Папа пришел домой навеселе и очень довольный. Он гордо протянул маме несколько купюр.
— Где остальные? — спросила мама. — Где зарплата?
Папа сделал загадочное и одновременно торжественно-многообещающее лицо.
— Я принял важное решение, — сообщил он. — Основал стабилизационный фонд.
— Не морочь голову. Где деньги? — пропустила мимо ушей его объяснения мама.
Папа посмотрел на меня, потом на нее и громко произнес:
— До чего недальновидны женщины. До чего приземленны!
Я не знал, как реагировать на его тираду, хотя мне безусловно льстила открыто заявленная мужская солидарность. На маму папино красноречие впечатления не произвело.
— На носу зима, нужно купить мальчику пальто и запастись овощами и крупой, — напомнила она.
— Об этом и толкую! — горестно воскликнул папа и опять обратился ко мне, вероятно, как к более квалифицированному слушателю. — Дальше своего носа женщинам заглянуть не дано. Хорошо, что есть на свете мужчины, они-то и взваливают на себя заботу о малых и недалеких. — Вера, — обратился он к маме, — ты хоть изредка читаешь газеты? Ты вообще-то в курсе политических и экономических веяний? То-то и оно. Поэтому судишь однобоко! Я совершил поистине исторический шаг. Какое пальто?! Какие крупа и овощи?! Не удручай. Я вложил средства в бумаги такой сумасшедшей ценности, какая тебе не снилась. Со временем они принесут громадные дивиденды! Если захочешь, купишь дюжину пальто и набьешь перловкой все кухонные ящики!
Мама открыла рот, собираясь что-то возразить, папа не позволил.
— Самое же главное, — продолжил ораторское наступление он, — в том, что если тебя или меня турнут со службы, уволят без выходного пособия, а такой поворот, ты знаешь, вполне реален, мы не останемся на бобах. Стабфонд позволит преспокойно преодолеть трудную полосу, даст гарантию не только перезимовать, но и провести остаток дней в полном довольстве и сытости…
Месяц папа ходил гоголем, от него постоянно попахивало алкоголем, следующую зарплату он не принес вовсе, пальто мне так и не купили. На завтрак и ужин мы ели картошку и горох. Когда однажды мама все же попробовала заикнуться, что холодильник пуст, папа срезал ее веским аргументом:
— Так надо. Даже в масштабах государства не всем хватает на хлеб и воду. Но при этом все спокойны, потому что знают: многомиллиардные массы денег лежат себе спокойненько за рубежом и только дожидаются часа, чтобы быть использованными в интересах народа…
Из дома исчез аудиоплеер, следом за ним — мамины наручные часы (подарок дедушки и бабушки на свадьбу), дело дошло до моей коллекции марок. Тут мама не выдержала.
— Куда все девается? — кричала она на явившегося за полночь и измазанного губной помадой отца.
— Ты ничего не понимаешь, — заплетающимся языком отвечал он. — Стабфонд, чтобы он мог исправно функционировать, требует все новых вливаний и отчислений.
Про вливания он выразился достаточно точно. Вскоре из-за этих вливаний произошло прогнозируемое: папу прогнали со службы. В финансовом смысле его увольнение никак не отразилось на нашем материальном положении: мы продолжали обходиться маминым жалованьем, но вот моральная атмосфера в семье резко улучшилась — если до папиного увольнения перспектива получения гигантского куша маячила далеко на горизонте, теперь близость праздника стала физически близкой и ощутимой. Редко кому, наверное, полоса неудач приносила столь счастливые ожидания. Предвкушая, как здорово мы вскоре заживем, я спрашивал с нетерпением:
— Когда, когда мы разбогатеем? Ну когда?
Тем временем, оправдывая мои чаяния, из ломбарда вернулись мамины часики, а за ними плеер и пледы, и как апофеоз — коллекция марок, по которой я успел соскучиться.
Еще в течение года мама приходила домой поздно, потому что устроилась на вторую работу. Папа какое-то время погарцевал и тоже пошел искать место. Спиртным от него больше не пахло, и о стабфонде он не вспоминал. Жизнь вошла в прежнюю скучную колею.
И вдруг папа снова повеселел: деньги, отложенные на покупку мне теплой куртки, он вложил в весьма перспективную то ли трастовую, то ли клиринговую, а может быть, и венчурную компанию… В преддверии дивидендов, которые должны были пролиться на нашу семью золотым дождем, мама почему-то ходила мрачнее прежнего. Мы с папой ее не понимали. Ведь наступил новый период счастливого ожидания.
