Каждый уважающий себя канал просто обязан иметь итоговую программу. Такую, где собираются умные люди и разговаривают о наболевшем (у них или у страны) за неделю.
На канале “Культура” эту общественно полезную функцию выполняет ток-шоу “Тем временем”. О сложностях работы на культурном фронте рассказал автор и ведущий передачи Александр Архангельский.
Ток-шоу долго не протянут
— Как получилось, что вы попали в “ящик”?
— Пригласили. “Тем временем” существовало до меня, и если бы я знал, что такое переделывать чужие проекты, то не согласился бы. К счастью, я этого не знал. У меня к тому времени был небольшой телевизионный опыт — я делал для “России” передачу “Хронограф”.
— Передача у вас заявлена как итоговая, а выходит по понедельникам. Почему?
— Когда нас поставили на понедельник, то в воскресенье шли одни итоговые передачи. С тех пор рынок переверстался.
Да, мы по определению проигрываем любой итоговой передаче на другом канале. У нас не прямой эфир.
— А у кого он сейчас прямой?
— Хорошо, бывает непрямой, а день в день. Мы же пишем четыре передачи сразу, на месяц. Только первые десять минут делаем раз в неделю. Поэтому передача у нас скорее не итоговая, а проблемная.
— Так у вас ток-шоу или что-то еще?
— Сначала у нас вообще был телевизионный журнал, который по-хорошему можно делать внутри службы новостей. Так что надо было или встраиваться в структуру канала, или что-то еще придумывать. Поэтому в прошлом году мы поменяли формат. У нас не ток-шоу по большому счету, а дискуссия — европейский жанр. Но поскольку терминология на нашем телевидении вся американская, то нас называли ток-шоу. Однако в ток-шоу должна участвовать публика — у меня публика не участвует. Знаете, как ток-шоу появилось? Фил Донахью не смог придумать вопрос своим гостям, и, поскольку нужно было спасать ситуацию в прямом эфире, он спросил у зала, есть ли у них вопросы… У нас теперь ток-шоу называется все подряд. Хотя, мне кажется, жанр отходит. Телевидение вообще — скоропортящийся продукт.
Культура лишает людей дара речи
— Люди все собираются у вас интеллигентные. Не получаются ли из-за этого передачи пресноваты?
— Это главная беда. Почему-то, как только звучит слово “культура”, даже если приходят люди жесткие, они начинают “ваньку валять”. Иногда ползаписи уходит на то, чтобы их расшевелить. Вот, например, Кох. Понятно, что человек злой и резкий. Но первые полчаса упорно прячет зубы. Ничего не поделаешь — привычка.
— Какие в прошедшем сезоне у вас главные темы были?
— Мы работаем не с темами, а с трендами, с тенденциями. Реформа образования, театральная реформа и рыночная победа отечественного кино. Прокатчиков продавили. Они не хотели ставить наше кино до прошлого года. Но их взяли магией цифр — кассовые сборы. Притом что можно по-разному считать. Сколько бесплатного рекламного времени было, вычесть из сборов их потенциальную стоимость… Но вслед за массовым кино в регионы пойдет и арт-хаусное кино. И это хорошо.
— Что-то ваших гостей может завести?
— Когда обсуждали театральную реформу — вот тут людей действительно пробило. Театры хотели перевести на самоокупаемость, и пошла битва не на жизнь, а на смерть. Людей задело за живое, и они преодолели все интеллигентские комплексы.
— Конечно, когда дело касается денег.
— Не только денег — деньги само собой, — а вообще привычной формы существования. Для меня во время обсуждения бывают неожиданные открытия. Когда мы делали передачу к десятилетию перестройки о том, что такое свобода для культуры, оказалось, что интеллигенция, особенно старшего поколения, не хочет никакой свободы. Она хочет цензуры.
— А что молодая интеллигенция?
