Исповедь непуганого барда

Самый востребованный на сегодняшний день бард, Олег Митяев с самого начала интервью предупреждает: “Только давайте сразу договоримся: вы не будете задавать вопросы, на которые я уже отвечал не один и не два раза. Мне это неинтересно. Поймите, время, которое я выделил на интервью, — моя и ваша жизнь. И мне важно, чтобы это время не было потрачено мною впустую. Мне интересно задуматься. Ведь существует много вещей, над которыми, не будь журналистов, я бы и не задумался никогда. Готовы?” Что мне оставалось делать? Как бывший ответственный пионер, я — всегда готов!

— Олег, у вас довольно объемистая трудовая книжка — вы были и дворником, и монтажником, и учителем плавания. Пришлось долго искать себя?

— Это обычное дело, когда люди работают и там, и сям, а потом оказывается, что они приспособлены совсем для другого. Я и не предполагал, когда закончил монтажный техникум, когда позже учился в институте физкультуры, что буду писать песни. Однако именно на одной из лекций по плаванию я и написал “Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались”. Это произошло после посещения мной фестиваля самодеятельной песни. Хотя сейчас я думаю, что если бы я попал на рок-фестиваль, то писал бы песни совершенно в другом стиле. Но на мое счастье в КСП в то время были главные силы страны.

— Сейчас все по-другому?

— Сейчас это движение несколько выхолощено. Кто-то уехал на Запад, кто-то стал заниматься бизнесом. Появились другие возможности проявить себя. Но неисправимые лирики и романтики все еще поют песни у костра. Возможно, они мудрее. Потому что остальные, заработав денег и обустроившись в жизни, все равно вернутся к кострам и песням.

— Но материальное, как я понял, вам не чуждо? Это я к тому, что, по слухам, на протяжении десяти лет вам каждый год тольяттинцы дарили по одной машине “Жигули”.

— Это произошло потому, что я написал гимн городу Тольятти. Видимо, песня так нравилась, что люди решили таким образом благодарить меня. А машина всегда была нужна — то мне, то гитаристу, то родственникам.

— А еще вы — один из первых исполнителей, кто нарушил “нерушимый” закон авторской песни: начали коммерциализировать этот жанр и зарабатывать этим на жизнь. Естественно, масса КСПшников не согласилась с выбранным вами путем. Признайтесь, со многими пришлось поссориться?

— Нет, я ничего этого не замечал. Вот вы задали вопрос, и я вспомнил, что в то время, когда у меня еще не было никаких концертов, к нам в Челябинск приезжали Визбор, Берковский, Никитин, Дольский. А мы, как организующая сторона, знали, что у них была договоренность: больше 50 рублей за концерт не брать! Это делалось для того, чтобы не создавать напряжения и ажиотажа! Но иногда они выступали и за большие деньги. Главное, что это, на мой взгляд, не было для них главным. Разговора, что если вы мне не заплатите, то я и не буду выступать, никогда не происходило.

— Барды в то время считались бунтарями...

— А я искренне считал Солженицына врагом народа. Ко мне в те годы не просачивалась другая информация. И когда в толстых журналах стали печатать запрещенные вещи, то я открывал эти истории для себя впервые. А когда я стал писать что-то свое, оказалось, что ничего уже не запрещается. Так что на моем пути не было запретов. Такой непуганый идиот получился. До сих пор это остается: иногда и хочется что-то сказать, но ничего в голову не приходит.

— Вы сейчас даете концерты чуть ли не каждый день. Не боитесь, что творчество превратится в рутину? Вы еще волнуетесь, выходя на сцену?

— Дело даже не в волнении, просто есть концерты очень разные по атмосфере. У меня обычно нет заранее составленной программы, и во время концерта я следую нашему диалогу с залом. Вот в Кремле были концерты, так я до середины второго отделения все волновался, а потом понял, что осталось немного, и расслабился. Итог: все разошлись довольные. Главное в таких концертах, особенно когда приезжаешь в один и тот же город, — хотя бы в анекдотах не повторяться. (Смеется.)

— Вы — один из немногих артистов, кто постоянно общается с залом. Правду говорят, что некоторые особо забавные записки коллекционируете?

— Да, собираю. Такие перлы встречаются, как их выбросить? Например: “Олег! Хотите я рожу Вам девочку? Только соглашайтесь быстрее, срок истекает. С любовью” или “Мой друг сегодня не смог прийти на ваш концерт (работает). Посоветуйте, устроить ему скандал, расценить это как предательство или простить, тем более что я пришла с другим”.

