Под жилье им выделили совсем неплохой домик в предместье Карлхорста, практически не тронутый войной.
Четыре молодых офицера поселились в нем. Их не демобилизовали. На свое несчастье, они знали немецкий язык, поэтому были задержаны еще на год после окончания войны для службы в Контрольной комиссии.
До начала работы оставалось десять дней, и они решили посмотреть Европу.
— Едем в Париж.
В Париж так в Париж.
Два “виллиса” были загружены консервами, шоколадом, хлебом, ромом.
Их было четверо ребят, прошедших самую страшную войну, увешанных орденами и не привыкших бояться ни врагов, ни начальство.
Они даже не представляли, что с ними могли сотворить люди начальника СМЕРШа Виктора Абакумова.
Но они свято считали, что не делают ничего плохого, они выжили и победили, и теперь им можно развлечься.
В те дни в разбитой войной Европе не было никаких границ. Ровно сутки заняла дорога до Парижа.
Они остановились в маленькой гостинице у Вандомского вокзала.
Франков у них не было, но в машинах лежала самая твердая валюта для голодной Европы — продукты.
Три дня они жили беззаботной парижской жизнью. Четверо молодых ребят в кителях с золотыми погонами стали достопримечательностью веселого Парижа.
А потом снова сутки по Европе и домик в Карлхорсте.
Их не искали. До явки на новую службу оставалось еще два дня.
И они радовались, что так здорово провели время и об этом не узнало начальство.
Инициатором самоволки в Париж был московский парень, бывший командир разведроты Георгий Тер-Ованесов.
Тогда, в Германии, он еще не знал, что его свидание с Парижем отзовется ему в самое неподходящее время.
И вершителям судеб будет совершенно безразлично, что у него пять боевых орденов и два наката медалей и что начал он воевать на Курской дуге.
* * *
— Окончил ташкентское училище? — спросил комполка лейтенанта. — Воевал?
— Никак нет.
— Ладно, принимай пулеметную роту. В полку большая убыль офицерского состава, старшины ротами командуют. Свою задачу понимаешь?
Лейтенант понимал задачу. Она была проста, как мосинская винтовка. Глубже закапываться в землю и отсекать пехоту от танков.
Он еще не знал, что его первый бой нарекут сражением под Курском и что он и его солдаты внесут свой вклад в перелом войны.
Он пропускал танки, переваливающиеся через окоп, где он сидел, их жгли истребительные противотанковые батареи, а его люди кинжальным огнем уничтожали пехоту, идущую позади танков.
Меняли раскаленные стволы пулеметов Горюнова, закипала вода в кожухах “максимов”, стелился по земле тяжелый смрад горящих танков.
Рота лейтенанта Тер-Ованесова выполнила боевую задачу. За это он получил первый орден Красной Звезды.
* * *
Москва. 1952 год. Тринадцатое января. Старый Новый год. Я об этом замечательном празднике тогда узнал впервые. Его отмечали те, кто вырос до Октябрьской революции.
Собирали, дарили подарки и праздновали свой праздник.
В этом был отчасти протест, неприятие власти большевиков. Большего они себе позволить не могли.
Но веселая богемная молодежь тоже назло всем решила погулять тринадцатого числа.
Мне позвонил мой товарищ, студент ВГИКа Олег Арцеулов, и сказал, чтобы я взял свою девушку и мчался в “Гранд-отель”, где собирается хорошая, добрая компания.
Так оно и вышло. За столом сидел молодой веселый народ и весьма элегантный человек, о котором я кое-что слышал.
* * *
Несколько месяцев назад в кафе “Националь” замечательный человек, драматург Петр Львович Тур, сказал мне:
— Посмотрите, пришел Эммануил Казакевич, замечательный писатель. Вы его читали?
Конечно, я читал его прекрасную повесть “Звезда” и находился под обаянием его романа “Весна на Одере”.
— Если вы читали его роман, то, наверное, помните, как молодой офицер-разведчик тянет “языка” через Одер. Так вот этот офицер сидит рядом с писателем. Зовут его Жорж Тер-Ованесов, он нынче учится в Институте международных отношений.
* * *
И вот я сижу за столом рядом с человеком, ставшим прототипом героя целого романа.
В три часа ночи праздник закончился, и мы вышли из ресторана.
Падал крупный снег, точно такой же, как на старых рождественских открытках. Город стал красивым и таинственным.
Мы шли с Жоржем по улице Горького, и он рассказывал мне, как снимался до войны на студии “Детфильм” в лентах “Черемыш — брат героя” и “Тимур и его команда” и как он любит кино, как в 1945 году они сорвались в Вену, чтобы познакомиться со звездой немецкого кино Марикой Рёкк, игравшей в фильме “Девушка моей мечты”.