— Как правило, эти люди очень плохо говорят. Просто потрясающе — чем моложе люди, тем более они вялые. Это на самом деле образ жизни, привычка к кафе, к тусовочному разговору, где напряжение не нужно.
“Я свое уже отстучал”
— Вас лично какие темы заводят? Так, чтоб до стука по столу.
— Ну по столу я свое отстучал. Был страшно гневлив в юности, но с годами, надеюсь, это прошло. Для меня тема свободы как была роковой, так и осталась. Пожил при советском строе — мне там не нравилось. Потом наступила та эпоха, которая мне нравилась гораздо больше. А сейчас мы аккуратно возвращаемся к тому, от чего мы ушли.
— Как быстро мы туда движемся?
— Очень быстро. Но мы туда не вернемся — река утекла в другом направлении. Вернемся в никуда и опять будем вынуждены двигаться вперед.
— Когда, по-вашему, это началось?
— 2002 год, принятие гимна. Вектор был обозначен — реставрация советского прошлого без очередей.
— С телевидением при таком положении дел что будет?
— Федеральные каналы свое дело знают — они показывают, что о себе государство думает. Но салатов оливье, вроде наших федеральных каналов, станет меньше. Будет все больше специализированных каналов.
На Западе трудно кому-либо понять, что возможны доли в 50%, как это бывает у нас в некоторых сериалах. У них сотни каналов, высшая доля самого известного тележурналиста Лари Кинга — 1,9. И это очень много.
— Когда же у нас начнется новая жизнь?
— После очередного кризиса. Мы должны жестко просесть, чтобы началось что-то новое.
Многодетный отец
— Отдыхаете вы как?
— Да никак. Фитнесом занимаюсь.
— А путешествия?
— В последнее время езжу по России — это гораздо интереснее, чем за границу. Был почти во всех крупных городах. А за рубежом предпочитаю места, где можно уткнуться носом в песок и не видеть никакой культуры.
— Семью вы с собой вывозите?
— Как правило, езжу один. Или беру детей по очереди.
— А сколько их у вас?
— Четверо. От восемнадцати до трех.
— Супруга ваша с малышами дома сидит?
— С детьми сидит няня. А жена работает — сейчас занимается маркетологическими исследованиями. До этого работала в географических журналах — она вообще переводчик. Первая моя жена долго была дома с детьми — и мне не кажется, что это правильно. За это время теряется профессия, а детям не нужно постоянное присутствие родителей. Весь наш XIX век разве родители занимались детьми? В крестьянских семьях старшие дети занимались младшими, а в дворянских — няньки-мамки.
— Кто у вас дома у плиты стоит?
— Готовит тот, кто хочет. Думаю, что поровну. Готовить на самом деле время от времени очень приятно. Я люблю рыбу — сырую семгу, замаринованную в соевом соусе, с макаронами.
На вилле Рокфеллера
— Вы как-то в Швейцарии преподавали. Как вас туда занесло?
— Я там читал лекции по истории русской культуры в контексте русской истории. Приезжал туда на четыре месяца в году, а семья навещала меня. Условия были замечательные. Их нагрузка несопоставима с нашей — восемь учебных часов в неделю. Жил я на вилле Рокфеллера, которую он подарил университету. Вернулся сюда в год дефолта, посмотрел, походил… и закрыл все свои счета, которые были здесь. Слава богу, на деньги не попал.
— Говорят, что наше образование лучшее в мире. Как по-вашему?
— Образование как таковое у нас далеко не лучшее из-за уровня преподавателей прежде всего. Но у нас лучшая система образования в мире. Гуманитарное образование системное — вы обязываете студента знать контекст. А там студент может прийти и не знать ничего, кроме Гете. За рубежом лучше аспирантское образование — очевидно, что доучиваться надо ехать туда.
— Что по телевизору смотрите?
— “Вести недели”, сериалы качественные, на “Культуре” документальное кино — где история показана через современность.
