В 70—80-е годы Александр Рошаль был не менее популярен, чем сегодня доктор Леонид Рошаль. Именно от маэстро Рошаля страна ждала вестей с матчей за шахматную корону, прежде всего из Багио и Мерано. Именно Рошаль долгие годы возглавляет “64” — наш единственный шахматный журнал, оставшийся в живых. Заслуженный тренер России, заслуженный работник культуры. Список можно продолжить орденами и премиями.
— Алик, мы с тобой знакомы полвека. Извини, что только сейчас впервые беру у тебя интервью.
— Лучше поздно, чем никогда.
— Какое из твоих достижений ты считаешь главным?
— Возобновление приза “Оскар” — не кинематографического, а шахматного. После смерти инициатора его присуждения, испанского журналиста Хорде Пуча, традиция была прервана на десять лет, и лишь в 1995-м ее восстановил “64”. Это были смутные времена для шахмат — разные версии розыгрыша первенства мира, разные чемпионы, путаница на Олимпе. Возвращение “Оскара” позволило объективно определять шахматиста №1 на планете, я бы назвал этот приз объективной суммой субъективных мнений. В голосовании участвуют сотни авторитетов, и ошибки произойти не может. Достаточно вспомнить, что пока шли споры, кто чемпион мира и какая система лучше, Гарри Каспаров пять раз подряд завоевал “Оскара”, тем самым расставляя все точки над “i”. Четырежды владел призом Ананд, по одному разу — Крамник и Топалов.
Весьма важен не только спортивный, но и моральный, нравственный аспект. Вот, скажем, сейчас подводятся итоги за прошедший, 2006 год. Спортивные результаты Топалова довольно высоки, но многие отказались голосовать за него из-за “туалетного скандала” — Веселин сам себе нанес непоправимый вред. В итоге Крамник скорее всего с большим перевесом во второй раз станет лауреатом, завоюет бронзовую скульптуру “Очарованного странника”.
Мне и моим коллегам в течение месяцев приходится опрашивать сотни специалистов из множества стран, чтобы узнать их “десятку”. Так и проходит жизнь — от “Оскара” до “Оскара”.
— Но ведь не было бы “64”, не было бы и этой награды.
— Это верно. Ну что ж, тогда сам журнал еще важнее. В следующем году, дай бог дожить, он отметит свое 40-летие. В СССР я занимал разные посты: сначала ответственный секретарь при Петросяне, затем и.о. главного редактора при Карпове. А в 1992 году, когда в стране все рушилось, мне удалось чудом спасти журнал, вытащить его из пропасти. Так что последние 15 лет у меня только одна должность — главный редактор (при издателе Рошале). Иногда мне кажется, что вся моя жизнь прошла в стенах редакции. Что тебе говорить — ты сам все знаешь: был одним из авторов самого первого номера, вышедшего в июле 1968-го.
— Да, в “64” можно ехать без звонка в любое время — ты всегда на месте.
— А если я долго отсутствую, то телефон разрывается: десятки друзей волнуются: не умер ли Рошаль?
— Ира разбирается в шахматах?
— Это не имеет значения. Ира — моя любимая жена, человек, благодаря которому я сейчас существую.
— Кто твои ученики, какие самые любимые?
— Помогать доводилось даже великим. И команды мои не раз становились чемпионами. Меня и в шахматной журналистике порой величали гуру, а учениками я бы назвал тех, кто считает меня своим учителем; любимые — те, кто любит меня. Правда, шахматисты чересчур амбициозны, в них вкладываешь всю душу, а потом они из-за чего-то готовы перечеркнуть десятилетия близких отношений. А вот вице-президент Российской АН Александр Некипелов при каждой встрече напоминает мне, что является моим учеником.
— Звание заслуженного работника культуры России ты получил по совокупности?
— Можно считать и так — кто-то наверху сложил все мои статьи, книги, репортажи, выступления по радио и телевидению, тексты докладов, тосты, произнесенные на гроссмейстерских юбилеях… Увы, есть в жизни и одно обидное упущение. Имея определенное влияние, я не сумел в полной мере способствовать продвижению шахмат на ТВ, сделать их по-настоящему зрелищными для широкой аудитории. Не предложил нужного формата. Бильярд, покер, уступая нашей игре по многим показателям пробились, а шахматы — нет. Жаль! Но, может быть, им еще повезет…
— Ты общался со многими королями — Эйве, Ботвинником и Смысловым, Талем и Петросяном, Спасским и Фишером, Карповым и Каспаровым, Крамником и Анандом. Можешь сопоставить их с молодыми гроссмейстерами?
— У тебя есть “Люди и фигуры” — так вот, этих корифеев я бы назвал, как принято в шахматах, тяжелыми фигурами, людьми с большой буквы. Только надо добавить еще Кереса и Геллера, Полугаевского и Тайманова, Корчного и Бронштейна... Каждый — великий, каждый — с огромным общественным весом. Увы, среди сегодняшних чемпионов — как бы хорошо они ни играли — не видно личностей подобного масштаба: более легкие фигуры.
— Какие воспоминания для тебя особенно ценны?
— 1983 год — один из самых сложных в истории шахмат, тогда был сорван матч Корчной—Каспаров. Это длинная история. Но именно мне довелось стать автором воззвания гроссмейстеров к общественности с требованием провести поединок. Моей же рукой написано соглашение между Каспаровым и Корчным (у меня сохранился черновик с мелкой правкой Корчного). В результате, находясь в команде Карпова и будучи в весьма сложных отношениях с двумя другими “К”, я на месте событий способствовал организации матча, приблизившего Каспарова к вершине, и снятию бойкота с Корчного. А ведь это казалось почти невозможным.
— Здоровья тебе от “МК”, и, уверен, еще поговорим.
