“Здравствуй, дорогая “Радионяня”, пишет тебе Алеша из Москвы. У меня случилась беда — я перехожу в другую школу и уже представляю, как меня будут дразнить, ведь я очень полный. А на новом месте у меня нет ни одного друга. Посоветуй, как быть”.
Это трогательное письмо хранится в памяти легендарного ведущего всеми любимой “Радионяни” Александра Левенбука почти два десятка лет. Его голос из детства, на котором выросло не одно поколение жителей бывшего Союза. Сегодня Александр Семенович — главный режиссер еврейского театра “Шалом”. Гастроли, репетиции драматических пьес и национальных танцев, переговоры со спонсорами... Активности Левенбука можно позавидовать.
— Aлександр Семенович, у еврейского театра в России был сорокалетний антракт. Как удалось его возродить?
— Если бы меня спросили, что изменилось в лучшую сторону в России после перестройки, я бы ответил — стало лучше для еврейского актера и для еврейского зрителя. Я пришел в театр еще в партийные времена. И с чиновниками у меня произошел интересный эпизод. Ведь раньше здесь был еврейский драматический ансамбль, который существовал номинально — они очень мало играли. А в зале сидели семь зрителей. Ведь они играли на идише, который мало кто понимал. Мы с Аркадием Хайтом поставили условие — приступаем к работе только после того, как нам дадут статус театра и новое название. “Наверху” с решением тянули невероятно долго. И тогда один умный русский человек из властных структур научил меня — сделай просмотр для властей и скажи — если вы нас не поддержите, нам помогут зарубежные организации. И как они перепугались, да у них челюсти отвисли! Нас расцеловали, и мы стали работать. Но сейчас, слава богу, цензуры нет. Другое дело, что еврейский театр просто не имеет права позволять себе бранные слова или наглую эротику.
— Открытие театра отмечали бурно и весело, как и предполагает еврейская традиция радоваться праздникам?
— Мы были просто счастливы! На открытие приезжала Алла Борисовна Пугачева. С тех пор прошло 15 лет. И не так давно она сказала — 15 лет назад я открывала этот театр и не жалею об этом. Она до сих пор помогает нам материально.
— А кто еще из известной публики жалует ваше детище?
— Наш попечитель Иосиф Кобзон. Он нам очень помогает. Вот, к примеру, знакомит нас с полезными людьми, которые могут посодействовать нам материально. На все спектакли ходил Махмуд Эсамбаев. Он даже сказал как-то раз, что по танцам мы переплюнули “Ленком”. Частым гостем была Елена Великанова. Заглядывают Юрий Николаев, Игорь Кваша.
— Злые языки утверждают, что в театре “Шалом” актеры только еврейской национальности.
— Приехали... Многие годы евреев не принимали во многие места. А теперь мы, что же, в отместку не должны брать русских на работу? Красиво бы получилось. Мы как раз гордимся тем, что у нас многонациональная труппа. Евреев только 65%. Остальные — русские, украинцы, молдаване, два осетина, мариец.
— Всерьез считаете, что украинцы да молдаване смогут сыграть евреев?
— Нельзя сыграть национальность. Могут быть лишь некоторые особенности. Ну, скажем... легкая тонировка в интонации. Кстати, у современных евреев этого и нет. Мы с Лившицем евреи, а в “Радионяне” учили русскому языку огромную страну. И никто у нас не слышал еврейских интонаций. Может быть, чуть прищурившийся взгляд. Наконец, психология. Предположим, благотворительность. У нас это не просто зов сердца, душевный порыв. Это обязанность каждого еврея. Даже если он не очень-то и хочет отдавать свои деньги. Закон есть закон, будь добр — отстегивай, не скупись! А помните, как фантастически передал еврейский образ Тевье-молочника Ульянов? Он же абсолютно русский, сибирский человек. После эту роль талантливо сыграл Леонов.
— Из чего складывается репертуар театра?
— Первое время было тяжеловато. Нам пришлось создавать репертуар с чистого листа. А сегодня весь репертуар, который вы увидите на нашей афише, — это наша собственность. Эти пьесы нигде не идут. Как говорили раньше — мы в своем репертуаре. У нас были очень интересные случаи, когда к нам подсылали зубных врачей из Америки. Они просили отдать часть репертуара нью-йоркским еврейским театрам. Там же их всего два. Но мы ничего им не отдали. Начинал работать над составлением репертуара еще Аркадий Хайт. Мы ему будем пожизненно благодарны. Мы были с его произведениями в Англии, Америке, Германии. Имели колоссальный успех.
— Неужели и в буфете театра есть чем побаловаться любителям национальной кухни?
— Конечно, по праздникам у нас продается вино. Вы себе не представляете, какие усилия прикладываются для того, чтобы виноградное вино было кошерным. Когда растет виноград, его могут видеть только еврейские глаза. Часто мы продаем мацу, скоро будет сыр.
— Откуда у вас вообще такая страсть к театру?
— Это дело времени. Мои родители не имели к театру никакого отношения. Родился я в центре Москвы, на Новом Арбате. Мой отец был педагогом. А мама работала акушером-гинекологом. В больнице, где она работала, я и появился на свет. Я пошел по ее стопам. Окончил Первый медицинский институт с отличием. И этим очень горжусь. Вообще-то лучшего образования себе и не пожелал бы. Тогда не было узкой специализации. Как у нас говорили, узкий специалист — это когда один знает, куда ставить клизму, а другой знает — как. Моя специальность — лечебное дело. У нас был прекрасный курс. Александр Коновалов — мы с ним рядышком сидели. Мой друг Аркадий Арканов, которого я поздравлял 7 июня с днем рождения. Григорий Горин и Алик Аксельрод тоже заканчивали наш институт. Мы с однокурсниками часто собираемся у меня в кабинете — это праздник.
