Сначала эту историю называли пиар-акцией. Никто почему-то не верил в столь привычные в шоу-бизнесе разборки между продюсером и подчиненными. Однако время шло, а скандал затухать не собирался. И вот уже о разрыве отношений между группой “Премьер-министр” и продюсером Евгением Фридляндом знают все. Как водится, спустя некоторое время история обросла слухами, и определить, кто прав, кто виноват, все сложнее.
— У нас собираются отнять название. Но мы имеем на него полноценное право и не собираемся уходить в никуда, — сказали артисты после очередной пресс-конференции по этому поводу и предложили обнародовать их версию конфликта.
Ну а поскольку высказаться должны обе стороны, мы решили предоставить ребятам такую возможность.
Мороз в контракте не оговорен
— Я вижу, настроение у вас сейчас не самое лучшее?
— Ух, — Вячеслав Бодолика вздыхает. — Настроение... Физически тяжеловато: мы каждый вечер после переговоров, встреч и переживаний умудряемся быть к 10 часам на студии, где пишем новый альбом.
— Столько проблем… Не хочется взять и все бросить?
— Нет, бросать мы не будем, потому что правда на нашей стороне.
— Ну тогда докажите это. Почему вдруг вы решили уйти от опытнейшего продюсера, профессионала, с которым проработали восемь лет? Согласитесь, нельзя не отметить его заслуги...
— “Вдруг” уйти мы не решили, — говорит Марат Чанышев. — Конфликт назрел уже достаточно давно. Но мы думали, что переживем этот кризис и вступим на другую ступень вместе с Евгением Иосифовичем Фридляндом. Мы всегда относились к нему и Киму Брейтбургу очень тепло. Но говорить, что мы — дутый продукт, который был создан только продюсером, нельзя. Тогда они набрали бы не нас, кто всю жизнь занимается музыкой, а обычных мальчиков, за которых они бы все делали.
Когда мы писали хиты, мы были нужны, а теперь вдруг раз — и он решает отдать наше название кому-то. Обидно. Хотя никакого зла на этих парней нет.
— Мы все время говорили, что хотим развиваться, — встревает Бодолика, — у нас дети растут, мы хотим чего-то большего, в первую очередь в плане музыки. Но мы никогда не били себя в грудь и не говорили: “Заплатите нам побольше”. Пишут, что у нас есть машины-квартиры… На самом деле мы все снимаем квартиры. И не за бешеные тысячи, а за 400 долларов. Машины, кстати, подержанные, тоже куплены в кредит. Как можно говорить, что мы этот сыр-бор затеяли из-за денег?
В последнее время мы не раз говорили, что работа ведется непрофессионально. Ну не хотели мы больше на гастролях жить в поселковых больницах и петь на неподготовленной сцене при двадцатиградусном морозе. Зачем тогда вообще нужен райдер?! А эти вечные участия в любых нужных и ненужных съемках?!
“Договор мы подписали тепленькими”
— А все-таки с чего конкретно начался конфликт?
— Причин много, — Слава задумывается. — Например, мы сто раз говорили, что хотим присутствовать в студии во время доработок наших же песен, уж не говоря о том, что сами хотели все делать от начала до конца. Мы создали 80% песен группы, но ни одна из них не была доделана до конца. На вопрос, почему такая плохая аранжировка, нам отвечали: да куда вы лезете!? Езжайте и чешите страну. Надо деньги зарабатывать.
— Вы слишком резки в суждениях…
— Просто всему есть предел, — Бодолика настроен решительно. — Последней каплей, конечно, было, когда нам сказали, что вместо Пита будет петь какой-то мальчик. Но ладно, если бы это произошло на второй год, но мы же 8 лет вместе и уже ощущаем себя единой семьей...
Контракт был подписан на пять лет. Потом, когда нас взяли тепленькими и экзальтированными перед “Евровидением”, мы продлили контракт. Тогда у нас было такое настроение: “Сейчас порвем весь мир!” Тут нам и договорчик подпихнули. Что важнее: думать, как выступить за страну, или базарить об условиях контракта?! Нужно было понимать, что мы растем. Ну почему “Любэ” до сих пор с Матвиенко? А после замены Пита на украинского композитора Тараса Демчука планировалось заменить всю группу.
Кстати, мы предлагали: давайте устроим кастинг, пиар из этого сделаем. А он говорил, что нет времени. И мы потом выяснили почему. Продюсер нашел этого парня в Киеве. И у Тараса был контракт с каким-то человеком, который сказал Фридлянду: “Я отдам Тараса при условии, что он выйдет на сцену”. Ну а ему это было удобно.
