Борис Боярсков провел прямую линию с читателями “МК” еще в качестве главы Росохранкультуры. Но пока материал готовился в печать, президент “расширил полномочия” г-на Боярскова — он теперь руководитель Федеральной службы по надзору в сфере массовых коммуникаций, созданной на базе Росохранкультуры и Россвязьнадзора.
Борис Антонович рассказал, что такое “разумный уровень” пиратской продукции, как борются за ценности, незаконно вывезенные из России, и кто проверяет музейные фонды.
— Хотел бы прояснить ситуацию с нашими орденами на аукционе “Сотбис”. Вернут ли их в Россию? А если вернут, то где они будут храниться? Как будет завершено расследование, ведь цепочка длинная — как вернуть: владельцам, в музей или в госхранилище?
— Вопрос достаточно сложный. Не могу гарантировать, что в ближайшее время ордена вернутся на родину. По каждому подобному случаю, будь то картины или иконы, идут достаточно долгие, сложные переговоры, но не с аукционными домами, а с теми, кто пытался выставить их на торги. Нам приходится доказывать незаконный характер вывоза ценностей из страны. И, как правило, удается добиться бескорыстного возвращения. Но, повторю, это очень длительный процесс. Вот книга “Последние пророки” вернулась из библиотеки университета Торонто в национальную библиотеку через 15 лет после ее похищения.
— А можно о книге поподробнее?
— Это книга XIII века, она была похищена в 1991 году, а возвращена только 26 мая 2006 года. Дело в том, что законодательство Канады не позволяет до истечения 15-летнего срока возвращать ценности без дополнительных выплат. Торонтский университет подождал и вернул книгу России безвозмездно. Законодательства разных стран вносят свои “прелести” в эту процедуру, и даже при взаимном согласии все равно требуется согласование по линии МИД, иногда Интерпола.
— Так что все-таки будет с орденами?
— Они должны быть переданы в Росохранкультуру, и мы организуем их экспертизу, где они должны быть определены как предметы, представляющие историко-культурную ценность, и идентифицированы с теми наградами, которые пропали у бывших собственников. После чего мы обязаны эти предметы передать законному владельцу. Если это музей — то в музей. А если эти награды были приобретены мошенническим путем у награжденных или их наследников, они и получат ордена.
— Как сейчас проходит проверка музеев в России? Вообще, реально ли сейчас делать полную инвентаризацию?
— Реально, более того, это обязанность любого музея. Но музеи порой занимаются этим лишь формально. Этот факт явился одной из причин создания правительственной комиссии под руководством Дмитрия Анатольевича Медведева, которая осуществляет комплексную проверку состояния музейного фонда. В работе участвуют многие ведомства. МВД, например, проверяет состояние охранно-пожарной сигнализации, технической защиты, Росимущество — нормативы по предоставлению необходимых помещений. Мы, Росохранкультура, в рамках своих полномочий проверяем состояние учета в музеях, а также выборочно состояние отдельных коллекций. Роскультура — Агентство по культуре и кинематографии — реализует основную часть работы: они проводят попредметную сверку музейных фондов, аккумулируют у себя акты по проверкам всех ведомств, обобщают результаты, чтобы передать их Министерству культуры. Министерство также получает информацию из субъектов Федерации по музеям, находящимся в их ведении, и уже как головное ведомство подводит окончательный итог проверки музейного фонда.
— Я, как искусствовед, вижу такую проблему. Сейчас образовался небольшой экспертный вакуум, потому что прежние эксперты запрещены, а новые еще не разрешены. У вас уже началась аттестация по новому образцу независимых экспертов, не состоящих под маркой Третьяковки или Русского музея? И как она будет проходить?
— Мы утвердили приказом министра и провели через административную комиссию правительства РФ, которой руководит Сергей Евгеньевич Нарышкин, административный регламент аттестации экспертов по культурным ценностям. Мы сейчас принимаем документы по этим экспертам, планируем в апреле собрать первое заседание аттестационной комиссии. Если у вас есть соответствующее желание участвовать в качестве аттестуемого, то вы можете собрать комплект документов и направить его нам.
— Не будет ли это означать, что просто все прежние эксперты будут как бы переоформлены?
— Нет, это будет означать, что они, как и все другие граждане, имеют право подать соответствующий комплект документов для аттестации. Думаю, многие из них это сделают. После чего будет принято решение аттестационной комиссии.
