Александр Буйнов официально вписан в число лучших людей России, награжден премией Утесова за вклад в отечественную культуру, его имя даже используют в качестве торговой марки за рубежом.
Недавно Александр вернулся в Москву после длительных гастролей.
Репортер “МК-Воскресенья” встретился с ним в концертном зале “Россия”. Певец готовится к очередному концерту...
— Александр, поговаривают, пока вы гастролировали, кто-то ловко воспользовался вашим именем...
— Вы, наверное, имеете в виду историю с турецким магазином?
— Насколько я знаю, теперь вы — “обладатель” фабрики по производству кожаных изделий...
— Да уж... (Улыбается.) Обладатель. Представляете, приезжаю я домой, а мои близкие рассказывают невероятную историю. Они вернулись не так давно из Антальи. Гуляя по городу, случайно наткнулись на магазин с табличкой: “Кожаные изделия от Александра Буйнова”. Зашли внутрь, а там турок какой-то сидит (кстати, говорят, похожий на меня) и представляется всем Буйновым. Они ему: “Вы и есть Александр?”. А он: “Да, я его брат. Разве не похож?”
В общем, спорить с ним мои друзья не стали. Походили по магазину, попробовали шапочки там всякие, курточки. Хорошие, говорят. Взяли визитку, где указан “мой” телефон и еще какого-то Миши, наверное, другого моего брата, и с ней вернулись домой. Адвокаты теперь советуют подавать в суд. Но сейчас не до этого — готовлюсь к концерту!
— Кстати о концертах. Я знаю, что вы предпочитаете самолетам поезда. В особенности потому, что в аэропортах с вами постоянно происходят какие-то истории.
— Если сейчас начать вспоминать все, что со мной было, одной газеты не хватит. Могу рассказать, почему в последнее время мы прилетаем в аэропорт за три часа... Я никогда не думал, что контроль на американской таможне может быть таким ужасным. При этих проверках, особенно начиная с 11 сентября, нам всем приходилось раздеваться, вплоть до обуви. Не помню, снимали ли носки, но подошву проверяли от и до — на предмет оружия, лезвий. И вот так одну девушку из нашей группы раздели практически догола. Потому что у нее при исследовании металлоискателем в ноге что-то зазвенело. Я так подозреваю, фигура у нее хорошая — может, конечно, залюбовались...
В общем, она уже разделась совсем, а нога все свистит и свистит. Самое главное, что кабинка для переодевания довольно маленькая, почти все на виду. Она глаза уже к небу и говорит мне: “Александр Николаевич, пожалуйста, переведите, пусть они повнимательней посмотрят, ну что у меня может быть в бедре?” Я ей: “Может, у тебя штырь?”. Полушутя им об этом говорю. А они шуток не понимают, стали интересоваться, была ли у нее операция. Девушка им: “Внутри ничего нет, это моя нога, это мое бедро! Я очень люблю яблоки, у меня много железа”. И вот когда она уже в трусах стояла, женщина ее все металлоискателем обшаривает, она им говорит: “Ну поверьте, нет штыря. Я бы тогда танцевать не смогла!” Конечно, нас отпустили, но повторяется это практически всегда. Приезжать в аэропорт мы теперь стараемся заранее.
— Может, если так фатально не везет в аэропортах, к заговорам прибегнуть? А что? Очень модно сейчас: на удачу там, на ведение бизнеса...
— Я человек не суеверный. Не фаталист. Все уже проверено, никакие черные кошки на меня не действуют. Когда получил первую машину — тесть подарил “шестерку”, — в салоне висела иконка Николая Чудотворца. Больше ничего такого не держу. Думаю, мы сами себе придумываем суеверия… Если мы православные и крещеные, то есть ли смысл во всю эту чушь верить? У меня, честно говоря, есть одна только примета или, скорее, фенька: выйти на сцену из-за правой кулисы.
— Ну а в игры-то хоть азартные играете?
— Если пойду в казино, то могу проиграть все. Поэтому туда не хожу. Помню как-то еще в доперестроечные времена мы поездом ехали на гастроли в какой-то шахтерский городок. К нам в вагон подсадили одного человека, который играл на живые деньги и при этом любил блефовать. Я совершенно незаметно для себя втянулся в игру с надеждой проиграть рублей 20, а может, и выиграть. Первый кон — выигрываю. Глаза загорелись... Опять играю — возвращаюсь на ноль и совершенно не замечаю, что рядом со мной шулеры. Мой коллега это заметил и намекнул, что пора бы сваливать. Но я вошел в раж и не мог остановиться. В итоге проиграл сумму, равную стоимости квартиры и машины. Я пошел по поезду, в котором ехали одни артисты, и стал у всех занимать деньги, набрал несколько тысяч. За это время меня успели просветить по поводу игры. Приятель сел рядом и стал следить за шулерами, чтоб те не играли в две руки. Мне повезло: я отыграл свой долг и вышел из-за стола. С тех пор — все!
— Меня всегда интересовал вопрос: артист, у которого есть собственный сайт в Интернете, заглядывает ли туда вообще, или с поклонниками общаются “специально обученные люди”?
— О чем вы? Конечно, я сам общаюсь! Обожаю получать письма по электронной почте, и не только. Стараюсь отвечать всем, правда, это занимает много времени: я плохо печатаю. Пока на клавиатуре запятую найдешь, пока точку...
