Певица Ирина Понаровская назначила встречу не в одной из многочисленных московских кофеен, не на студии звукозаписи, даже не в своем загородном доме — а в престижном столичном танцевальном клубе, куда она ходит заниматься латиноамериканскими танцами. После урока Понаровская устраивается за столиком в баре и... “Ой, подождите! Я сейчас за сигаретами сбегаю в раздевалку!” После чего Ирина вставляет сигарету в мундштук, щелкает зажигалка, и она с удовольствием затягивается. Можно начинать!
Воспоминания эмбриона
— Ирина, с наступающим днем рождения!
— С днем рождения? Потрясающе! Вы помните, что у меня день рождения! Я думала, что вы поздравляете с 8 Марта...
Вдруг Ирина видит своего учителя танцев Владимира Хорева, это он вальсировал в известном танцевальном телепроекте с Алиной Кабаевой, и зовет его к столику: “Присаживайтесь, пожалуйста, вы не мешаете. Услышите, какую ерунду я буду говорить. Меня вот молодой человек с днем рождения поздравил. Очень трогательно”.
Преподаватель танцев неожиданно произносит: “Нельзя поздравлять заранее!” Ирина: “Почему нельзя? Это все предрассудки, ерунда!”
— Вы не верите в приметы?
— Но вы же сказали “с наступающим”, а не пришли с гостями и подарками.
— Как обычно отмечаете этот праздник?
— Никак.
— То есть?
— Очень странно, да? Я всего два, нет, три раза в жизни отмечала его.
— Но коллеги ведь поздравляют?
— Весь мир поздравляет, телефон не замолкает. Но я не знаю, почему не праздную. Очень философский вопрос. Мы же...
В этот момент официант роняет тарелки, они со звоном разбиваются. Ирина тут же находит, чем успокоить юношу: “На счастье!” И продолжает:
— Мы же все имеем внутриутробную память, говорят, что с двух-трех недель эмбрион уже имеет душу, чувства. И говорю это совершенно спокойно, безо всяких обид — я нежеланный ребенок, случайный. Меня не хотели. В те послевоенные годы у родителей уже был мой старший брат — трудный шестилетний мальчик. Времена были тяжелыми, маме было нелегко. Но меня очень хотел папа. И он сказал маме: “Если ты мне дочку не родишь, которую будут звать Ира, то мы с тобой, возможно, прекратим отношения. Я очень хочу дочь!” Вопрос стоял строго!!! Может быть, отношение к дню рождения — это оттуда?
— Вы не скрываете возраст, тогда как многие делают из этого великую тайну. Почему не играете по общепринятым правилам?
— Только потому, что все думают: мне гораздо больше, чем на самом деле. Мне не 63, и я хорошо сохранилась, а будет только 53. Я 1953 года рождения. Просто я очень рано петь начала. Я уже 35 лет стою ТАМ, артисткой придуриваюсь. (Смеется.)
Герлфренд на двоих с сыном
— За эти 35 лет вы много чего ввели на отечественную сцену. Говорят, одной из первых в СССР, перед поездкой на Дрезденский фестиваль, сделали короткую прическу... Сами...
— Да (скромно улыбается). Я все практически делала и делаю сама.
— Какая реакция последовала?
— Да я и не помню. Что бы я ни делала со своей внешностью, прежде всего я должна быть довольна собой. Тогда короткая прическа мне пошла.
— Почему вы стали заниматься танцами?
— Разрядка, вместо фитнеса. Фитнес стал очень скучным. А я всегда была в движении. Наша жизнь какая? Машина, деловая или дружеская встреча, посидели, выпили кофе. Дальше отработали с одышкой концерт, если не заниматься спортом, и опять сидишь дома на пятой точке, смотришь ТВ, в лучшем случае читаешь книжку или спишь, потому что хронически не хватает сил.
Танец для меня — большая физическая и психологическая разрядка, и вообще я безумно люблю танцевать с детства. Я не случайно много лет в юности занималась художественной гимнастикой (кандидат в мастера), на сцене работала с балетом.
— Не тяжело было перешагнуть психологический барьер — учитель танцев моложе вас?