Много можно перечислять: “Спойте, пожалуйста, песню “Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались...” (Если, конечно, знаете)”. “Олег! Мой муж пошел за билетами на Ваш концерт, и его дома нет уже 4 дня. Сколько дней Вы здесь и не был ли он с вами в бане? Надеюсь, что был. Верните!”. Самые забавные я включаю в свои книги. Думаю, что можно выпустить целую книгу вопросов и записок, а чтобы она была еще толще, поместить туда свои ответы.

— А желания попробовать себя в серьезной прозе не возникало?

— Я уверен, что не справлюсь с формой. Моя соседка, писательница Виктория Токарева, с которой мы часто прогуливаемся на воздухе, сказала, что если бы я писал, то уже лет двадцать назад начал это делать: “Если этого не произошло до сих пор, наверное, ты просто не хочешь”. Как мне кажется, в жанре песни я настолько ничего не сделал, что до конца жизни могу заниматься только этим.

— Скажите, это правда, что Булат Окуджава, услышав одну из ваших первых песен, назвал ее “сладкой какашкой”?

— К счастью, это была не моя песня, а одного из лидеров нынешнего русского шансона, который тогда писал другие вещи, например, песню о бойце Первой конной. И мы, продукты комсомола, пели эту вещь очень зажигательно: “С нашей Первой конной мы пойдем до конца”. Булату Шалвовичу мы спели эту песню за кулисами. А он и ответил: мол, это “сладкая какашка”. Многим бы поучиться у Булата Окуджавы, он ведь был крайне конструктивен в своей критике. Если человек был ему симпатичен, то он говорил ему, что так вот плохо, а вот так было бы хорошо. Он всегда предлагал свои варианты.

— Как строились ваши отношения с Окуджавой?

— Об этих нечастых встречах можно рассказывать очень долго. Приятно, что Андрей Макаревич не забывает отметить, что именно я его познакомил с Булатом Окуджавой. Так поступают немногие. А тогда это были прекрасные вечера за рюмкой водки. И иметь такого старшего товарища, мудрого, который мог ответить на сложные для тебя вопросы, было счастьем. Сейчас мне не хватает общения с ним. Хотя и после смерти Окуджава для меня все равно присутствует. Я до сих пор задаюсь вопросом: а что бы он сказал в том или ином случае, стараюсь соответствовать ему.

— Многие считают, что исполнителям авторской песни совсем не важно владеть своим музыкальным инструментом.

— Открою секрет: я так и не научился играть на гитаре. Подумываю о том, чтобы вообще пригласить музыкантов, а я бы только пел. Но это опять ничего не меняет. Главное — это песня, а кто ее будет исполнять, вторично.

— Значит, вы человек не честолюбивый? А как же портреты в каждом ларьке, афиши с вашим лицом?

— Как раз сегодня я ехал, смотрел на эти плакаты и понимал, что, слава богу, это появилось у меня не в 20 лет. Иначе просто могло бы снести голову. А сегодня я не испытываю особого восторга. Но приятно, что для такой известности я ничего не делал. Я не вкладываю каких-то денег, чтобы раскрутиться, а потом остаться на виду.

— А что чувствуете, когда ваши песни поют другие, но не говорят, что это ваша песня? Правда, что у вас в связи с этим были проблемы с г-ном Шуфутинским, когда он исполнил “Француженку” и “Соседку”?

— Он делает это очень хитро. Если посмотреть на обложку его альбома, то можно найти мою фамилию. А то, что во время исполнения клипа не написано, что это моя песня... Формально не придерешься: я ведь ему разрешил ее исполнять. Сам сказал: “Пойте на здоровье!” Он и поет. Да и слава богу! Было бы хуже, если бы он не пел. Хочу сказать ему большое спасибо за то, что он выбрал мои песни, что вложил деньги в клип. Он на этом заработал, но эти песни узнало больше народу.

— С Шуфутинским разобрались. А чем закончился ваш конфликт с Александром Шульгиным, с которым был подписан контракт на использование ваших песен, а потом последовали суды?

— Это отдельная история. И Нина Филимоновна Визбор, и я через суд вернули себе права на свои же песни. Мы изначально подписали кабальный договор, замаскированный и жульнический. Но в результате разборок все стало на свои места. Могу сказать, что вся история имела и положительную сторону: теперь я знаком с юристами, занимающимися авторским правом. И без их ведома я не подписываю ни одной бумаги. Кстати, не забудьте заверить мое интервью перед публикацией.