— Насколько я слышала, парень-то неплохой…
— Не знаю, он нам не понравился. Мы две недели проработали с ним и видели не самую лучшую реакцию людей. Продюсер сказал, что дает нам три дня подумать по поводу солиста. Если не согласимся, тогда распрощаемся. Мы пришли через три дня и сказали, что уходим. Он говорит: “Да вы что — я же пошутил!” Как пошутил? Мы уже все решили, взяли деньги взаймы, чтобы начать свое дело. С этого все и началось…
“Премьеры” метили в “Президенты”
— На мой взгляд, ситуацию можно было разрулить более мирным путем.
— Женя утверждает, что с нами было невозможно договориться. Но мы три раза договаривались, били по рукам, обнимались и целовались. В письмах он именовал себя нашим продюсером, хотя мы не раз говорили, что не хотим этого. Он писал, что ставит к нам своего директора и всю финансовую историю ведет лично.
Мы договорились и о деньгах, которые должны были выплачивать, что и делали до последнего времени. Что до Нового года платим одну сумму, и пожизненно он получает процент. Но тут начались движения, чтобы перекрыть нам эфиры на телеканалах и радиостанциях. Когда мы поняли, что нас душат, подумали: “Зачем тогда платим?”
— Что же сейчас представляет собой группа, которая просуществовала 8 лет под именем “Премьер-министр”?
— Наша группа — это три солиста и девять музыкантов, включая бэк-вокалистку Мари. Сейчас мы пишем альбом и будем доказывать свою правоту в суде. Сейчас рассматривается наша заявка в “Роспатенте”. Мы пошли, честно скажу, хотели зарегистрировать другое название — “Президенты” или “Премьеры”. Но, увидев, что “Премьер-министр” не зарегистрирован, естественно, тут же решили сделать это.
“Нам не давали слова, поэтому мы кричали”
— Все хотела спросить: зачем вы пришли на пресс-конференцию? Вас же туда вроде как не приглашали?
— Ну а как мы могли не прийти? Ведь о нас говорили. Нам до сих пор звонят журналисты и извиняются за тексты, которые вышли. Мы пришли посмотреть на все это, но нам слова не давали сказать, поэтому, может быть, мы и кричали. Микрофоны-то выключены были.
— Получается, теперь ваша группа не сможет исполнять те песни, которые пели до этого?
— Исполнять песни мы можем какие угодно. Даже песни группы Pink Floyd. А снимать, публиковать и выпускать, конечно, не имеем права.
— Как вам сейчас работается в такой обстановке?
— Конечно, стало тяжелее. Спасибо некоторым руководителям телеканалов за то, что они пошли навстречу, еще не имея на руках документов.
— На заработках это сказалось?
— Ситуация сказалась на уменьшении концертов, конечно.
— А на чьи деньги тогда вы клип недавно сняли?
— На свои. Взяли кредит в банке. Сказать, в каком? — Слава смеется. — По крайней мере видно, что это снято не на полторы тысячи долларов.
— С кем же сейчас работает группа “Премьер-министр”?
— Давайте пока не будем раскрывать тайну. Но такой человек есть, его имя назовем позже.
— Давайте отойдем немного от проблем. Поделитесь с народом: что происходит у вас на личном фронте?
— Ой, из-за этой ситуации близкие люди, семьи и дети видят нас очень редко, — признается Жан. — Уходим в девять утра, а приезжаем домой в два-три ночи.
— Сложная ситуация на работе сказывается на отношениях в семье?
— Конечно. Мы можем поругаться с женой, — говорит Вячеслав. — Если я прихожу домой злой, а она не понимает, что меня сейчас не надо трогать, то, конечно, поругаемся. Все — как в обычных семьях.
— В интервью принято задавать вопрос о творческих планах. Для вас сейчас это особенно актуально…
— Мы стали абсолютно самостоятельными, у нас свой офис, своя команда людей, — рассказывает Бодолика. — Планируем создать продюсерский центр.
— Я хочу сказать главное, — Жан пододвигается к диктофону. — Несмотря ни на что, мы, вспоминая период с 1995 по 2005 год, очень благодарны Фридлянду за все. Не подумайте, что это подхалимаж. Так и есть. Мы благодарны за то, что они делали для нас с Кимом Брейтбургом. И мы не хотим ни у кого красть бизнес. Лишь хотим доказать, что у нас есть самоуважение и мы не мальчики для битья.
