Привычки живучи. Во многих семьях с давних пор заведено смотреть программу “Время”, и ничто не может поколебать устоявшийся порядок. Исключение — поколение-next, которое “на ты” с Интернетом, да подростки, у которых на уме ролики и компьютер. Для молодых “Время” — апофеоз официоза. Ведущий “Времени” Петр Марченко попытался убедить меня в обратном.
Тяжелее всего не корчить рожи
— А где же ваш строгий рабочий костюм с галстуком? — спросила я, поскольку, несмотря на эфирный день, Петр был одет по-спортивному, в джинсы и футболку.
— Последнее время не люблю постоянно ходить в костюме. Привожу с собой и переодеваюсь.
— Как с “Эха Москвы”, где вы начинали работать, попали на НТВ?
— Подошел на улице к Евгению Алексеевичу Киселеву и попросился взять меня на работу. Он согласился. Максимум, на что я рассчитывал, — стать корреспондентом, минимум — редактором. А меня сразу попробовали в качестве ведущего. Через четыре года поставили в вечерний эфир. Тогда случился кризис на НТВ, и люди уходили. Некого было ставить.
— Как вы себя чувствовали в ситуации, когда коллектив начал разваливаться?
— Тяжело. Но каждый делал свой выбор: уйти или остаться. Я сделал свой.
— Потом не жалели?
— Это был мой выбор. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал.
— Неужели и на Первый канал сами просились?
— Нет, было предложение. И в определенный момент я созрел для того, чтобы поменять место работы.
— Что для вас было сложным в работе телеведущего после четырех лет на радио?
— Тяжелее всего “держать” лицо. Когда сидишь на радио с микрофоном, то в нестандартных ситуациях лицом можешь показать что угодно. А на экране нельзя себе такого позволить.
Если говорить еще о различиях, то радио более всеохватывающее с точки зрения новостей. На телевидении ты привязан к картинке — человеку надо обязательно показать, что произошло. Бывает, и сюжет хороший, а картинка у него тусклая, неинтересная.
— Чему работа на радио научила?
— Именно на “Эхе Москвы” нашли самый удачный вариант с точки зрения подачи новостей, который потом применили на НТВ, а сейчас — везде: рассказывать о событиях доступным, а не сухим языком. Когда пишу текст, то стараюсь сделать его таким, как если бы что-то рассказывал друзьям.
— Корреспондентом на ТВ вы так и не поработали?
— Нет. Хотя мне нравится ездить в командировки. Они хороши тем, что попадаешь в такие уголки, куда сам вряд ли бы отправился: Тюмень, Новосибирск, Калининград. Даже при желании.
“Время” портит атмосферу
— Вы легко привыкли к работе по ночам, в “Ночном “Времени”?
— Для меня, как для “совы”, это несложно. Приезжаю на работу к полдвенадцатого утра и уезжаю полпервого ночи. За смену у меня получается три выпуска: надо помнить, что кроме “Времени” в 23.30 есть еще и орбитные выпуски — мы ведь вещаем на всю страну по поясам. Смешно делать новости только для Москвы и Центрального региона.
— Самая лучшая новость для журналиста — это плохая новость. Вы с этим согласны?
— Я считаю, что самая лучшая новость — та, о которой есть что рассказать, яркая, интересная. Хорошая она или плохая — это другой разговор. Считаю своим лучшим эфиром выпуск о мультфильме “Ежик в тумане”, который был признан лучшим мультфильмом всех времен и народов.
Новости должны быть разными. Конечно, рождение восьмикилограммового мальчика никогда не встанет первой новостью. Но передачу оживит и разбавит. Мне кажется, нельзя добивать новостями. А то иногда смотришь свой же выпуск и понимаешь, что получилась сплошная “чернуха” — там наводнение, там землетрясение.
Тем более что, к сожалению, у нас в стране телевизионные новости играют большую роль в создании атмосферы, люди воспринимают их как некую “указиловку”. Хотя новости существуют только для того, чтобы рассказать о происходящем.
— Может, это традиция, оставшаяся с советских времен?
— Возможно. Все привыкли к тому, что программа “Время” — некий официоз, кондовость, вести с полей. Но мы стараемся меняться: новая верстка, неожиданные повороты.
— В то же время телевидение становится все более развлекательным…
— Это нормально. Нельзя переоценивать роль телевидения как четвертой власти в стране. Телевидение не должно быть императивом. Раз люди хотят чего-то легкого, им надо это дать.
— Поэтому сейчас на ТВ так много юмористических передач не самого высокого уровня?
— Что поделать, если у подавляющей части населения такое чувство юмора.
— Чего вы не можете себе позволить на работе?
— Безответственности. Ведь ведущий — это вершина огромного айсберга, и если он ошибается, то ставит под удар всю команду. Моя вина, если в эфир вышел плохо сделанный сюжет, — недосмотрел. Должен был настоять, чтобы материал переделали.
Прямая дорога к психоаналитику
— Вы по жизни оптимист или пессимист?
— Скорее пессимист.
— В работе такой подход не мешает?
— Стараюсь, чтоб мои личные качества в работу не вмешивались. В жизни я совершенно другой человек. Если дома могу вспылить так, что мало не покажется, причем и отходить достаточно тяжело, то с коллегами такого себе не позволяю.
— А покаяться и сказать, что “был не прав”, можете?
— Повиниться могу.
— Вы человек завистливый?
— Мнительный. Меня обычно беспокоит, что у меня все получается неважно, а не то, что у кого-то получается хорошо. Что я хуже, а не они лучше.
— А вы пошли бы на прием к психоаналитику, почувствовав необходимость?
— Я ходил, и отчасти помогло. Это был интересный опыт, как все новое. И не вижу в этом ничего зазорного. У каждого из нас бывают кризисы, из которых тяжело выбраться самостоятельно.
— Сами телевизор смотрите?
— По минимуму. На выходной неделе стараюсь выпадать из новостей. Конечно, следить приходится.
— Вашим близким приходится подстраиваться под ваш график?
— Да. С сыном вижусь только на нерабочей неделе.
— Вы как-то прыгали с парашютом. Это стало вашим хобби?
— Нет, это был разовый опыт. Предпочитаю “баклажанный” вид отдыха — полежать, почитать, поиграть в компьютерные “стрелялки”.
