Далеко не всегда знаменитым родителям удается стать родителями знаменитостей. Главный режиссер “Ленкома” Марк Захаров, вырастивший не одно поколение актеров, делится опытом, как воспитывал родную дочь — народную артистку России Александру Захарову.
Пережить нежный возраст
До сих пор помню один пронзительный момент: бегает маленький несмышленыш, вакает-макает (особых зачатков разума я в нем еще не замечал), и вдруг этот человек, от которого я ничего не ожидал, произносит “па-па”. От этого “па-па”, которому научила Сашу мать, у меня просто комок к горлу подступил... Потом были долгие годы детства. Очень интересно бывает послушать, что говорит взрослеющий человек. Когда Саша родилась, я был в очень тяжелом материальном положении. Потом стал по чуть-чуть выкарабкиваться. И вот ехали мы с семьей в метро, недалеко сидела тетя с раскладушкой. Саша спросила: “Почему тетя едет в метро с раскладушкой?” — “Надо перевезти”. — “А почему в метро?” — “Денег не хватает”. И тут, как назло, в вагоне воцарилась тишина, и дочь изрекла: “Ну как не хватает денег? Ну разменяла бы!” Это был такой социальный удар по вагону! На остановке мы выскочили как тела, совершенно инородные, не имеющие никакого отношения к такому разгульному и наглому мышлению ребенка...
Одно время Саша якобы отправлялась в школу, а потом вместо уроков шла с подругой в “Детский мир” смотреть на витрины. Мать ее на этом поймала. Вызвали в школу: Саша вела себя очень достойно, спокойно, признавала свою вину. Но когда учительница младших классов сказала, что “мы ее, вероятно, переведем из школы в ремесленное училище”, она осторожно дернула мать за юбку и шепнула: “Не бойся, пугают”. Так что какой-то прагматизм, здравый смысл ей присущи с раннего возраста.
Друг, у которого была старшая дочь, предупредил: обожание и любовь к девчонке должны смениться противным девчачьим возрастом, где-то лет с 13. Саша действительно стала противной: дух протеста на пустом месте, капризы, желание утвердиться через обострение отношений. Но то, что я заранее знал об этом и знал, что это просто надо пережить, облегчило жизнь. После 17 лет все как-то естественно пришло в норму.
Кончай стучать по менингиту!
Мы не заставляли дочь заниматься чем-либо. Наоборот, она заставила нас смириться с ее занятиями в музшколе, слушать нескончаемые гаммы. Иногда мать, когда болела голова, кричала: “Саша, кончай стучать по менингиту!” Тем не менее Саша упорно долбила и научилась играть, и закончила эту школу. Тогда я понял, что человек рождается с определенной волей. У Александры даже слух развился... Я не встревал в то, какие у Саши друзья. Только не знаю, прав ли. Но я думал, что все само собой сложится — такая судьба. У нее было свободное детство.
Куда тебя занесло
Как-то затеял я с дочкой глобальный разговор о том, что нечего размахивать ложкой, если ей кашу сварили. Стал приводить разного рода случаи из нашей многострадальной истории, когда к еде люди относились как к небесному дару. Говорю: “Это была великая ценность в жизни”, — и вдруг ловлю на себе такой пристальный взгляд с прищуром и циничным интересом. Потом я только раз, когда Саша пошла в школу, пустился в пространные рассуждения о том, что такое “хорошо вообще”, как правильно и как неправильно вести себя во всех случаях жизни. И опять поймал на себе такой веселый взгляд! Она не перебивала. Просто ее интересовала протяженность этой лекции: насколько еще меня хватит? А я как-то не мог кратко формулировать такие вещи, но понял: подобными словоговорениями и менторскими интонациями ничего не добьешься. И немножко упростил свой стиль, может быть, даже оздоровил. Больше о высоких материях мы не беседовали, а старались конкретно разбираться в более мелких бытовых проблемах... Учить тому, что такое добро и что такое зло, тоже надо, но в свое время, и замечать, чтобы не было у ребенка насмешливого снисходительного взгляда: ну давай-давай, ишь, куда тебя занесло, послушаем, что ты еще скажешь!
