Туркмения, где недавно прошли первые за двадцать лет президентские выборы, входит в пятерку стран мира, обладающих самыми большими запасами природного газа. Накануне развала СССР в Туркмении добывали около 80 млрд. кубометров газа. Советский уровень добычи газа пока не достигнут, но постепенно Туркменистан к этому приближается. Кто претендует на туркменский газ и каковы дальнейшие перспективы «Газпрома» в этом регионе? Об этом политолог, старший научный сотрудник Российского института стратегических исследований Аждар КУРТОВ рассказывает Наталии Бабасян.
«ДЛ»: Туркменистан – один из главных потенциальных экспортеров газа на внешний рынок. Куда пойдет туркменский газ после выборов?
Аждар Куртов: К началу 90-х годов единственной магистральной трубой, по которой туркменский природный газ мог поступать куда-либо, был построенный при советской власти трубопровод «Средняя Азия – Центр». Он состоял из пяти ниток, а его потенциальная мощность равнялась тогда 80 млрд. кубометров. Сейчас его пропускная способность снизилась и составляет порядка 50 млрд. кубометров.
После распада СССР «Газпром», столкнувшись с неплатежеспособностью значительного числа потребителей газа из стран СНГ, принял решение продавать в Европу за свободно конвертируемую валюту газ, добываемый на российских месторождениях. А туркменский газ — только транспортировать по российской территории в страны Закавказья и Украину, то есть те государства, которые должным образом с Россией не расплачивались. Эта политика была невыгодна Ашхабаду, но Туркменистан вынужден был с этим мириться. В этот период образовались большие долги Туркменистану (в частности Украины), которые до сих пор не выплачены в полном объеме. После того как Рэм Вяхирев, в то время глава «Газпрома», попытался оказать давление на Сапармурата Ниязова, в 1997 году поставка туркменского газа в Россию была прекращена. В начале 2003 года «Газпром» заключил с Туркменистаном соглашение сроком на 25 лет. Оно предусматривает сотрудничество в форме постепенного увеличения транспортировки туркменского газа в Россию, вплоть до 90 млрд. кубометров в год.
«ДЛ»: А про цены там что-то говорится?
А.К.: О ценах там сказано очень своеобразно. Дело в том, что газ в отличие от нефти до сих пор не является полноценным биржевым товаром. Ежедневные торги по газу не проводятся. Торговлю некими свободными объемами газа только пытаются запустить. Поэтому и те газовщики, которые связаны с транспортировкой и продажей газа, и те газовщики в Туркменистане, которые связаны с добычей, заинтересованы в фиксации их взаимоотношений на длительный период времени. Газ сложнее транспортировать, чем нефть. Его нельзя перевозить в железнодорожных вагонах или по воде, если он не сжиженный. Транспортировка возможна только по трубопроводам. Этот фактор толкал, с одной стороны, на фиксацию во времени, а с другой – в условиях роста цен на энергоносители Ниязов не хотел брать на себя обязательства по цене на длительный период. Поэтому там сказано, что цена будет корректироваться по периодам. Что точно под этим подразумевалось, сказать сложно, так как это корпоративное соглашение, его текст не опубликован. По тем сведениям, которые просачивались в прессу, речь шла о трехлетнем периоде и годовом периоде. В любом случае Ниязов, увидев, что появилась возможность требовать от российской стороны подъема цены на газ, это сделал. Обвинять его в том, что он это сделал вопреки действующему соглашению, я бы не стал. Он прекрасно понимал, что в этом и состоит политика «Газпрома». Для своих западных партнеров «Газпром» поднимал цены на газ довольно резко. То же самое сделал Ниязов, но в гораздо меньшей пропорции. Еще в 2004 году цена на закупаемый в Туркменистане газ была 44 доллара. Ниязов поставил вопрос о том, чтобы поднять ее до 65 долларов. Причем это требование он выставил всем приобретателям туркменского газа, в том числе и Ирану. Иран согласился на это несколько позднее, но все равно вынужден был это сделать. Дело в том, что с 1994 года начало осуществляться строительство второго магистрального трубопровода на территории Ирана. Источником газа для него является западный Туркменистан, его прикаспийские месторождения. Этот трубопровод начал действовать в 1997 году. По нему до сих пор прокачивается всего 8 млрд. кубометров газа. Но сейчас эта труба модернизирована, и, как обещает Ашхабад, уже в этом году объемы прокачки газа в Иран возрастут до 14 млрд. кубометров. На протяжении 90-х годов у Туркменистана возникали и другие варианты поставок газа, и к ним постоянно возвращались и, видимо, будут возвращаться.