— Так почему ты не пошел во ВГИК?
— Так получилось. Мне неинтересно учиться в МИМО, да и обстановка там уж очень казенная.
Мы простились, обменявшись телефонами.
А месяца через два в кузнице дипломатических кадров состоялось партийное собрание.
В стране еще наказывали за “низкопоклонство перед Западом”.
На этот раз “безродным космополитом” стал преподаватель зарубежной литературы.
Весь зал радостно осуждал “отщепенца”. И только три человека выступили в его защиту. Три офицера-фронтовика. И среди них был Жорж Тер-Ованесов. И неизвестно, что было опаснее: пойти в ночной поиск за “языком” в сорок четвертом году или выступить на партийном собрании против секретаря парткома в 1952-м.
* * *
В 44-м после неудачного ночного поиска командарм приказал: “Доставить “языка” немедленно”.
И командир разведроты старший лейтенант Тер-Ованесов с четырьмя разведчиками совершили невероятное.
Ранним утром, пока над рекой повис туман, они переплыли Одер.
Ворвались в офицерскую землянку, взяли “языка” и поплыли обратно.
Жорж сам тащил на себе немца. Они доплыли до середины реки, и немцы открыли шквальный огонь.
И все-таки они добрались до берега. За эту операцию он получил орден Красного Знамени — награду, о которой мечтали все фронтовики.
Но это было восемь лет назад.
Конечно, три голоса “против” не значили ничего. Преподавателя все равно исключили из партии и выгнали из института.
Разразился чудовищный скандал. В институт приехал сам хозяин МИДа Андрей Вышинский и приказал круто разобраться с тремя “ревизионистами”.
А перед его приездом Жоржа вызвал начальник первого отдела института, полковник, которого он знал по фронту.
— Вот что, я договорился, что тебя снимают с партучета, а документы я твои забрал. Исчезай. Иначе тебе вспомнят все. Особенно твои похождения в Париже и гулянку в Вене у Марики Рёкк.
Полковник похлопал ладонью по толстой папке, лежащей на столе.
— И чтобы ты не возникал на мидовском горизонте.
И он исчез. Причем с радостью.
С детства он увлекался фотографией, это было нечто сродни любимому кино. Из Германии он привез отличную аппаратуру. Друзья помогли ему устроиться на фотокомбинат.
Его работы увидел завотделом литературы и искусства “Вечерней Москвы” Всеволод Шевцов и пригласил работать фотокорреспондентом.
А в пятьдесят восьмом году он все же попал в кино. Вместе с замечательным журналистом Андреем Эрштремом он делал первый номер журнала “Советский экран”.
Он стал кинофотографом. Настоящим художником.
Куда бы меня ни забрасывала судьба, на маленьких станциях и крошечных аэровокзалах, в газетных киосках обязательно продавались открытки наших кинозвезд.
Я видел их на стенах в строительных общагах на Абакан—Тайшете, в вагончиках рельсоукладчиков на БАМе, под стеклом машин дальнобойщиков.
Многие наши звезды доверяли только Георгию Тер-Ованесову делать свои портреты.
А он снова играл в кино, написал сценарий военной картины “Крепость”, которую совсем недавно показывали по телевидению, но все же главным для него оставался портрет.
Он не просто ставил свет и щелкал затвором фотоаппарата. Он дружил со своими моделями, встречался с ними, спорил. Олег Стриженов, Борис Андреев, Никита Михалков, Георгий Жженов — невозможно перечислить всех...
Он искал главное, что должен увидеть объектив его аппарата. И находил. Поэтому его портреты невозможно спутать с работами других фотохудожников. Сейчас открылась выставка его фоторабот в журнале “Экран”. Это ретро нашего кино. Портреты людей, сделавших когда-то наш кинематограф великим.
Я как-то спросил его, почему он не работает с молодыми.
— Понимаешь, я пока не чувствую их. Они молоды, красивы, но у них совершенно иной менталитет.
* * *
В нашем городе есть люди, которые были знаковыми фигурами в московском обществе. Они несли в себе душу нашей столицы.
Один из них — мой друг Жорж Тер-Ованесов. В этом месяце ему исполнилось 80 лет, но он продолжает работать в журнале “Экран” и много делает для “Искусства кино”.
Сегодня мы предлагаем несколько портретов с его выставки, которую можно назвать “Ретро-кино”.
Как говорит Жорж Тер-Ованесов, “кино — большой вокзал, куда одни прибывают, а другие уезжают навсегда”.
Дай нам бог подольше задержаться на этом вокзале.
