С Борисом Тарасовым, ведущим программы “Суд идет”, мы встретились в гримерке в перерыве между съемками. Борис Алексеевич галантно предложил мне фруктов, вручил свою визитку и вдумчиво, взвешивая каждое слово, отвечал на вопросы. Сразу видно — юрист.
Распевки адвоката
— Вы вчера так сурово со мной по телефону разговаривали. Профессиональное желание припугнуть?
— Сурово? Да это я шутил! Мантия, так сказать, навеяла. А вообще, я двадцать лет от звонка до звонка занимался следственной и оперативной работой… приходилось общаться с самыми разными людьми. Но запугивать я никогда никого не пытался — это несерьезно. Человека нужно убеждать.
— Кстати, складывается впечатление, что голос у вас специально поставлен — громкий, внушительный.
— В большей степени он у меня от природы такой. Хотя и натренирован тоже, конечно. Я еще студентом преподавал основы права в школе. Потом, когда следователем работал, приходилось выступать перед различными аудиториями — в мои обязанности входило распространение правовых знаний среди населения. И, ко всему прочему, я уже 11-й год занимаюсь адвокатской деятельностью. Естественно, говорить всегда нужно внятно, чтобы от моих слов судью и присяжных в сон не клонило. Но голос все-таки не самое главное. Главное — мысль, которую ты хочешь донести. Я знаю многих талантливых адвокатов, которые говорят нормальными, даже тихими голосами.
Нападки коллег
— Послужной список у вас серьезный… а тут еще и телевидение.
— Честно говоря, ехал я сюда с мыслью, что это будет очередное интервью. Я тогда занимался одним довольно крупным судебным делом, по поводу которого уже общался с прессой. Но вдруг мне рассказывают о целом телевизионном проекте, проверяют на камеру, хотят, чтобы я был ведущим. От этого слова — “телеведущий” — я поначалу внутренне содрогнулся. А потом все так быстро и неожиданно произошло: меня утвердили, стали шить мантию, обкатывать сценарии. Чувствовал я себя напряженно. Когда отсняли первые программы, я увидел сырой, не смонтированный еще материал — и так себе там не понравился! Правда, готовая передача произвела все-таки уже лучшее впечатление.
— Пришлось что-то в себе менять?
— Этим занимаются гример и костюмер.
— Что сказали коллеги, когда увидели вас в роли телеведущего?
— Некоторые отнеслись к этому просто с иронией, другие позволяли себе довольно злые нарекания: “У вас там все безграмотно!” Но сейчас до них, кажется, дошло, что это шоу. Оно не имеет прямого отношения к нашей с ними реальной деятельности.
Ходорковский не поместится
— Чем шоу отличается от настоящего суда?
— В реальном процессе очень много процедурных вопросов, которые необходимы, но достаточно скучны. К примеру, оглашение обвинительного заключения, которое может длиться не один день. Как, например, по делу Ходорковского — чуть ли не неделю его зачитывали. В телешоу это, конечно, исключено. Здесь сразу выстраивается короткая фабула, причем обязательно простым, доступным, а не сухим юридическим языком. Чтобы каждый человек мог понять, о чем идет речь. То есть у нас несколько упрощенный вариант судопроизводства.
— И подсудимый без охраны…
— Почему же. В зале всегда стоит милиционер. Он и олицетворяет охрану. Этот милиционер — символ того, что в студии проходит не какой-то товарищеский суд, а вполне реальный. Наша цель — дать понять рядовому гражданину, что бояться суда не нужно. Это не абстракция. Любую проблему, которая возникает у вас в быту, в отношениях с другими людьми, можно решить с помощью суда.
— На съемках все проходит жестко по сценарию?
— Сценарий — не самое главное. Он нужен только как канва для будущего действа. Все остальное в огромной степени импровизация. Развитие бывает такое, что приходится менять изначальный обвинительный приговор. Иначе он выйдет несправедливым.
— Да, иногда смотришь и думаешь: “Почему же ему, бедняге, дали целых пять лет?”
— Ко мне с такими вопросами соседи обращаются. А я ответить не могу. Программа снималась, допустим, месяц назад… Но я уверен, что по сути данный приговор или решение были правильны.
Преступный талант
— Ситуации, которые рассматриваются в программе, основаны на реальных делах?
— Да. Более того, иногда в передаче снимаются люди, которые на самом деле пережили подобные судебные процессы. Конечно, если для них это был не слишком большой стресс. Адвокатов тоже реальных приглашаем. Причем иногда их переполняют эмоции, и они пытаются подать дело в совсем ином свете, нежели предусмотрено сценарием. Как-то даже одна адвокат вспылила, бросила микрофоны и демонстративно вышла из зала. Чуть не сорвала нам передачу. Была не согласна, что проигрывает.
— Приходилось вам вести аналогичные процессы в жизни?
— Я часто смотрю сценарий и говорю: “О! Такое дело было!” Отснято уже около четырехсот программ, поэтому такие совпадения вполне возможны.
— Вам бывает жалко своих подсудимых?
— Конечно. По-человечески жалко. Особенно если это талантливый человек. У преступника же тоже не отнимешь интеллектуального начала. Просто оно направлено в другое русло.