«ДЛ»: Какие варианты?
А.К.: Во-первых, это так называемый Трансафганский трубопровод. Предполагали проложить трубу из южного Туркменистана через территорию Афганистана в Пакистан и дальше к индустриальным центрам в районе Индийского океана либо в Индию. Эта труба должна была быть пропускной мощностью 30 млрд. кубометров. За этим проектом, который возник в 1994–1996 годах, стояли транснациональные компании, в частности американские. Но поскольку в 1996 году в Афганистане к власти пришли талибы и ситуация резко обострилась, никто не мог взять на себя риски прокладки трубы. Сейчас ситуация в Афганистане по сравнению с серединой и концом 90-х годов относительно стабилизировалась. Ашхабаду удалось привлечь к этому проекту еще ряд крупных компаний, в том числе из Индии. Переговоры постоянно идут, но строительство трубопровода, которое было запланировано на зиму 2006 года, так до сих пор и не начато.
Еще один проект предусматривал прокладку трубы из южного Туркменистана через территорию Ирана в Турцию и дальше в Европу. Первоначально к этому проекту проявляли некоторый интерес и американцы, но потом отношения США с Тегераном осложнились, эти американские компании вышли из проекта. Кроме того, американцы приняли поправку д’Амато, по которой инвестиции в сектора, связанные с иранскими нефтью и газом, были запрещены. Эту внутреннюю норму своего законодательства американцы стали навязывать своим партнерам, в том числе европейским компаниям. Проект осуществлен не был.
Существует проект Транскаспийского газопровода. Он возник во второй половине 90-х годов и предусматривал прокладку трубы по дну Каспийского моря из Туркменистана в Азербайджан, затем в Турцию, с перспективой выхода на европейские рынки. Этот проект развивался относительно успешно. Пропускная способность трубы тоже должна была составлять 30 млрд. кубометров. Но как только в Баку поняли, что есть перспективы в азербайджанском секторе Каспийского моря на месторождении Шах-Дениз, Ашхабаду были выдвинуты претензии на половину мощности этой трубы. Сапармурат Ниязов и Гейдар Алиев не договорились, поскольку существовали серьезные разногласия по поводу спорных месторождений на шельфе Каспия, на которые претендуют оба государства. Этот проект был фактически заморожен.
В апреле прошлого года Ниязов съездил в Пекин, где заключил соглашение, давно лоббировавшееся КНР, о строительстве большого по протяженности и с пропускной способностью опять же в 30 млрд. кубометров трубопровода в Китай. Это соглашение предусматривает срок окончания строительства в 2009 году. Где пройдет эта труба, пока полной ясности нет. Соглашением предполагается, что газ пойдет с тех туркменских месторождений, где уже много лет ведут разведку газовщики из Китая. Но в соглашении написано, что если объемов газа с этих месторождений правобережья Амударьи не хватит, то туркменская сторона обязуется заполнять трубу газом с других месторождений. За этой формулировкой может скрываться обязательство туркменской стороны поставлять газ в том числе и с тех месторождений, с которых сейчас идет газ в Россию.
«ДЛ»: Преференции, которыми обладает «Газпром» в Туркменистане, обусловлены тем, что Россия воспринимается там по-прежнему как старший брат, или это результат осознанной необходимости?
А.К.: Туркменская элита уже давно не воспринимает Россию как старшего брата. Закрепление статуса нейтрального государства в документах ООН было направлено в известной степени против попыток России влиять на суверенные государства. Для них это было дополнительной гарантией. Сейчас отношения с российскими структурами строятся на основе тоталитарного прагматизма. Они получают очевидную выгоду от отношений с Россией. Пока эту выгоду никто перешибить не может. Возможно, эти отношения будут развиваться и дальше: кроме газа у нас есть и другие проекты, в том числе по добыче нефти. Ее в Туркменистане добывают порядка 10 млн. тонн. Кроме того, добываемая нефть в сыром виде не перегоняется на экспорт, а отправляется на местные НПЗ и потом уже продается. Эти НПЗ модернизированы и представляют собой современные комплексы. Эту продукцию у Туркменистана закупают даже арабские государства.
«ДЛ»: Каковы запасы газа в Туркменистане?
