ТЕАТР
Сидя в театре, он вспомнил, что оставил на плите, на невыключенной конфорке бульон. Что было делать? Вскакивать, идти посреди представления меж кресел по ногам? Сидел и думал: может, пронесет? Ну задымится кастрюля, ну выкипит… Но не расплавится же, не прольется раскаленным оловом на линолеум? А значит, пожара не будет…
БУДУЩНОСТЬ
Все чаще ему снились жаркие курорты, на которые он приезжал с неохотой и отвращением, с нежеланием здесь находиться — и бродил по берегам то морей, то озер — в одежде, с чемоданом, наблюдая толпы копошащихся в воде людей и брезгуя к ним присоединиться. Сердце сжимало тоской и тревогой — для чего он здесь? Пробудившись, с изумлением вспоминал: откуда явились эти картины? Да и вообще — почему сон повторяется с назойливой настойчивостью? Неужели будущность приучала его к себе, предуведомляла о том, что ожидает?
ЗАЧЕМ НУЖНЫ НЕУДАЧНИКИ?
Неудачники нужны для того, чтобы те, кого они считают счастливчиками, глядя на совсем уж невезучих бедолаг, думали: “Нет, мои дела вовсе не плохи, ведь не хочу же я оказаться на месте таких вот окончательно и бесповоротно пропащих…”
ТАЛАНТ
Рукописи, которые приносил в издательство этот человек, неуловимо отличались от остальных, редакторы безошибочно выбрасывали их из сборников. Именно его опусам ставили заслон, хотя спроси душителей “почему?” — не смогли бы сформулировать. Что же отличало его произведения? Что вызывало возражения? Талант.
ИДИЛЛИЯ
Как они проводили вечера? Сидели напротив телевизора. Если на экране появлялось лицо мужчины старше пятидесяти, он спрашивал:
— А за этого пошла бы?
Если возникала смазливая девица, она спрашивала:
— А ты за эту?
ПИСАТЕЛЬ
В равнодушном мире, где человеку нет дела до остальных и каждый ищет выгоду (пусть даже при этом приходится сживать со свету соседа), — он пытался докричаться до черствых сердец и пустых голов, преодолеть душевную глухоту, пытался научить людей хотя бы замечать друг друга. Ибо понимал: любить ближнего — слишком большой труд, этому их не научил даже Христос.
ТРУП ВРАГА
Он вспомнил себя в ее возрасте. Она сказала: “Так хочется поседеть, когда кто-то несправедливо обидит. Чтоб обидчик пришел на другой день, увидел твою седую прядь и раскаялся. А еще лучше — нашел твой труп и устыдился”.
— Все наоборот, — поправил он. — Надо прийти и увидеть труп своего врага. А он, если найдет твой, — не заплачет… Обрадуется.
А потом задумался: ведь совсем недавно думал так же, как она. По-детски.
БОБИК
Ждал на станции метро у последнего вагона с букетом и поглядывал на часы. Мысли текли привычные: мы с ней разные люди, совершенно разные, опаздывает уже на двадцать минут, и будто так и надо, придет и не извинится, а я буду семенить за ней, как бобик. И это постоянное чувство вины — из-за того, что она к этой жизни, этой толчее не приспособлена, ей нужны другие условия, ей пристало в машине ездить, а я подобного шика обеспечить не могу… Ей бы стать чуть проще — не кривлякой и задавакой, а обыкновенной женщиной… Нет, не дано.
МУХИ
Все в этом собрании было бы хорошо, если б не мухи. Мухи портили главную мысль — о духовности, летали над участниками дискутирующего сборища и напоминали, вот что они, спорщики, есть такое на самом деле. Дерьмо… Или почти дерьмо. Настоящее и будущее. Садились на руки, носы, головы… Ждали своего часа…
СУДЬБА
Вечером пришла Судьба и сказала: “Ты мой хозяин. Делай теперь что хочешь”. Он сошел с ума.
ИЗБАЛОВАННЫЙ
Был с детства избалован и потому как бы чуть-чуть недозавершен — ни одно дело, за которое принимался, не умел довести до конца.
ОСЕНЬ
В конце лета, когда вечера становятся прохладными, цветы жухнут, а листья облетают, осы сходят с ума. В поисках легкой поживы и стремлении вдоволь наесться на зиму набрасываются буквально на все, что хоть в малой толике содержит питательный сахар, — падалицы груш и яблок, сгнившие персики. Однажды он видел, как оса начала грызть стенку картонного ящика, пропитанную случайно вылившимся сиропом…