Но все равно получать послания очень здорово! Мы с некоторыми просто завязали настоящую переписку, они мне истории жизни пишут и фотки присылают. Так что пишите! А письма от руки, кстати, тоже очень приятно читать — в них есть душа.
— Слышала, Александр Буйнов принципиально не поет под фонограмму. Неужели даже в предстоящем концерте не “отдохнете” на сцене? Никто, по-моему, особо и не сомневается в вашем умении петь...
— А какой тогда смысл? Всю жизнь кайфовать живьем, чтобы, стоя на вершине успеха, “фанерить”? Не-е-ет... Для меня концерт — это медленный оргазм, взаимный со зрителем. К тому же можно тогда и поимпровизировать. Я это очень люблю! Все идет от зала — песни, темп, остановки. Это у меня еще с юности привычка, когда мы с самодеятельными группами выступали.
— Раз уж заговорили о юности, признайтесь, куда уходили первые гонорары?
— Когда была группа “Скоморохи”, все гонорары собирались в общий котел, на развитие группы. В основном покупались инструменты. Правда, они отнимали все сбережения — некоторые стоили так дорого, что стоял выбор: купить квартиру или музыкальный инструмент — такие цены были. Хорошая гитара стоила от 3 до 5 тысяч долларов. Их привозили из-за границы. Еще одежда была нужна — мы же должны были выглядеть прилично. Куртки, джинсы приобретали у артистов из Польши, Венгрии... Они к нам на гастроли приезжали. А уезжали уже голыми. (Смеется.) Там они снова покупали одежду и… Короче, эти ребята очень любили ездить в Советский Союз на гастроли.
— Ну а как насчет того, чтобы в кино сходить или девушку в ресторан пригласить?..
— Нам тогда было лет по 15—17, мы как-то о ресторанах не думали. Редко, я помню, мы в МЭИ играли за ящик “Жигулевского” пива — такие бартерные были отношения. А в “Араксе” уже выступали с последующим дележом денег, не помню уже, какие были гонорары, 150—300 рублей, по-моему. В целом неплохо для 70-х годов. В основном это были студенческие вечеринки, танцы, то, что сейчас дискотекой называется. Золотое время...
— До сих пор с теплотой вспоминаете?
— Конечно!!! Одна из моих любимых тем. Когда мне только исполнилось 16 или 17 лет, я сбежал от родителей, мотался по гастролям, вовсю работал во Владимирской филармонии. В трудовой у меня было написано “артист-инструменталист”. Ставка тогда была то ли 4,50, то ли 5 рублей. Плюс суточные — 1 рубль 70 копеек. Один из членов ансамбля, сейчас народный артист, сказал: “Ребята, ведь все равно можно сэкономить!” Он поставил рекорд — прожил то ли на 28, то ли на 30 копеек в сутки. Сказал, что тут рядом рабочая столовая, цены там: щи — 7 копеек, соль, хлеб и горчица уже на столе, берешь все это, делаешь известный студенческий бутерброд с начинкой, стаканчик кефира или молока — и все нормально. Так мы экономили.
— Сейчас, видимо, не приходится. Говорят, в вашем большом доме есть два суперповара, которые готовят какие-то суперблюда.
— Все-то вы знаете! Да, они могут приготовить абсолютно любые блюда. Правда, в основном это делается, когда у меня гости. Например, если друзья приезжают, идем в баню. Далеко идти не надо — она прямо в доме. Можно в бассейне поплавать. Я в нем, например, провожу время, когда не в духе или с женой Аленой не в ладу. После бани с пивом и раками просим пожаловать дорогих гостей в гостиную, перейти к возлияниям и обильному ужину. Все мои гости всегда завидуют нашему столу. До десерта, как правило, дело не доходит...
— Когда возвращаетесь из поездок, часто получаете сюрпризы от домашних?
— Особенно от Алены. Она очень любит перестановку делать. Без меня. Я приезжаю с гастролей, захожу в дом, ну и — нет слов... Она, конечно, ждет какого-то эффекта, взрыва эмоций и спрашивает меня: “Ты ничего не хочешь сказать?”. Но я действительно консерватор: хочу, чтобы в темноте можно было свалиться в кресло. Так вот оно вроде здесь стояло, а там оказывается не кресло, а штырь от светильника какой-нибудь… (Смеется). Мне долго нужно привыкать, что у меня здесь был свой бардачок, а теперь надо его оборудовать в другом месте… Но надо сказать, что Алена все делает со вкусом, у нас все очень красиво. Я такого дома больше не знаю — красивого, уютного и дружелюбного…
— В завершение беседы хотела бы развеять слухи читателей относительно вашей фамилии. Она настоящая или дань характеру певца?
— Нрав у меня, конечно, весьма подвижный. Но и фамилия самая что ни на есть моя. Моя бабка жила на улице Черкесской, которую назвали в честь моих предков. Дед отца воевал на Кавказе и привез оттуда девушку. Они поженились, венчались, он ее крестил, и пошли такие “буйновчики” с небольшим кавказским оттенком. Это достоверная история совершенно, и теперь улица в городе Ефремове, где все это происходило, называется Черкесская. Мы раньше заезжали с Аленой, пока бабка жива была. В детстве я часто ездил. Помню, там был такой земляной пол, керосинка, запах пшенной каши-кулеша. Отсюда, наверное, и моя страсть к жизни за городом, к своему дому. Девчонок клеил деревенских и моду там новую завел — рубашку навыпуск (потому что, когда перелезал через забор, штаны порвал). Такие вот мы — Буйновы!
