Я сторонница того, чтобы все время открывать в жизни новые горизонты. Заговорить по-немецки, научиться лепить и обжигать горшки, полетать с парапланом без инструктора. Завести хомяка, в конце концов. Это бодрит.
Но вот уж и заведен хомяк, а хочется чего-то большего. Чтобы захватило, так захватило.
Решение на поверхности: дача! Уютный загородный домик, где так славно засыпать под пение птиц и просыпаться под пение их же.
Представления о даче у меня были самые идиллические. В семье подмосковного хозяйства отродясь не водилось — ни бабушкиной избушки, ни дедушкиного гектара с соснами, ни даже шести соток клубничного счастья. Поэтому я с интересом следила за дачниками де-факто.
Очень умиротворял меня вид автомобилей с гражданами, едущими на дачу. Багажник подвязан веревкою, иначе не закрывается — внутри лежит что-то крайне ненужное в городе, но за городом просто необходимое. Заднее стекло загорожено ящичками с рассадой и авоськой с тремя десятками яиц. В одно окно высунул голову пес, уши его развеваются по ветру. В другое выставлена рука малютки с желтеньким сачком. Малютку номер два держит на коленях кроткая мать. Отец рулит, волнуясь: не отвязался бы венчающий все это великолепие диван...
Еще судьба, бывало, заносила в магазины для дачников. С абсолютно счастливым видом дачники мели все: плетеные качалки, качельки, бензопилы, удочки на карася, писающих гномов в сад. Кем-то даже была куплена гигантская жаба из отдела “Зоомир”.
А я — была непричастна к этому празднику жизни!
И когда наступил месяц май, решила причаститься. Придумалось три способа: а) пожить на даче у друзей; б) снять дачу; в) купить дачу.
Последний вариант отпал почти сразу — СТОЛЬКО денег, сколько, как выяснилось, стоит теперь подмосковная недвижимость, я бы не наскребла, даже если скинулись бы семейства мое и мужнино в полных составах. Но любопытства ради было просмотрено несколько вариантов.
Один, который нам показывал агент из фирмы, кодово назывался “Уютный и добротный дом в сосновом лесу”. “Это хорошее место, — сказал папа. — Студентами мы ездили туда по грибы. Тишь, благодать...”
Потратив полтора часа на то, чтобы пробиться из центра города и потом по Киевскому шоссе до пункта назначения, мы наконец попали в “сосновый лес”. Путь к нему был усыпан мусором. Казалось, все окрестные дачники задались целью устроить выставку своих отходов. Можно было понять, что они кушали, на чем когда-то спали и даже ездили.
Выяснилось: некогда “хорошее место” стало громадным шестисоточным товариществом. Что ни говори, а шесть соток на нос, да и то не всякий, были гениальным изобретением КПСС. Глядя на тысячи га ничейной земли вокруг, скученные на клочках дачники ощущали собственную ничтожность, винтиковость в механизме Родины. Когда дедушка одной моей знакомой построил на шести сотках домик, пришла комиссия и заставила перестроить: конурка оказалась на полметра выше нормы.
Зато каждый урожай картошки, клубники и лука воспринимался как улыбка судьбы: у Петровых да Сидоровых и шести соток нету...
Но вот механизм Родины мутировал, шесть соток потеряли глубинный смысл. И теперь выглядят как недоразумение или даже, не побоюсь этого слова, бред. Однако владельцу “уютного и добротного дома” неслыханно повезло: вместо шести соток у него чудом оказалось двенадцать!
Дом тоже удался на славу — во времена дефицита стройматериалов о такой великолепной фанере можно было только мечтать. Больше всего поражали окна — их владелец позаимствовал в троллейбусном парке. И уличный туалет — раньше он, по-моему, был телефонной кабиной.
Имелся и “сосновый лес” — в количестве шести штук сосен, раскиданных в радиусе тридцати участков. Но железную дорогу он, увы, не загораживал.