— Мне очень легко находить общий язык с молодыми. Гораздо легче, чем с людьми своего возраста. Они, как правило, обладают огромным количеством комплексов и какими-то штампами. Я очень гибкий человек. Может быть, поэтому мне очень легко с герлфренд моего сына, которой 20 лет. У нас нет тем, на которые мы не могли бы говорить.
— Вы упомянули, что в детстве занимались гимнастикой. А как получилось, что в 13 лет вы весили... 78 кило?!
— Да, я была очень толстой девочкой. Бабулечка меня откормила.
— Говорят, что, когда вас показали маме, она заплакала.
— Поскольку я нежеланная, то и раньше времени рожденная. Такой семимесячный ребенок, с носиком до подбородка, без ноготочков, ресничек, бровок — без всего. И, вы правы, когда меня принесли в палату через неделю — все это время я дозревала в камере, — мама заплакала от ужаса, потому что ее дочь выглядела как Бабка Ежка. Мама сама рассказывала. И в детстве она меня называла: “Некрасивая моя красавица!”
— Естественно, с возрастом возникли комплексы?
— Ну а как же?! Борьба с ними была жестокой.
Темнокожий муж
— Это правда, что при похудании у вас возникли проблемы с почками и от болевого шока — клиническая смерть?
Ирина удивленно поворачивается к своему учителю танцев Владимиру:
— Он как будто читает наш недавний разговор! Да, все это было! Я очень сильно болела.
— А как сейчас здоровье?
— Сейчас этот вопрос не стоит. Я нашла систему питания, которая мне помогла выздороветь. Это понимание того, почему так, а не иначе, и для чего. У меня никогда не стоял вопрос — съесть ли мне кусок мяса или голодать по оздоровительной системе для того, чтобы помочь своему организму родить ребенка. И что такое 25 дней голодания? Они пролетают!
— И где вы нашли эту систему?
— Когда мне нужно, откуда, мне неведомо, появляется информация в виде литературы или человека, который мне что-то подскажет. После этого я начинаю “рыть” до центра Земли — искать литературу и так далее. Мне в 25 лет совсем не хотелось быть инвалидом II группы без права на работу, никогда не иметь детей. Мне очень хотелось жить полноценно!
— Говорят, что вы стали вести такой здоровый образ жизни, повстречав будущего мужа — Вэла Родда?
— Мои знания и его направленность в эту сторону сошлись. И это была одна из причин, почему мы оказались вместе. В связи с этим у меня родился сын. Но неправда, что Вэл меня вылечил. Еще до знакомства с ним я голодала, штудировала книги по диетологии.
— Это вы так планировали появление сына Энтони?
— Он родился вопреки, а не благодаря! Когда я попала в роддом и врачи посмотрели историю моего здоровья — они не могли понять, как я выносила ребенка, ни разу не обратившись к врачу, ни на секунду не ложась на сохранение, не имея токсикоза, ничего. И это в довольно позднем возрасте для первородящей женщины.
— Вам сильно доставалось от того, что муж был темнокожим?
— (Закуривая сигарету.) Это меня не волновало абсолютно.
Похищение ребенка
— Чем сейчас занимается ваш сын?
— Он художник. Сейчас учится на четвертом курсе факультета ювелирного дизайна.
— А он общается с отцом?
— Нет. Дело в том, что в самом начале, когда мы только расстались, Вэл не совсем правильно себя повел по отношению ко мне и ребенку. Он его украл у меня! И я сделала все для того, чтобы общения не было. Мой сын по сей день этого общения не хочет. Он помнит свои слова, которые сказал мне, когда был маленький: “Если вдруг придет папа, я открою дверь, надеру ему уши и не пущу”. — “Почему? Это же твой папа?” — “Я помню, как ты плакала!” Ему сейчас 21 год, но до сих пор для него самое страшное, если я заплачу.
— Это после похищения у вас был сильный нервный срыв?
— Нервный срыв?! Это ничего не сказать! Я поседела в 30 с небольшим. У меня голова вся белая, просто сейчас крашу волосы в близкий к своему родному цвет. И весила я 44 килограммов.
— Ваша “фирменная” хрипотца появилась тогда же?
— Нет, это после чернобыльских концертов. Я после аварии на АЭС две недели работала в Чернигове для строителей города Славутич. И подумать не могла, чтобы отказаться. Это была моя работа. А потом, я и на карту не смотрела. После этого у меня начала развиваться фиброма на связке.
