Вокруг имени режиссера Егора Кончаловского скандалы возникают не на почве семейных разладов, не по поводу громкого адюльтера,а исключительно на тему его новых фильмов.
Не было ни одной картины,которую бы не обругала критика.
Сейчас Егор только закончил снимать политический детектив “Консервы”, где в главной роли снялся Марат Башаров. Впереди новая крупнобюджетная картина — “Смерш XXI”. Может быть, критика более благосклонно отнесется к новым работам Кончаловского. А пока режиссер назначил встречу в своем мосфильмовском офисе. Традиционно предложив чай-кофе, Кончаловский, устроившись за столиком, произнес: “Так, ну, поехали!”.
“Артист я нулевой”
— Сами вы играете в своих новых фильмах?
— Вы знаете, я никогда не играю по-настоящему. Я снимался и в “Антикиллере-2”, и в “Побеге”, и в “Консервах”. Но когда человек кричит одно слово и корчит две рожи, заслуга небольшая. Артист я нулевой.
— Как к тому, что вы делаете, относится ваш отец?
— Он видит все фильмы, но его отношение выражается словами: “Вредный фильм” или “Я расстроился”. Как правило, он говорит в таких эпитетах о моих картинах. Но мне от этого совершенно не волнительно в том смысле, что всем нравиться не будешь.
Андрей Сергеевич снимает совсем другое кино, и нравится ему совершенно иное кино. И если вначале я, когда снял первый фильм “Затворник” с Балуевым и Мордвиновой, очень расстроился от того, что ему не понравилось, то сейчас мне в какой-то степени иногда даже подобное нравится. Это свидетельствует о том, что фильм принадлежит к той категории, которая называется “коммерческое кино”. А он не любит коммерческое кино.
— А ваш дядя, Никита Сергеевич, высказывал вам свое отношение?
— Ну, Никита Сергеевич вообще, так сказать, довольно радикально ко всему относится. Он очень обругал “Антикиллера”, говоря мне: “А зачем снимать такое кино?” Что не помешало ему затем с успехом сняться в кинофильме “Жмурки” (улыбается). Я считаю, что эти фильмы ОЧЕНЬ близко лежат в жанровой нише! Эстетика близка.
Семейная подстава
— Продолжая семейные профессии, когда вы поняли, где заканчиваются родители и начинаетесь вы сами?
— Довольно рано, с того момента, как я уехал учиться за границу. И тот факт, что я внук автора Гимна Советского Союза, никоим образом не помогал поступить в Кембриджский университет и закончить его достаточно успешно.
А когда я вернулся, то отвык от этого состояния, состояния фамильной зависимости. Я довольно быстро стал самостоятельной единицей. Длительное время успешно занимался рекламой.
— А когда обратили свой взор к кино?
— Я начал заниматься кино только потому, что Игорь Толстунов предложил мне сделать фильм. И если бы отказался, я бы подумал, что испугался. Это была афера чистой воды, но мне понравилось.
— А кто заставил вас пойти в армию?
— У нас все в семье служили в армии. Изначально, со времен Ивана Грозного, династия Михалковых была военной. Единственный человек, кто не был в армии, это мой отец. Но ему не надо было туда идти, потому что во ВГИКе была военная кафедра.
И Никита Сергеевич в свое время сказал мне: “Я перестану тебя уважать, если ты не пойдешь в армию”. В армию-то я пошел, а Тему, своего сына, он почему-то не отправил. Видимо, для того, чтобы меня уважать, нужно было, чтобы я в армии послужил (смеется), а Тему можно уважать и так.
А вторая причина кроется в том, что мне не хотелось, приехав из Кембриджа на каникулы домой, столкнуться с людьми в погонах, которые могли меня загрести посреди учебного года в армию.
Пикассо из кладовки
— Говорят, после армии вы на протяжении двух лет только и делали, что прожигали отцовские деньги. Правда?
— Я уезжал, как и мой отец, постепенно — все больше и больше времени проводя за границей. А в каком смысле прожигал? Я не работал. Но я прошел всю английскую историю, культуру, литературу, язык. Это было роскошью. На мой взгляд, возможность просто читать, созерцать в современном мире — такая вещь, которую мало кто может себе позволить. Теперь я довольно неплохо знаю Дюрера, Рембрандта, английских романтиков, малых голландцев.
— Теперь-то вы сразу узнаете литографию Пикассо, в которую когда-то были завернуты старые папины коньки?