За эту роскошь просили почти столько же, сколько за однокомнатную квартиру в г. Москве. Не в самом спальном районе.
Еще мы посмотрели “дачу-игрушку на поляне” под гудящей ЛЭП и “крепкое хозяйство в ожидании нового хозяина”, стоящее, как выяснилось, прямо на шоссе. На этом изучение рынка подмосковной недвижимости закончилось.
Пожить на даче у друзей... Мне, может, этот вариант и нравился. Но не друзьям. “А не приехать ли к вам на выходные? Сделаем шашлыки...” Вместо ожидаемого “Конечно, и оставайтесь ночевать!” (так всегда поступали с гостями дачники у Чехова и даже у Достоевского) в ответ я получала: “Ой, мы как раз уезжаем к родителям в Кинешму”. Или: “Какая жалость, из Кинешмы как раз приехали родители”.
Наконец нашлись друзья, которые захотели шашлыка. Их дача была в Мякинине, неподалеку от МКАД, и представляла собой крохотный сарайчик. Поистине, деньги портят людей — чем дача меньше и хуже, тем больше шанс, что тебя позовут в гости... После шашлыков мы пошли на реку. Пляж приватизировали богатые граждане, но мы полезли через дырку в их заборе. “Если повезет, охранник не заметит”, — сказали друзья. Охранник заметил и чуть не побил нас дубинкой. Другого выхода на пляж не было — пришлось снова есть шашлыки.
Ночью, когда мы заснули в сарайчике, раздался ужасный рев. Кто-то ломал кусты. “Это хозяин, — проснулись друзья. — Пришел просить на водку”. Дача оказалась съемной, с хозяином-алкоголиком, переехавшим к сестре неподалеку. Дожидаться приятной беседы мы не стали, в кромешной тьме погрузились в машину и убыли в мегаполис...
После того как мы попробовали снять дачу самостоятельно, вариант с алкоголиком в Мякинине увиделся не таким уж и плохим. Алкоголик, по крайней мере, был приходящий. А дачи по приемлемой цене сдавали с хозяевами внутри. Варианты походили на “добротный уютный дом в сосновом лесу” — при том, что квартирантам предлагался второй этаж, а на первом обитала, к примеру, Роза Моисеевна. Сама добираться до дачи она не могла, Розу Моисеевну надо было возить из Москвы и в Москву на своей машине. В том числе и в магазин. Роза Моисеевна не выносила детей, собак, компьютерного излучения (просачиваясь со второго этажа на первый, оно нанесло бы страшный вред организму хозяйки). А также любых проявлений жизни после девяти вечера.
Впрочем, спрос на дачи оказался столь велик, что домик Розы Моисеевны “улетел”, как жареные семечки. Когда мы позвонили ей с вежливым отказом, хозяйка не расстроилась — она уже нашла других дачников и получила с них плату за три месяца вперед.
Помыкавшись месяцок по Розам Моисеевнам с просмотрами и накрутив на машине под тыщу километров, я придумала: а не повесить ли объявление на работе? Может, счастье под носом?
Единственным откликнувшимся стал наш охранник. “Если тебе совсем негде жить, могу сдать полдома в двухстах километрах от Москвы”, — сказал он. Наверное, на добрый поступок его вдохновил мой измученный и жалкий вид, ведь все выходные я проводила в бесплодных поисках дачи...
Цветущие дачники с их гномами в сад и удочками на карася стали представляться мне инопланетянами, которые едут на другую планету. Где нет помоек у дороги, грязных курятников на шести сотках и сосен, объеденных жуком-типографом. Но как проехать на эту другую планету — непосвященной вроде меня неведомо.
В конце концов я купила полукруглый столик, фонарь, в который вставляется свечка, два плетеных кресла. Поставила все на балкон.
Теперь читаю на балконе Чехова. Иногда старые горизонты бывают лучше новых.
