обидно, — считают Лешкины приятели.
— У Лены с Сергеем и так все хорошо: молодость, любовь, дети. А полного счастья все равно не бывает, — наверное, так рассуждала судья Ирина Борисова, вынося решение.
В конце концов, право на любовь у Николаева никто не отнимает. Вася и так, без всяких законных решений, души не чает в своем папке Сереже — даже если суд его таковым и не признает.
Два раза по 100 рублей, отправленных по почте за три года, — это пять с половиной рублей в месяц. Плюс нежелание видеть сына. Самый гуманный суд в мире считает, что этого достаточно, чтобы оставаться отцом. Это должен знать каждый — чтобы и не пытаться сделать “чужого” малыша хоть капельку счастливее. Непонятно только — чьи же все-таки интересы защитил суд? Неужели ребенка?
В России, где, по статистике, каждый второй брак заканчивается разводом, а две трети женщин вскоре снова выходят замуж, таких Вась — миллионы. И если в одной семье, семье москвичей Николаевых, не стало чуть больше света — это нормально.
Просто вокруг слишком темно.
