Очень приятно, Царь

Испанцы назвали его Царем за способность движением ноги поставить победную точку в матче и хотят поставить русскому футболисту памятник. А он уверен, что игру делают одиннадцать человек, а не в одиночку.

Когда Георгий Ярцев был назначен главным тренером провалившейся где только можно сборной, первому позвонил ему: выручай, Саша, гроб сборной уже накрыт крышкой, осталось только гвозди забить. А через девять месяцев заявил, что Мостовой не звезда.

Его хотел приобрести мадридский “Реал”, но “Сельта” каждый раз отказывалась продавать своего капитана. А сегодня российские клубы не спешат с предложениями.

Экс-плеймейкер и лидер сборной, полузащитник Александр Мостовой так говорит о нашем футболе:

— У нас очень легко расстаются с теми, кто своей сфере деятельности отдал всего себя. За границей, когда карьера футболиста заканчивается, никто не скажет о нем плохих слов. Его помнят и уважают не только болельщики. А у нас все погрязло в подхалимстве, и у людей на первом плане деньги — обмануть, обокрасть… Мы не выиграем ни одного турнира, до тех пор пока это не прекратится.

— Какие воспоминания у тебя остались от португальского футбола?

— Я был тогда совсем молодым и много чего в европейской футбольной жизни не знал. В принципе все складывалось довольно-таки удачно — думал, еду в большой клуб, в большую команду... А на деле пришлось столкнуться с трудностями: в команде оказалось слишком много легионеров, а тогда были ограничения на иностранцев на поле, поэтому я почти не играл.

— А от французского?

— Самые положительные. Именно оттуда моя карьера начала расти: появились уверенность и стабильность в игре, чего не было в португальской “Бенфике”. Я имею в виду не уровень мастерства, а выход на поле. Во Франции я постоянно играл, постоянно был на виду и постоянно был одним из лучших.

— Добровольский как-то сказал, что футбол везде одинаковый: отдал — открылся.

— Так и есть. Хороший футболист везде будет играть, если его не будут душить по каким-то необъективным причинам. Вот у меня в Португалии не сложились отношения, и, я бы сказал, не совсем доверяли мне в плане игры. Но когда давали шанс, всегда играл нормально. К сожалению, в “Бенфике” было много второстепенных причин, которые не давали мне возможности проявить себя на поле по-настоящему.

— Часто поражение на поле становилось большой личной трагедией?

— Для меня поражение — всегда трагедия, потому что я с детства не любил проигрывать в любом виде спорта, будь то футбол или хоккей. Даже в тренировках и товарищеских играх. Многим это не нравилось. Может быть, именно из-за этого некоторым казалось, что у меня трудный характер. А я всегда и со всеми ладил, просто по натуре никогда не любил проигрывать.

— Пресса много крови тебе попортила?

— Никогда не обращал внимания. Просто неприятно, когда пишут — такое есть и в России, и в Испании, — когда пишут даже не вранье, а... как бы это сказать? Это видно невооруженным глазом, когда кому-то хочется унизить человека пером. Хотя я никогда на прессу не жаловался. В нашей стране журналисты ко мне всегда нормально относились, возможно, потому что я не играл пока в чемпионате России.

— Почему ты сказал “относились” в прошедшем времени?

— Я же не играю сейчас. А интересны только действующие футболисты.

— Ты сам себя называешь недействующим — уже не планируешь выйти на поле?

— Я планировал. Я и сейчас готов. По физическим данным и по здоровью могу играть совершенно спокойно. Я бы с удовольствием вышел на поле, но вижу, что, наверное, ввиду моего возраста клубы не торопятся с предложениями.

— Ты же сам говорил, что человек и в двадцать пять лет может сидеть на скамейке, а может и в двадцать с бегом быть все в порядке, но голова не думает над игрой...

— Это действительно так. Примеров много, когда профессионалы играют едва ли не до сорока. И Мальдини играет как, и Кастакурта... Дзолло сейчас тридцать восемь лет. Баджо в том году играл, а мог бы еще спокойно играть. Это люди, которые за счет головы могут принести огромную пользу команде.

— То есть рано ставить точку в твоей карьере футболиста?

— Рано, да. Нелогично как-то. Мне самому неприятно все, что связано с этим конфликтом на Европе. Процентов на 60—70 он, конечно, убил меня, мою карьеру... И потом эти неурядицы за последний год в “Сельте”... Руководители российских клубов не рискуют брать меня по двум причинам: из-за возраста и почему-то из-за характера. Хотя все знают, что я не конфликтный человек. Характер у меня по-спортивному злой: я никогда ни под кого не подстраивался и не буду этого делать. Людей разделяют по профессиональным качествам и по человеческим.

