В последнее время на лондонской бирже флотировалось несколько российских фирм, оперирующих в самых разных сферах – от розничной торговли («Пятерочка», например) до энергетики (Роснефть).
20 лет назад ничего подобного не могло быть. Но не только потому, что российская экономика была другой. А потому, что лондонская фондовая биржа была другой.
К концу 80-х годов не только Россия, но и Европа, и весь мир нуждались в радикальных реформах деловой практики. Она была слишком стеснительна для новых возможностей. Ее косность не была только результатом государственных регуляций, введенных во времена кейнсианской макроэкономической политики и социал-демократического консенсуса. Многие деловые практики сложились сами собой и были позднее институционализированы. Когда-то они обеспечивали бизнесу благоприятный «деловой климат», но потом стали тормозом деловой активности.
В конце этого года (27 октября) исполнилось 20 лет с того момента, который в лондонском деловом мире именуют, заимствуя термин у теории происхождения Вселенной, Big Bang, то есть Большой Взрыв. Главные преобразования были таковы: незарегистрированные фирмы получили возможность иметь доли в капитале зарегистрированных; было упразднено различие между брокерами и джобберами; было разрешено комбинировать брокерские и дилерские функции; была упразднена фиксированная минимальная ставка комиссионных; были разрешены сделки «за глаза» в компьютерах и по телефону и пр. Это означало широкое и глубокое разрегулирование. Сделки стали возможны в гораздо больших масштабах, стали совершаться намного быстрее.
20 лет спустя Big Bang оказывается самым монументальным памятником эпохи Тэтчер. Важнее «приватизация». Между прочим, само флотирование расформированных государственных монополий было бы трудно себе представить, если бы биржа продолжала работать по старым правилам.
После лондонского «взрыва» все фондовые биржи менялись в том же направлении. Теперь главным образом они направляют глобальные финансовые потоки, постепенно вытесняя старые методы экспорта-импорта капитала с участием государств или без него. Само понятие «иностранный капитал» стало терять содержание, поскольку капитал стал терять национальные аффилиации и превращаться во «всемирный капитал» в полном смысле этого слова. Корпорации вместо государств (даже таких как США) становятся (если уже не стали) главными факторами мировой экономики. Ни одно государство не может глобализироваться. Корпорация может. Переделы мира, когда-то происходившие на полях сражений и в ходе дипломатических интриг, теперь совершаются на биржах.
А совершение сделок превратилось в огромную финансовую индустрию со своей географией. Это точечная география. В мире сейчас множество фондовых бирж. Все они локализованы. И все знают, что некоторые точки лучше приспособлены для сделок типа флотации, чем другие. Они конкурируют и пока, главным образом все больше дерегулируясь. И Лондон, как сейчас говорят, выигрывает конкуренцию даже у Нью-Йорка. К 1986 году Нью-Йоркская биржа была свободнее, чем Лондонская. Теперь наоборот.
Среди реформ 1986 года была одна, открывшая еще один виток глобализации. Лондонская биржа получила статус частного предприятия. Теперь все биржи таковы. И они сами становятся объектами своих операций. Они могут продаваться и покупаться, сливаться и разделяться. Пока политологи обсуждают возможность мирового правительства, мир может превратиться в единую биржу. Хороша эта перспектива или нет, я не знаю, но это будет другой мир, и в нем будет другая жизнь.