А.К.: Это вопрос очень дискуссионный. Международных аудиторов туда по большей части не допускают, а если такой аудит в отношении каких-то месторождений и проводится, эти данные не публикуются и не доводятся до сведения даже таких партнеров Туркменистана, как «Газпром». Ряд российских экспертов считают, что Ашхабад намеренно завышает прогнозные запасы газа и проводит политику подписания соглашений о строительстве направленных в разные стороны трубопроводов, несмотря на то что обеспечить одновременную поставку газа во все направления он не сможет. Ниязова подозревали в том, что он блефует, пытаясь играть на ценах, и в известной степени так оно и есть. Но Ниязов утверждал, что в течение 250 лет запасов туркменского газа достаточно, чтобы экспортировать по 150 млрд. кубометров газа в год. Такие круглые цифры говорят об их пропагандистской направленности, скорее всего они взяты с потолка. Осенью прошлого года, после заключения контракта с Китаем, Ашхабад заявил, что в Туркменистане было открыто новое месторождение – Южный Юатань – и его запасы якобы в три раза превосходят запасы Штокманского месторождения, которое тоже считается суперкрупным. Сначала было объявлено, что его запасы составляют 1,5 трлн. кубометров газа, а потом – через три недели – цифра выросла до 7 трлн. кубометров. Это фантастические цифры. Скорее всего это блеф. Но то, что Туркменистан богат углеводородным сырьем, очевидно. Проекты имеют большой потенциал осуществления, потому что цена на газ держится на очень высоком уровне и это делает рентабельной прокладку трубопроводов даже стоимостью в несколько миллиардов долларов. Инвесторов сейчас найти можно. Но труба не прокладывается быстро. У России есть несколько лет преимущества перед Туркменией: трубу, которая идет через российскую территорию, можно модернизировать, и она уже модернизируется. Кроме того, у России есть наработанная система отношений с Ашхабадом. Так что Россия может успешно конкурировать с любыми другими вариантами прокладки трубы. В конце 2006 года «Газпром» договорился с Ниязовым, что на трехлетний срок Россия закупает порядка 150 млрд. кубометров газа по цене 100 долларов за тысячу кубометров, на которой настаивал Ниязов. Для «Газпрома» эта цена, хоть она и значительно выше ранее существовавшей, все равно выгодна – мы продаем свой газ потребителям в страны Восточной и Западной Европы по гораздо более высоким ценам.
«ДЛ»: Иран недавно предлагал России создать газовый картель. Возможно, что «Газпром» обратится с таким же предложением к Ашхабаду?
А.К.: Такие предложения Туркмении уже делались на протяжении последних четырех лет. Ашхабад на это не реагировал. «Газпром» предлагал сделать объединение производителей газа, куда бы вошли Россия, Туркмения, Узбекистан и Казахстан. Причем Туркменистан относился к этому предложению наиболее прохладно, проводя политику не просто независимости, а нейтралитета. Он принципиально против того, чтобы брать на себя какие-то повышенные обязательства, которые связывали бы ему руки. В СНГ, как известно, у Туркмении статус ассоциированного члена.
Я думаю, что ни о каком картеле речь идти не может не только применительно к Туркменистану, но и к Ирану. Иран такие предложения выдвигает в силу того, что ему грозят международные санкции в Совете Безопасности ООН в связи с его ядерной программой, и он активно пытается найти сторонников во внешнем мире, чтобы решить эту проблему в свою пользу.
«ДЛ»: А как там с перспективами «оранжевых революций», о которых так любят рассуждать некоторые политологи?
А.К.: В Туркменистане никакие «оранжевые революции» невозможны. К «оранжевой революции» должно быть готово общество. Необходим кризис и в верхах, и в низах – знаменитая формула «верхи не могут, низы не хотят». Но в Туркменистане ничего подобного нет. Правящая элита сохраняет контроль над ситуацией, а низы никогда по-другому и не жили. Там не было процессов урбанизации и индустриализации при советской власти. Большая часть этого общества живет так, как оно жило столетие назад. Это племена, которые живут у себя в поселках изолированно, так как дорог построено не было. Поскольку не было крупных промышленных предприятий, миграции населения и освоения им урбанистической западной культуры (как было, например, в Киргизии или Казахстане) не происходило. Общество не готово воспринять другие ценности. Призывы к демократической революции не находят в нем отклика. Оно живет как традиционное патриархальное восточное общество, то есть склоняется перед плеткой и саблей повелителя. Если это общество заметит, что у повелителя рука ослабела и саблю не держит, оно может подняться, к примеру, чтобы перераспределить доходы от торговли газом. Но такое случится только тогда, когда общество увидит, что рука повелителя ослабела.