Вот теперь у меня такой специфический тембр. Хрипотца придала голосу определенную окраску, к которой привыкли люди. И это мой, и ничей другой голос, узнаваемый.
Формистая женщина
— Трудно поддерживать имидж самой стильной певицы на отечественной сцене?
— Наша профессия не из легких. Есть статистические данные, что вокалист, проработавший на сцене два часа, по энергетическим затратам приравнивается к шахтеру, который проработал смену в шахте. Разве что молоко певцам за вредность не дают, а могли бы выдавать, потому что кулисы и сцены, как правило, грязные, пыльные. Со сцены выходишь просто черной.
Я уже не говорю о количестве авиаперелетов и накопленной радиации. Это нам только говорят, что мы летаем на высоте 10 тысяч метров. А мне летчики рассказывали, что летают выше для скорости и безопасности. А то, что выше, это радиоактивное облучение.
— Как обстоят дела с вашим ателье в Москве?
— Оно благополучно просуществовало четыре года, у меня был индивидуальный пошив одежды. Я сама всю жизнь одевалась в ателье в Ленинграде у одной очень хорошей мастерицы. Никогда не хотела иметь второе платье даже от Шанель, покупное платье. Может быть, это нестандартность моей фигуры. Я женщина формистая. (Смеется.) Где-то что-то подскрыть нужно, где-то, наоборот, выделить.
Но я в своем ателье немножко подустала от маловменяемых клиентов. Качество у моих вещей было очень высокое, я лично проверяла выполнение заказа у своих мастериц. Но заказчикам нужно “Dolce & Gabbana”, даже нет — им нужно “DG”! Вторая, третья, пятая линия. Чтобы на джинсах сверху было написано “DG”. Чтобы с боков “уши” висели, потому что джинсы “на бедрах” и три животика в складку. Зато она затянута в “DG”, и у нее здесь (показывая на мягкое место) стразы, вот что им надо! Понимаете, какой ужас?
— Да-а-а. Правду говорят, что вы можете быть жесткой. Вас поэтому называли в оркестре Лундстрема...
— …Екатериной II. Но я не жесткая, я — справедливая. Я умею сказать “нет”. Я могу не любить. У меня есть люди, которым я могу сказать это в лицо: “Есть человек, который тебя не любит, — это я!”
“Пластика” и бикини
— Существует несколько мнений среди женщин. Одни говорят: мои морщинки — мое богатство, другие стоят в очереди к пластическим хирургам. Какой стороны вы придерживаетесь?
— Ни в том, ни в другом я не вижу ничего плохого. Просто одним что-то дано природой, и человек хорошо выглядит достаточно долго, если, конечно, не убивает себя пьянством и обжорством. Я уже сказала, сколько мне лет, а поход к стоматологу для меня по-прежнему бесполезен, у меня всего одна пломба во рту.
— ???
— (Белоснежно улыбнувшись.) Ну так случилось. Меня в 25 лет отводили в сторону и деликатно спрашивали: “А где вы сделали такие зубы?” Я отвечала: “Мама с папой сделали”. Это генетика. Но маме сейчас 79 лет, и я вижу, что старость делает с людьми. И если мне надо будет что-то сделать со своим лицом, я сделаю! Уже подумываю. Кое-что мне не нравится.
А к пластическим хирургам я обращалась, чтобы они мне убрали страшные шрамы на теле. В свое время хирурги, спасая мне жизнь, слегка его подызуродовали. Когда в Америке я пошла к врачу, он меня спросил, что со мной делали? Я перечислила операции. Тогда он ответил, что это были не операции, а бандитские нападения. У нас спасают жизнь, конечно, спасибо огромное за это врачам, но вот зашивают через край, не думая о том, что это женщина. Но ничего, можно ведь и цельный купальник надеть. Не обязательно быть в бикини. Что я и делала.
И вот года три назад мне подкорректировали, подшлифовали мои шрамы. И все в этом промежутке (показывает на область пояса), не выше. Остальное пока что свое.
— Вы завистливая?
— Нет, нет и нет. Это чувство со мной не родилось. Но если ответить с юмором, то завидую женщинам, которые все едят и не поправляются. Хотя, как видите, я вполне счастлива своей судьбой.