Я исповедую клановую солидарность
Классе в 10 Саша объявила, что ничего, кроме как быть артисткой, ей не остается в жизни. И мать, актриса, занялась Александрой, приходя в ужас от первых ее проб. Потом что-то там проклюнулось, дочь пришла в Вахтанговское училище... Специально я никому не звонил, но позже мне рассказывали, что педагоги были очень напряжены: “все-таки из уважения к Захарову” придется “может быть, не дай бог” принимать что-то такое неудобоваримое. Когда оказалось, что она подходит сама по себе, у них был вздох облегчения, даже радость. Так что какое-то воздействие отрицать нельзя. И звонить тут необязательно. Во всяком случае, Владимир Георгиевич Шлезингер сам мне позвонил перед коллоквиумом. Я тотчас сообщил: “Саша, не скажу кто, не скажу когда, но тебе надо срочно почитать книгу о Никарагуа”. Я позвонил сведущему в политологии человеку. На коллоквиуме Шлезингер торжественно, слегка подмигнув, спросил: “А что у нас в Никарагуа происходит?” В общем, был элемент некой клановой солидарности, которую я лично исповедую и не скрываю, что к детям моих коллег отношусь немножко иначе. Может быть, это неправильно...
Ты никуда не годишься!
Училась Александра по-разному. И трудности были. Она иногда рассказывала, как ей говорили в училище: ты не годишься, у тебя вообще ничего нет. Я понимал, что это неизбежно. Это должно пройти. Не то чтобы я старался ее успокоить, дескать, не верь. Я так не говорил — надо верить, надо пережить, преодолеть. Если тебе говорят, что у тебя не получается и ты подаешь слишком мало надежд, и вообще неизвестно, что ты из себя представляешь, — такие негативные эмоции для творческого человека очень нужны. Без несчастной любви у поэта не будет сборника стихов.
Ей хотелось в “Ленком”
Дочь готовы были взять два театра. Ей хотелось в “Ленком”. На просмотре она сыграла замечательно, но во время обсуждения возникло замешательство — не знали, как начать. И тут Елена Фадеева, наша ведущая артистка, сказала с подкупающей прямотой и наивностью: “Дорогие, ну человек, — и указала на меня перстом, — не взял к себе жену, актрису, которая всю жизнь мечтала играть в хорошем театре. Дочь-то надо нам взять?!” Все ответили: надо, надо дочь, способная. Так что я очень благодарен Елене за ту ее наивную простоту и четкость формулировки. Тем не менее я непросто себя чувствовал. Когда ты руководишь театром и у тебя под началом собственная дочь, есть определенные проблемы. Взять даже то, что Александра долгое время не понимала, как ко мне обращаться: “папа”, “ты, Марк Анатольевич”? Однажды я поднялся после репетиции, и она поняла — сейчас я уйду. Мучительно пытаясь подобрать слова, окликнула: “Эй! Эй, денег нет на дорогу...”
Александра основательно пилила меня, что она очень долго играла в массовке. Она просто не понимает по сию пору, что это хорошо. Полезно осваивать свою профессию. Это надо, чтобы потом любить ее. Молодые роли Александра играла достаточно грамотно, выразительно. Были на счету дочери и какие-то съемки. Но все-таки некий дамоклов меч надо мной висел. Снят он был только после того, как дочь сыграла в “Криминальном таланте” у Ашкенази. Фильм стал решающим событием в наших отношениях и в театре, и дома. Его оценили как крупную удачу, Александру стали узнавать на улице.
Не рассказывай мне об этом
Сейчас мы живем отдельно. Когда общаемся, дочь иногда шутливым образом покрикивает на нас, называет нас именами веселыми, связанными в основном с животным миром. Ну мы тоже придумываем ей разные названия, связанные то с земноводными, то с какими-то мелкими хищниками. Но, в общем, Александра проявляет большую заботу о нас и о нашем самочувствии.
Вообще у нас в семье с дочерью была какая-то уважительная дружба. Достаточно откровенная, хотя в абсолютное соприкосновение со всеми мыслями, ощущениями и побуждениями мы все-таки не входили. Например, когда Александра пришла в театр, я ей сразу сказал: ничего не надо рассказывать мне о своих эмоциональных нюансах. Театр очень непростой организм, там много закулисных болезней. И в “Ленкоме” есть что-то, что может раздражать, обижать. Вот она такими вещами со мной не делится, кроме событий из ряда вон выходящих. Однажды, в начале работы в театре, дочь пришла ко мне с вытаращенными глазами и сказала, еле сдерживая слезы: “Папа, Олег Иванович сказал Александру Гавриловичу, что сживет его со свету. Как же это так?!” Я ее как мог успокоил, объяснил, что Янковский с Абдуловым оттачивают так комедийные ситуации, не всегда удачно, но всегда весело в конце концов и остаются потом довольны. Помню, Абдулов говорил, что Янковский устарел, пора искать ему замену (давно это было).
Что касается меня, я ничего не скрываю от дочери, но и не стараюсь с ней обсуждать что-то такое глубоко. Я считаю, то, что ей интересно, она сама прочтет и увидит по ТВ. При этом я старался быть заботливым, ласковым. Это была моя потребность. Сожалею ли я о чем-то, как воспитывал? Мне бы не хотелось отвечать на такой вопрос, хотя... у меня есть что сказать.