— У Швыдкого — Федеральное агентство по культуре, у Соколова — Министерство культуры... Так много ведомств, в том числе и ваше, и все со словом “культура” в названии. Есть ли вообще смысл столько служб разводить?
— Вопросы о том, насколько это оправданно, надо адресовать авторам административной реформы. Убежден, что административная реформа — это не догма, это живой механизм, и мы видим, как постоянно что-то у нас в стране создается, что-то отмирает, и так и должно быть. Хуже всего закостенелость, когда есть одна отвечающая за все и никем не контролируемая структура. Думаю, будут возникать новые, отмирать старые — так и должно быть.
— Бывает ли, чтобы какие-то известные СМИ штрафовались или предупреждались за экстремизм или порнографию? Или это удел мелких полулегальных изданий? И второй вопрос: есть ли планы контролировать Интернет?
— Для нас авторитет СМИ не имеет никакого значения при вынесении им предупреждений. И крупные, и мелкие нарушают различные статьи законодательства.
Предупреждения за экстремизм больше получали региональные СМИ, но у нас были случаи и последующие судебные разбирательства по этому вопросу и с “Коммерсантом”, и с “Аргументами и фактами”. Таких примеров, к сожалению, много.
Теперь по контролю за Интернетом. С моей точки зрения, Интернет — вещь неконтролируемая. У нас нет ни технической возможности, ни желания заниматься этой работой. Но существует добровольная процедура регистрации интернет-СМИ, в таком случае к подобным информационным ресурсам мы, естественно, предъявляем такие же требования, как ко всем другим СМИ.
Опыт судебных разбирательств с электронными изданиями у нас есть. В одном случае нашим оппонентам удалось доказать, что их интернет-ресурс — не зарегистрированное СМИ, как предполагали мы, а интернет-сайт. Конечно, выглядит это как лукавство, однако есть решение суда, к которому мы относимся с уважением. Опыт этот мы учли в своей работе. Но, повторю, контролировать Интернет, с моей точки зрения, — неблагодарное занятие.
— Кто определяет наличие в прессе материалов, которые могут составлять государственную или какую-то другую охраняемую законом тайну?
— Это обязанность тех, кто доказывает наличие этой гостайны, то есть ведомств, инициирующих этот процесс. А вот была ли разглашена гостайна — устанавливает суд. Нас пытались к этому делу подтянуть, некоторые говорили: ой, вот разгласили нашу тайну, давайте-ка вы теперь примите к СМИ предусмотренные законом меры. Но у меня нет желания защищать чьи-то интересы вместо тех, кто эти тайны охраняет.
Тем не менее случаи подобных публикаций имеют место. В 2005 году по этим основаниям — за разглашение сведений, составляющих гостайну, — мы объявили 4 предупреждения СМИ. В 2006-м — пять. Ни одно из этих предупреждений не было оспорено в суде, СМИ сделали соответствующие выводы.
— Возможно ли победить производителей контрафактной продукции? Ведь что бы там ни говорили чиновники, милиция, а пиратские диски свободно продаются.
— Победить контрафакт невозможно, как невозможно победить преступность в целом. Но сократить объем производства такой продукции до разумного или мирового уровня не только возможно, но и наша обязанность.
— Вы хотите сказать, что в мировой практике существует некий разумный уровень контрафактной продукции?
— Если бы в нашей стране производство контрафактной продукции составляло 20%, то мы были бы одними из мировых лидеров мирового сообщества по борьбе с ним.
— На сегодняшний день, по вашим оценкам, сколько вообще у нас контрафакта?
— Нам подведомственен контроль за производством и лицензированием аудиовизуальной продукции. Сегодня некоторые эксперты определяют долю контрафакта в области производства CD/DVD-продукции в 68—69%, но считаю, что это хороший для нас показатель — совсем недавно было 90%. И все же это недопустимо большая цифра для того, чтобы мы могли считать свою работу эффективной. Но процесс этот очень сложный. Даже на лицензированных нами предприятиях имеется возможность делать нелегальную продукцию в ночную смену. И хотя МВД закрывает подпольные производства, одними репрессиями проблему не решить — надо бороться с этим злом экономическими методами. Надо сделать так, чтобы лицензированные диски были дешевы, а штрафы за производство контрафактной продукции — настолько высоки, чтобы заниматься этим делом было бы невыгодно. Но пока нет права конфисковать у недобросовестных производителей техническое оборудование как орудие совершения преступления, эффективность борьбы с контрафактом невелика.