— Ха-ха-ха! Если бы эта литография Пикассо хранилась как ей положено, то и отношение было бы к ней должное. А так это была бумага, в советские годы в такую сыр заворачивали, с одной стороны которой нарисована рожа, с другой какие-то каракули. Я и соригинальничал: “О! А вставлю-ка я ее в рамку!” Когда приехал папа, то сказал: “Вот это я берегу пуще зеницы ока!” На что я не удержался и ответил: “Пап, в нее твои коньки были завернуты. Чтобы ты знал! В кладовке лежали”.
Она не очень ценная. Тысяч пятнадцать фунтов. И, кстати, пропала после многочисленных переездов отца. Но это нормально. Был случай, когда у него и картина Сурикова пропала, потом нашлась — где-то в коробках лежала. Может быть, и эта найдется.
Синдром золотой молодежи
— Пропажи — это семейное? У вас же тоже из квартиры вещи пропадали.
— Да, но это ерунда была. Кстати, как ни странно, деньги украл друг.
— Общение с этим человеком прекратили?
— Да нет. Правда, отложило определенный отпечаток. Но мне в этой истории больше понравилось то, что я нашел форму, как эту ситуацию разрулить. Понять, кто украл. Ведь у меня в тот вечер было несколько человек. И я нашел способ, и человек сам признался.
— И как?
— (Игриво.) А я не скажу! Мало ли еще раз возникнет такая ситуация?
— А желания остаться учиться в России не возникало?
— Нет, тогда я был заражен заграницей. Отравлен разговорами с отцом, который очень хотел, чтобы я жил рядом с ним в Лос-Анджелесе. Он ведь со мной с 12-летнего возраста вел контрреволюционные беседы (смеется).
— Вам не тяжело было оставлять светскую жизнь в Москве?
— Был свой мирок, мало имеющий отношение к советской действительности. Но это все равно была советская действительность. Чего греха таить, хотелось красивой одежды, магнитофонов, того, что ценилось у молодых советских людей. Это все, конечно, было в семье, но было некими драгоценностями.
— А что же вернулись?
— Прожив много лет за границей, я понял, что хотел бы жить в России. Да и время изменилось. Представляете, я как советский гражданин вынужден был получать визу в советском посольстве для того, чтобы въехать в СССР. Бред! Ведь тогда уезжали жить только там. А теперь: хочешь здесь, хочешь там. Купил билеты и полетел.
Эстафета донжуанов
— Это байка или правда, что вы в Англии встречались с подругой папы, которая вас спасала от ностальгии по дому?
— Галя Максвелл не была подругой папы, она была его знакомой. Я с ней познакомился через него. Когда папа уезжал, я у него спросил, а не будет ли он против, если я за ней поухаживаю. Он мне ответил: “Сделай одолжение, пожалуйста!” (Смеется.) Так и получилось. Я думаю, что для него это был такой малозаметный эпизод в жизни. А для меня — в большей степени, к сожалению.
— Вы расстались со скандалом?
— Не то чтобы со скандалом. Об этих вещах говорить сложно. Эмоциональная составляющая здесь всегда превалирует. Тогда я скучал, а она была русской. Девушка она непростая, но не злая. По большому счету, позитивная. Хотя со своими закидонами, но кто без них?
— Вы признавались, что в жизни часто приходилось расставаться с женщинами...
— Практически со всеми девушками, с которыми я встретился (смеется), я расстался. За некоторыми исключениями. Поэтому расставался я много, но с теми, с кем жил долго (год, два, три), — таких девушек было немного.
— Я прошу прощения, но в чем была причина разрыва с Аленой Хмельницкой?
— С Аленой Хмельницкой мы просто расстались. Я всегда представлял себя в будущем и того, кто будет рядом со мной. Как правило, человек, который рядом, был довольно смутен (смеется) и вторичен. К сожалению или к счастью, это мое отношение передается женщине. И если человек чувствует, что наши отношения ни во что не выльются, то он принимает свои решения. Это должно было произойти, мы должны были расстаться с ней — и расстались. Я абсолютно этим обстоятельством сейчас удовлетворен.
“Плейбой” жене прощается
— Что за разговоры о том, что вы запретили жене Любови Толкалиной давать интервью? У вас все нормально в семье?
— Это абсолютная ложь! Я никогда не вмешивался в эту ее жизнь. Никогда! Ну если она снималась весьма откровенно в “Плейбое”, то, собственно говоря, о чем говорить? Нет, там был один инцидент, когда она по-дружески проговорилась своей знакомой по поводу одного моего конфликта с третьей стороной, а та тиснула огромный материал на разворот с первой полосой в “желтую” газету. А это совершенно не предполагалось, что выйдет наружу. Было неприятно.
