Кажется, еще совсем недавно мы наблюдали за его игрой в итальянской серии “А”. Чуть раньше радовались за его успехи в великом “МЮ”. Его партнерами были Кантона и Хьюз, Батистута и Михайличенко. Звезда без всяких там натяжек. И вот он совсем рядом — играет в раменском “Сатурне”, забивает и близок к тому, чтобы в сотый раз поразить ворота соперника на высшем уровне.
СССР
— Андрей, многие футболисты говорят, что с мячом родились. А вы?
— Как и все мальчишки, летом мяч гонял, зимой — хоккей. Причем хоккей мне даже больше нравился. Потом пошел в спортивную гимнастику. Подавал надежды, и тренер очень расстроился, когда я футбол выбрал.
— На какой позиции стали играть?
— Я был маленького роста, и в спортшколе поставили под нападающими, хотя мне всегда хотелось вратарем быть. А потом пошло-поехало. Харьковский спортинтернат. После него предложили в местном “Маяке” играть, выступавшем во 2-й лиге, но я отказался — отправился в кировоградскую “Звезду”, домой. В то время вторая лига сильная была — опыта набрался. Затем призывной возраст, армия. Пригласили в “Динамо”.
— Попасть в киевскую команду было мечтой?
— Для любого мальчишки. Тренируясь в детской школе, грезил за “Звезду” играть. Потом “Динамо” — тоже сбылось. В Киеве прошел отличную школу, поиграл с такими мастерами, как Кузнецов, Михайличенко, Демьяненко, Баль, Бессонов.
— Почему ушли в “Шахтер”?
— Играть хотелось, а не на скамейке сидеть. Лобановский долго не отпускал, просил подождать. Это сейчас Донецк и Киев равноправные конкуренты. Тогда на Украине была одна команда — “Динамо”.
Европа
— Но, возможно, если бы не “Шахтер”, не было бы и “Манчестер Юнайтед”?
— Может, и так. В Донецке я заиграл. Уже потом последовало предложение из Англии.
— Это правда, что, отправляясь туда, не знали, в какой команде окажетесь?
— Да меня в то время одно только слово “Англия” завораживало. Тогда не так много писалось о зарубежных чемпионатах — информации не хватало. Знал, что есть “МЮ”, “Арсенал”, “Астон Вилла”. Это когда к “Олд Трафорд” (стадион “МЮ”. — Авт.) подъехали, понял, куда попал.
— Новая страна, другой менталитет... Сложно было освоиться?
— Язык, левостороннее движение — все было в новинку. Другие люди — приветливые, доброжелательные. Не то чтобы у нас плохие — просто другие. Приняли очень хорошо — провели по музеям, познакомили с историей клуба страны. Ездил с командой на выездные матчи, чтобы привыкнуть к атмосфере, тренировкам, питанию. Поселили в номер с англичанином — чтоб общался. Переводчика предоставили.
— Перед звездными партнерами не робели?
— Доверили место в стартовом составе — выходи, играй. Чего робеть-то. Надо доказывать, что ты лучше, что купили не зря. Повезло, что первую домашнюю игру хорошо отыграл, получил хорошую прессу. Болельщики, которых на том матче собралось тысяч сорок, сразу приняли как своего.
— Вашим одноклубником был великий и ужасный Эрик Кантона...
— Он пришел в “МЮ” на 2 года раньше меня из “Лидса”, где у него что-то не сложилось. Алекс Фергюссон очень уважал этого игрока. Кантона — очень спокойный человек. Любил побыть в одиночестве, картины писал. Это Марк Хьюз на поле зверем был. Вне поля — тихий, слова лишнего не скажет, а в игре преображался — гонял защитников, боялись его все.
— Сборов нет, свободное время появилось...
— Скучал поначалу, не знал, чем заняться. У нас же как было принято: база, две тренировки. А там один раз потренировался — и свободен. Игра каждую субботу в 3 часа. На матч к 12 подтягиваемся. А там... обед! У нас с ума сошли бы от такого: есть перед игрой? — катастрофа. А там в порядке вещей. Привык.
— С едой понятно. А вот с выпивкой как дела обстояли? Говорят, англичане не прочь на грудь принять.
— Выпить могут, конечно. Но никто не напивается. Вот в России говорят, что никто не выпивает. Но если человек захочет — напьется. Хотя, Валерий Васильевич Лобановский разрешал, но не более 3 бутылок пива.
— Потом, уже в Италии, вам довелось выходить на поле с Батистутой...
— Про игровые качества аргентинца рассказывать, думаю, не надо. А как человек... Замечательный парень, простой, без звездных замашек. В своей жизни я видел только двух настоящих лидеров: Брайана Робсона и Батистуту. У нас неплохо получалось на поле: я его с фланга передачами снабжал, он — забивал. Когда я уезжал из Флоренции, его не было, но первое, что он спросил, когда вернулся: остался ли Канчельскис? Недавно созванивались, звал меня в Катар. Говорит, что некому ему передачи делать.
— Италия ассоциируется не только с футболом и пиццей, но и с мафией. Слышал, вы стали очевидцем мафиозных разборок...
— Не могу сказать, что был свидетелем, но факт: был у меня сосед, и его не стало. Кредит он, что ли, взял и не вернул? Но интересно, что похожее убийство уже было 200 лет назад. Тогда человека убили, а картину Боттичелли, висящую у него дома, порезали и облили кровью. Здесь то же самое — убийство, Боттичелли, кровь. Может, какая-то кровная месть?
— Но Апеннины вы покинули не из-за мафии...
