Пятнадцать Kлавдий и Bасюта

Людмила ИВАНОВА: “Все кричали: “Депардье опять идет к Ивановой целоваться!”

     — Я только раз в жизни играла красивую роль — Весну в “Снегурочке” Островского.
     В шестом классе... Такие красивые роли я мечтала играть, когда стану актрисой. Но вышло совсем по-другому, — говорит Людмила Иванова и начинает перечислять: — Пятнадцать Клавдий, шесть Марий, четыре Зинаиды, три Шуры, Анфиса, Ефросинья, Васюта, Груша... Про любовь — ничего...
     Может, из-за дефицита сценической и кинолюбви, а может, по какой другой причине свою книгу она назвала “Я люблю вас!”. Она всегда говорит “любила — не любила”, и никогда “нравится — не нравится”. Голос — тихий-тихий, темперамент — страсть, а энергии столько, что хватает сразу на два театра: любимый “Современник” и “Экспромт”, который сама же и создала 12 лет назад. О том и о тех, кого и что она любит, Людмила Ивановна рассказала корреспонденту “МК” накануне своего юбилея.
     
     — Людмила Ивановна, неужели вы не произнесли на сцене ни одного слова про любовь за всю долгую актерскую жизнь в “Современнике”?
   
  — Пожалуй, единственную фразу о любви я говорила, когда играла Лиду Белову в спектакле “Традиционный сбор” Розова. “Как я любила-то тебя!” — говорила я человеку, которого проводила на фронт и с которым мы встретились через 20 лет на традиционном сборе в школе. Жизнь прошла, моя героиня вышла за другого, у нее двое детей, она живет в Иркутске... Стоя ко мне спиной, он отвечал: “И я тебя!”
     — Большинство зрителей знают вас по “Служебному роману”.
 
    — Да... Но что ж теперь сделаешь!
     — А у вас-то служебные романы бывали? Признайтесь!
   
  — Вы знаете, нет. (Смеется.) Я всегда считала, что романы заводить на работе не стоит. На работе надо работать. Хотя влюбляться — это правильно. Когда в молодости я никого не любила, то думала, что просто зря теряю время. Скажу вам по секрету, что мне никогда не нравились артисты.
     — Как такое может быть?!
  
   — Чистая правда. Все романы у меня были вне театра — с математиками, физиками, и мой муж, Валерий Миляев, — доктор физико-математических наук, мы живем с ним 40 лет. У нас юбилей в этом году, и у нас двое сыновей. А артистов я рассматриваю просто как родственников. (Снова хохочет.) Может, если б я влюбленных играла, у меня и были бы романы, а так нет, не было. Я ведь характерная артистка, часто играла пожилых — в 25 лет, например, 50-летнюю учительницу в спектакле “Вечно живые”.
     — А вы никогда не уставали от своего столь постоянного амплуа?
   
  — Нет, никогда. Я очень люблю натуру, играть люблю до безумия. Люблю всех своих старух, мне они как художнику интересны. Я всегда придумываю им биографию, что-нибудь сочиняю, работаю как научный работник. Скучно вам со мной, да?..
     — Да почему же? Расскажите про свою знаменитую Шурочку из “Служебного романа”.
   
  — Шурочка, Шурочка... Что рассказать? Дело в том, что я сама была в то время профсоюзным работником. Очень хорошо их знала, что-то в них любила, а что-то не любила. Я работала для людей. Вообще, я считаю, что очень интересно работать для людей. Я, например, очень много квартир достала... Но вы не только о “Служебном романе”-то пишите: у меня ведь в театре 50 ролей.
     — Какая любимая?
    
 — Вы знаете, как это ни смешно, пожалуй, Саввишна в “Эшелоне” (режиссер — Волчек, а постановщик — Райхельгауз). Тоже пожилая старуха, не очень добрая — война все-таки (я вообще военную тему люблю). И вот эта Саввишна едет в эвакуацию с беременной дочкой. Страшно, эшелон идет долго, кругом женщины, дети, потом бомбежка... А я вообще заболела и умираю одна в тамбуре. Мне стало жарко, вынесли меня, и я прошу у них и у всего зала: “Дайте водички испить кружечку, я столько воды в своей жизни перетаскала! Волгу! А сейчас мне кружечку дайте...” Я очень любила эту роль.
     И вообще, если подумать, то я очень любила роль Людки-поэтессы в “Матросской тишине” — спектакль так и не вышел. Это была такая моя любимая роль! А еще... баба Шура в спектакле “Любовь и голуби”, баба Настя в “Крутом маршруте” и Светлана-пенсионерка из спектакля “Аккомпаниатор”. Вот сколько. Вообще-то у меня ролей в “Современнике” около 50, я посчитала.
     — А в кино?
   