— Профессия врача все же разочаровала?
— Ни в коем случае! Правда, проработал я по специальности меньше года. Но ведь потом был конкурс артистов эстрады, я получил звание лауреата и пошел в профессионалы. А потом была “Радионяня”.
— Как попали в программу?
— Была вторая половина 60-х. Однажды на радио хотели записать концерт. В качестве конферансье пригласили меня и Лившица. Николай Владимирович Литвинов был режиссером. Запись шла тяжело. У нас же не было опыта работы на радио. Литвинов с нами измучился. После окончания работы, чтобы не так стыдно было ему смотреть в глаза, подарили свою пластинку. Литвинов ее поставил за стеклышко в книжный шкаф. А когда на радио захотели сделать новую развлекательную передачу для детей, он глянул на пластинку, вспомнил нас и пригласил. С этого все и началось.
— Согласились без колебаний? Ведь предложение поступило от такого мэтра!
— Литвинов нам передал любовь к радио. Он по-настоящему, всерьез любил свое дело, и этим нас заразил. Работать с ним, даже просто постоять рядом у микрофона, для меня и Лившица за счастье было. Большую часть времени автором “Радионяни” был Аркадий Хайт. И вот результат — “Радионяню” в отрывках транслируют до сих пор. Я даже представить не мог, что на днях, на празднике “Радиомания”, вспомнят об этой передаче. Вручение премии состоялось в питерском зале “Октябрьский”. Меня так тепло встретили зрители... Я вышел на сцену и рассказывал об ушедших. У меня была одна задача — не сразу расплакаться, в общем, получилось...
— Дети, которые слушали “Радионяню”, верили, что вы читаете их письма и учитываете каждое пожелание. Так и было?
— Я и Лившиц были эстрадными артистами. Поэтому, выступая, мы четко представляли, как это воспринимается зрителем. А иногда и выступали в концертах с отрывками из “Радионяни”. Приходили письма, которые могли растрогать. Я вам уже рассказывал о письме, которое помню до сих пор. Ну как же этому мальчику не ответить?
— Интересно, что же вы ему посоветовали?
— По письму мы поняли, что он добрый, хороший мальчик. Мы ему ответили, что, если кто-то дразнит тебя, ты можешь над ним подшутить или не обращать внимания. Относись к этому как к юмору. Может, парень, который тебя дразнит, будет твоим другом. Не нужно с ним ссориться. Потерпи, все обойдется. А вообще-то больше мы прислушивались к родителям. Однажды “Ну, погоди!” объявил конкурс на заготовки к сценарию. Потом даже говорили, что следующая серия вся составлена из предложений детей. Это неправда. Ни одного, даже мелкого трюка не было предложено детьми. Дети этого не умеют. Так же, как они не смогут написать смешной рассказ в “Радионяню”.
— Нет желания вернуться на радио?
— Да что вы! Ко мне многие обращаются с предложениями поработать на радио. А начинают уговоры с того, что вот вы, Александр Семенович, легенда радио. Я долго отказывался, просто ничего интересного не было. Не хочу сглазить, но есть одно серьезное предложение — “Радионяня” для взрослых. Мне нравится эта идея. Больше я вам пока ничего не скажу.
— Хотите сказать, современное радио не для вас?
— Радио сегодня в художественном смысле значительно хуже прежнего. Но появились молодые заразительные ведущие — они раскованны, доброжелательны, интересны. Но иногда они злоупотребляют свободой, не ценят сжатого радийного времени. Они говорят, и вроде бы занятно, но потом невозможно вспомнить, о чем шла речь. Особенно если это разговор между песнями. Есть такой термин — блекотень. То есть — ничто.
— Как воспитывает своего ребенка “главная няня страны”?
— Я сапожник без сапог. Сына Айвара скорее воспитывает его мама, Визма Виталс. Хотя у нее тоже мало времени. Она — главный балетмейстер театра “Шалом”. Так получилось, что большую часть работы в театре берет на себя. Я же трачу время на общее руководство, на создание репертуара и оргвопросы. Визма очень устает. Так что, когда приходит домой, у нее остаются силы лишь для того, чтобы немножко с ним поругаться. Не так давно предмет моей симпатии Александр Ширвиндт говорил, что он вообще не понимает, что значит “воспитывать”. Ребенок живет рядом с родителями, и, если они хорошо себя ведут, он им подражает. Наверное, Ширвиндт в чем-то прав. Я доволен своим сыном. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы он чуть больше занимался и чуть больше читал. Но настаивать и ругать нельзя. Знаете, есть принцип одного ученого — ругать сотрудника абсолютно бесперспективное занятие. Хвалите, иногда помогает.
— Образование по примеру папы он выберет медицинское?
— Нет, он далек и от медицины, и от актерского мастерства. Он учится в колледже. Его предмет — экономика и компьютер. Преподаватели говорят, он может быть хорошим менеджером.
— А что-то еврейское ему передаете?
— Специально нет. Но что-то он берет... я надеюсь.