Но я ей никогда и ничего не запрещал. Я даже очень часто не знаю, что она завтра отбывает на съемки: “Я сегодня вечером уезжаю, на три дня!” — “Куда?” — “В Киев. На съемки”. В этом смысле мы с ней живем абсолютно отдельной... не отдельной, а самостоятельной жизнью! Отдельной не получается. Потому что есть дочка.
— А я слышал, что отношение мужей к женам в клане Михалковых-Кончаловских довольно жесткое.
— Не то чтобы жесткое. В какой-то степени более патриархальное, нежели либеральное, безусловно. И это в силу того, что мы сильно азиатские люди. Может быть, за исключением нашей бабушки Натальи Петровны Кончаловской, которая была этаким центром семейной жизни. И когда она ушла от нас, то формат нашего общения сильно изменился.
Но будучи абсолютным лидером и центром нашей семьи, Наталья Петровна при этом все равно была женой Михалкова, женой советского вельможи, автора гимна.
Дед-молодожен
— От деда вам многое передалось?
— Я не знаю. С одной стороны, дед — человек очень наивный, возможно, поэтому он очень крупный детский поэт, а с другой стороны — очень дипломатичный, хитрый, правильный и осторожный, в хорошем смысле этого слова.
Я знаю, что я взял от отца. Это здоровый авантюризм, способность на определенного рода риск. В том числе и кино. Для меня было риском идти в эту индустрию, ведь и отец, и дядя, и мама — все в этой профессии не последние люди.
— А дедовское отношение к детям?
— Поскольку у него их много, то бывало, он мне звонил и говорил: “Алло, Андрон, тьфу, Никита, тьфу, Егор!” Насколько я понимаю, он детей любит издалека, не концентрируясь на каких-то отдельных случаях типа собственных внуков. Но при этом у меня с ним очень близкие отношения.
Несколько лет назад он женился на замечательной женщине Юлии, которая достаточно серьезно его младше. И, наверное, необходимость в плотном внимании с моей стороны у него отпала. Юлия много ему дала. Он опять начал писать стихи, до этого у него был перерыв.
— Творческий кризис?
— Он всегда был официально богатым человеком. Каждый день по стране шли его спектакли, шли отчисления через агентство авторских прав. И потом вдруг все его материальное благополучие просто исчезло. В то время ему нужно было внимание. Раз в неделю куда-нибудь мы ходили пообедать.
Сейчас просто так вскочить и поехать в ресторан — не всегда есть желание и силы. Ему уже 93 года. Но с ним у меня отношения горизонтальные. Я могу рассказать ему о том, о чем маме не могу сказать, а папе — не стану. Видимо, из-за того, что я старший сын старшего сына. По всем канонам я — продолжатель рода Михалковых. Хотя случилась такая история, что для всех я стал больше Кончаловским, чем Михалковым.
— И как это произошло?
— Это просто логическое развитие событий, потому что отец в свое время специально приклеил себе Кончаловского вначале — как я понимаю, для того, чтобы со временем совсем Михалкова убрать. В силу того, что он собирался уехать за границу, а дед был депутатом. И, по сути дела, это получилось.
А потом, когда за ним закрепилось имя Кончаловский, то и меня следом за ним стали называть Кончаловским. Как сына своего отца. Хотя по паспорту я остался Михалковым. И он тоже. Мы все — Михалковы!
Секрет молодости
— С дочерью какие отношения?
— Естественно, вижу каждый день, если нет съемок. Но я должен ей сейчас побольше внимания уделять. Время наступает такое: выбор школы, дисциплин. Люба больше, конечно, ей занимается. Но это нормально. Потому что у меня есть другие функции, я считаю, не менее важные.
— А где вы ее больше видите, когда она вырастет, — здесь или за границей?
— Я бы очень хотел, чтобы она поехала в тот же колледж в Оксфорде, в котором учился я до университета. Но сначала хочу, чтобы она поучилась в моей 12-й французской спецшколе на Арбате.
— Вам сейчас 40 лет. Не замечали, что одноклассники выглядят намного старше вас?
— Знаете, скорее одноклассницы (смеется). Они выглядят точно старше. А одноклассники? Кто-то меньше, кто-то больше. Один мой товарищ сидит, к сожалению, в тюрьме. Вот он выглядит очень молодо.