  — Тоже много. Последний мой фильм — “Зависть богов”. Роскошный фильм про любовь. Я там с Депардье снялась — это мой любимый актер. Я и не мечтала, а мне вдруг говорят: “Ты снимаешься с Депардье”. А я, сами видите, полная, хлебосольная, я его в фильме кормила. И он прямо как только видел меня — так и целовал: трижды, по-русски. А все кричали: “Депардье опять идет к Ивановой целоваться!” А с ним бы я, пожалуй, роман завела... Напишите: “Иванова мечтательно посмотрела вверх, и...”.
     Так я, дура, не взяла даже его адреса. И потом, я более или менее знаю французский, но, когда начала с ним говорить, сказала: “Господин Депардье...” А он так строго меня поправил: “Депардьё” — я застеснялась и перешла на русский.
     — День вашего рождения — 22 июня. Как эта дата прошлась по вашей жизни?
    
 — Не сама дата. Война — это, наверное, самое большое событие в моей жизни, которое вообще повлияло на все. Те, кто пережил войну, — другие люди, не похожие на всех остальных. Но у меня было хорошее детство: мой отец был профессором, и мы прилично жили. Мама дала мне очень большое “приданое” - она до школы занималась со мной, водила меня в балет, в музыкальную школу, в хор. Я столько получила, что пользуюсь этим всю жизнь. Кроме этого, она научила меня любить книгу, читать...
     У меня были прекрасные родители. Меня вообще всю жизнь окружают замечательные люди: Олег Ефремов, мои любимые партнеры и партнерши по “Современнику”, Галина Волчек, у которой я сыграла почти во всех спектаклях свои любимые роли. Я им всем благодарна.
     — В одной из песен вашего мужа есть такие слова: “Приходит время, люди голову теряют...” Вот расскажите, как вы потеряли голову от своей работы, от своей любви.
 
    — Да, потеряла, но я не хочу, чтобы вы об этом писали, потому что все журналы уже написали об этом. Привирают: мол, ехала Иванова в электричке, услышала свою песню, которую пел какой-то парень, и тут-то... А было так: я вела тогда театральный кружок в физическом институте Академии наук, а Валерий был тогда уже знаменитым бардом, со своими физиками написал оперу “Архимед”, чем они и прославились, и мы его пригласили в кружок — писать новогодние песни.
     Вероятно, мы понравились друг другу, он меня пригласил кататься на лыжах... А на обратном пути, в электричке, спел песню “Улица Горького”. Говорит: “Вот мне очень нравится эта песня. Ее Ада Якушева написала”. А я обиделась: “Как это Якушева?! Это моя песня!” Там такие слова: “Бесконечной тоскою охвачена, я бреду по вечерней Москве, то ли дождь идет, то ли плачу я, и все думаю я о тебе”. А потом выхожу я как-то из физического института: занятия перенесли в другой. Надо сказать, я плохо ориентируюсь, и думала, никогда не найду, снег меня засыплет, заблужусь... — такое было настроение. И вдруг выходит он, с мандарином в руке. Говорит: “Я так и знал, что вы заблудитесь, я вышел вас встречать”. И мне показалось, что он — Дед Мороз, я в него влюбилась... Но об этом много писали...
     — Вы очень любите людей. Какие качества вам в них не нравятся?
 