— Мне нравилось в Италии. Флоренция — красивейший город, прекрасная архитектура, музеи. Стадион отличный, поле лучшее в стране. Хотелось бы побольше играть, но травмы. От них никто не застрахован. Взял себе 17-й номер, а потом ребята рассказали, что в Италии это число считается несчастливым, как у нас “13”. Несмотря ни на что, не считаю время, проведенное во Флоренции, потерянным. Но пришлось уехать в Шотландию.
— И как вам страна горцев?
— Глазго — футбольный город. Шикарный стадион, сумасшедшие болельщики. Выигрывали все, что можно, в Европе неплохо выступали. Но чемпионат все же слабоват. Кроме “Селтика”, конкурентов нет — остальные борются за третье место. Сложно настраиваться на игры.
— Килт в Шотландии носили?
— У меня есть целый костюм. Часто надевал его на официальные мероприятия. Это нравилось шотландцам, потому что они видели, что мы уважаем их культуру, традиции. Правда, плавки под килт надевал, хотя это и не принято делать.
— Была в вашей футбольной карьере и такая экзотическая страна, как Саудовская Аравия...
— Это был вынужденный вариант. Заплатили хорошие деньги. В Саудовской Аравии и Эфенберг выступал, и Батистута, и Йеро. Но все же назвать этот чемпионат сильным было бы неправильно. Есть неплохие игроки, но, достигнув определенного уровня, они останавливаются в росте, довольствуются малым, уехать за границу не стремятся.
Письмо четырнадцати
— Многие российские футболисты, уехавшие за границу, потом, приезжая в сборную, ужасались, как поставлены дела...
— Организация действительно была на очень низком уровне. Никто не хотел ничего менять. Из различных мелочей складывалась одна большая проблема.
— Это и стало причиной известного письма четырнадцати, в котором вы помимо всего прочего требовали снять Садырина с поста тренера сборной?
— Сейчас бы действовали по-другому, попытались бы найти компромисс. Но тогда... Буду говорить за себя: считаю, что был прав. Многие из нас играли тогда в серьезных европейских клубах, было с чем сравнивать. Приезжаешь в сборную, и тут к тебе такое неуважительное отношение. И форму сами стирали, да много чего было. Со стороны футбольных властей не было никакого понимания, нас просто не слушали. Почему нельзя было сесть за стол переговоров и найти выход из сложившейся ситуации? Уже позже, в Манчестере, я встречался с Садыриным и Колосковым. Хорошо поговорили, но пути назад уже не было. А письмо четырнадцати... это сначала нас было 14, а осталось в итоге шестеро. До сих пор не могу понять, как это люди ставили свою подпись, а потом шли на попятную!
— Осталась обида на тех, кто вернулся в сборную?
— Это их дело. Но ребята могли бы объяснить, почему изменили свое решение. Со многими общаюсь, но таких отношений, как раньше, уже никогда не будет. Один человек, не буду называть фамилии, пришел и сказал: у вас были контракты с европейскими клубами, а я в России выступал, мне бы уехать не дали. Я его понял.
— Вы в “Хилтоне” во время написания письма не присутствовали.
— Мне позвонили, объяснили ситуацию. Сказали: подумай, не торопись. Наутро я согласился поставить свою подпись.
— А ведь та команда, в которой могли играть: Шалимов, Канчельскис, Колыванов, Добровольский, Кирьяков, — была способна и победить в Америке...
— Любим мы эти “могли — не могли”. А кроме 91-го года, когда молодежная сборная выиграла чемпионат Европы, гордиться-то нечем.
— Игроков из той команды называют “потерянным поколением”. Согласны с такой формулировкой?
— Чего-то мы добились. В молодежке чемпионами Европы стали. Но не нашли общий язык с федерацией футбола... Время такое было — никто никому не хотел уступать. Можно, конечно, назвать нас так. Мы хотели, старались, но и не все от нас зависело.
Россия
— Вы вернулись в Россию. Многое изменилось в отечественном футболе?
— Если сравнивать с чемпионатом Советского Союза, то понятно, что уровень того турнира был гораздо выше. Десятый по силе чемпионат среди европейских стран — наш реальный уровень. Я много повидал на своем веку, могу сравнивать. Надо доказывать свою состоятельность в еврокубках и на уровне сборной.
— Правда, что в “Сатурне” руководство клуба предложило игрокам самим ставить задачи на сезон?
— Действительно, на общем собрании посидели все вместе, обсудили и решили, что должны бороться за место в зоне УЕФА.
— А перед собой какие задачи поставили? До ста голов на высшем уровне вам совсем немного осталось.
— Признаюсь, было бы приятно преодолеть рубеж в 100 голов. Будем выигрывать — будет и возможность пополнять лицевой счет.
— 47-й номер специально выбрали?
— Чистая случайность. Сказали: возьми 47-й, — взял. А то, что АК-47 (автомат Калашникова) получается, только потом понял. Хотя в армии служил, так что разобрать, собрать и почистить “калаш” сумею.
— О тренерской карьере не подумываете?
— Пока я действующий игрок и не могу стать слушателем ВШТ (высшая школа тренеров). Я поработал с такими тренерами, как Лобановский, Раньери, Малезани. Тот же Дик Адвокаат. Этот опыт мне пригодится. Но пока мысли только о “Сатурне”.
— Знаю, что вы шахматами увлекаетесь, а кроме этого есть какое-нибудь хобби?
— Футбольные майки собираю. У меня их в коллекции больше 100 уже собралось. Мальдини, Кантона, Шмейхель, Батистута, Робсон... Жаль, что в России нельзя меняться (будешь меняться — не в чем на поле выходить будет). Вот думаю за свой счет отпечатать своих маек, чтоб голым не остаться.