— Для твоего друга и партнера по “Спартаку” Игоря Шалимова закат карьеры обернулся настоящей трагедией. Ты был свидетелем его ухода с поля?

— Об этом было сказано очень много. На его примере итальянцы решили устроить показательный процесс. Я помню, в это же время помимо него в Италии еще у троих спортсменов оказались положительные результаты на допинг. Одного из них оправдали, другим дали дисквалификацию всего на три месяца. А из Игоря сделали, как говорится, пример другим.

— С тобой такое могло произойти? Не проецировал на себя его трагедию?

— Это может произойти с каждым. За примером далеко ходить не надо — Егор Титов. Ему дали год, но для футболиста это огромный срок. Я бы действовал в такой ситуации так же, как Игорь, — как и любой спортсмен, сначала постарался бы бороться до конца, доказать, что я невиновен, оправдаться. К сожалению, ему это не удалось.

— Тебя называют Царем...

— Называли...

— Насколько близок тебе этот образ?

— Да ни насколько! Прозвали испанские болельщики и журналисты. В какой-то момент я перестал обращать на это внимание и стал воспринимать просто как часть моего имени. Я всегда помнил, что век в футболе короткий, а потом обо мне забудут, как забывают других, поэтому не придавал значения собственной популярности и никогда не старался выделиться за счет имени. Главное для меня — оставаться человеком. Даже если я играл лучше других. Ну и что? Кому-то дано это, кому-то другое.

— Ты играл со звездами, чьи имена знают даже девчонки. А за пределами поля довелось общаться с Зиданом, Фигу, Роберто Карлосом? Какие они?

— Да какие... Все обыкновенные нормальные люди, каждый со своим складом характера. Зидан поспокойнее. Все-таки та популярность, которая на него свалилась, предполагает, что человек должен быть спокойным и сдержанным. Тот же Роберто Карлос более импульсивный — он и на поле такой же. Луиш Фигу по темпераменту ближе к Зидану — тоже спокойный и уравновешенный.

— Какие свои победы на поле считаешь для себя главными?

— Победы — это когда ты выигрываешь серьезный чемпионат. А в моей жизни, к сожалению, такое редко случалось. Футбол — это коллективный вид спорта: кому-то было дано стать чемпионом с командой, у кого-то не получилось. В личном плане мне удалось показать профессионалам, что я умею. Жаль, что этого не получилось с командой — добиться кубков и титулов чемпионов.

— Каждый из вас — ты, Шалимов, Карпин, Добровольский, Кирьяков — показывали исключительно красивую и талантливую игру. Почему вместе вам не удалось выиграть серьезных турниров?

— Не удалось, — Мостовой вздыхает. — Этот вопрос стоит на протяжении пятнадцати лет — с 1990 года, когда наша молодежная сборная последний раз выиграла чемпионат Европы и мы все перешли в первую сборную: Канчельскис, Шалимов, Кирьяков, Колыванов, Юран, Кобелев…

Я не знаю, почему мы ничего не добились, хотя на самом деле для этого у нас были годы. И по сей день ничего: все время у нас какие-то интриги, какие-то проблемы, конфликты, виноваты во всем футболисты, и пошло-поехало…

— А где сейчас те золотые медали?

— Дома у родителей.

— А что нужно человеку в тридцать шесть лет, чтобы чувствовать себя счастливым?

— Семья, здоровье, деньги и работа — четыре составляющие. В принципе можно сказать, что люди живут для этого.

— Не жалеешь, что твои дети не прочитают Достоевского и Булгакова в оригинале?

— Да нет, не жалею, а что такого в этом, в конце концов? Зато узнают Лопе де Вега и Гюго.

— Испанские девушки темпераментнее русских красавиц?

— Да нет, все такие же, как и здесь. Я не знаю, кто придумал эти стереотипы, что русские — холодные, испанки — горячие. Все не так. Другое дело, что русские женщины действительно намного красивее, чем в Испании.

— Что для тебя красота — пышный бюст, длинные ноги и светлые волосы?

— Никогда мне это не нравилось.

— Всем известно, насколько суеверны спортсмены. А в твоей жизни мистика присутствует?

— Нет. Я старался одно время верить в это, думал: а вдруг действительно… Не могу сказать, чтобы на самом деле что-то сбылось. Как-то я до конца не могу поверить в приметы.