    — Не нравится предательство. Когда друг друга предают — это ужасно. Ну и лень тоже не люблю, равнодушие не люблю. Я сама человек горячий и люблю, когда вокруг все такие же.
     — В воскресенье, в день своего юбилея, на сцене “Современника” вы сыграете мать Гоголя. Откуда взялась пьеса?
     — Я сама ее написала. По письмам, по воспоминаниям. На два дня ездила в имение Гоголя, в Васильевку. Со всеми познакомилась, все посмотрела. Наш спектакль — это один день из жизни матери Гоголя, когда она ждет сына в гости. Он приезжал к ней раз в год. И вот они готовятся его встретить — вареники лепят, дом украшают, она вспоминает, как она его родила, потом приходят гости. Вдруг звонит колокольчик и приносят письмо: “Дорогая моя матушка, не удастся, вероятно, увидеться с вами осенью. Дорога, которая всегда была для меня так полезна, стала вредоносной, нервы мои расшатались, я плохо себя почувствовал и из Калуги повернул обратно. Молитесь о моем здоровье, я прошу вас”. И все, больше он не приехал: через пять месяцев умер. Она не дождалась...
     — Похоже, что вы очень любите этого писателя.
     
— Дело в том, что, когда я училась на первом курсе, у меня был страшный год. Отец умер, мама попала в больницу — безнадежно, бабушка умирала — у нее обнаружился рак, у моего любимого учителя Николая Дорохина был инфаркт... Прямо жить стало страшно, стипендия была 220 рублей. И меня спасал Гоголь. Я читала “Вечера на хуторе близ Диканьки”, и меня это так потрясало, как хорошая музыка, как Шопен, которого я тогда играла... Гоголь меня спасал, поэтому сейчас я как бы отдаю дань. Ведь сейчас не читает никто, а мне хочется, чтобы Гоголя все знали. У нас в спектакле действуют Солоха (Елена Костина), Вакула (Константин Ужва, Ян Крайницкий), Рудый Панько (Александр Аксенов), Черт (Валерий Еремеев),Гапка (Оксана Зима), Панночка (Елена Федюшина), Цыган (Антон Антонов), они ссорятся, мирятся, поют песни...
     — Интересно, а хотелось бы вам действительно иметь такого сына, как Гоголь?
     — Ха! Гений! Я же там говорю: “Гений!” Маменька была такая наивная, она понимала, что ее сын — гений, и верила, что все хорошее на свете сделал он: изобрел паровую машину, построил железную дорогу из Петербурга в Москву и написал все книги. Конечно, ей бы хотелось, чтобы он и жил там, где она жила, и женился, а он не женился, но она все ему прощала, содержала его, когда он был в Петербурге...
     — А чем занимаются ваши сыновья?
    
 — У меня талантливые сыновья. И уже двое внуков. Мой старший сын — художник (показывает на стены, где висят картины Ивана Миляева), очень хороший, он главный художник нашего театра, сейчас оформляет наш спектакль. А второй — психолог, но занимается растениями. Цветы выращивает. Говорит, трудно с людьми. С цветами — легче. Никто не бизнесмен, все еле-еле зарабатывают на хлеб, но все занимаются любимой работой. У нас дома так.
     — А вы всегда жили так близко от двух своих театров? (Квартира Людмилы Ивановны — всего через одну лестничную клетку от “Экспромта”.)
   
  — Нет, специально поменялась. Потому что у меня с ногами проблема — я далеко не хожу.
     Свой детский театр я обожаю — он дивный, у нас чудные сказки идут, мюзиклы: “Маша и Медведь”, “Репка”, “Али-Баба и сорок разбойников”, “Оловянный солдатик”, а в этом году мы даже поставили “Риголетто” (реж. Наталья Тимофеева). У меня сейчас команда прекрасная: и режиссер замечательный — Владимир Байчер, мой единомышленник, и дирижер Игорь Сукачев, и балетмейстер Марианна Богданова, и композитор украинский Валерий Кикта,и режиссер по пластике Георгий Гусев, а актеры все какие замечательные! Правда, получают артисты всего две тысячи рублей, поэтому время от времени уходят от меня. У нас детский театр, никому мы не нужны. Соседи судятся с нами, хотят театр изгнать. Но пока суд нас оправдал. Что дальше будет — не знаю.
     — Вы говорите о таких неприятных вещах, но все равно производите впечатление абсолютно счастливого человека.
 
    — А я и считаю себя счастливой. Вы знаете, я люблю “Современник”, люблю свой театр “Экспромт”, люблю кино, песни. Это кошмар, сколько всего я люблю! Вот поэтому я счастлива.
     

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру