Критические дни №41

Влюбленную женщину легко заставить делать все, что ей хочется.

Любовь зла

     Наши скромные автомобили, неброские, как сама русская природа.
     Наши плохо одетые менты, которые ни в горящую избу, ни тем более коня на скаку…
     Наш великий и могучий, где с помощью только одного слова можно выразить все смыслы.
     Родина-мать. Мать-героиня. Мать-одиночка. И та самая мать, к которой тебя постоянно посылают, но к которой ты никогда не идешь.
     Иван Грозный, убивающий своего сына в Третьяковской галерее.
     Петр I, допрашивающий своего сына Алексея.
     Иосиф I, отрекающийся от своего сына Якова.
     Наш великий национальный напиток.
     Наши национальные праздники — 7 ноября, 23 февраля, 8 Марта, День Воздушно-десантных войск.
     Громыханье наших аббревиатур и наших танков.
     Самые мордатые в мире генералы.
     Наши жены, которые верно ждут нас с войны, с работы, из космоса, из вытрезвителя, от любовницы.
     Наши дети, выращенные на алиментах.
     Наши неистребимые старики, верно хранящие свои партбилеты…
     Наши 6 соток, наши 28 квадратных метров, наши девять граммов, наши сто пятьдесят…
     Поезда, коммуналки, поселки городского типа, военные полигоны, брошенные деревни, речки и речушки, совмещенные санузлы, дембельские чемоданы, часы “командирские”, фольга от плавленого сырка, пузатый будильник, урок немецкого языка, голубятни, мороз, от которого садятся старенькие аккумуляторы, и чей-то голос: “Друг, у тебя закурить не найдется?” И какой-то разговор на кухне.
     …И постоянное чувство вины перед женой, родителями, трудовым коллективом, который тебя воспитал, перед народом, из которого ты вышел, смутное какое-то сознание невыполненного перед кем-то долга и еще какой-то то ли трояк, то ли пятера, когда-то у кого-то перехваченные и невозвращенные, и которые свербят к перемене погоды и от возраста, как осколки в теле.
     …И преданные друзья… и предавшие друзья.
     …И старые подруги, уехавшие кто куда — в Витебск, в Новую Зеландию, в Америку и Канаду, в Кривой Рог и Новый Оскол, Бог с ними!
     …И наши общественные сортиры от Бреста до Южно-Сахалинска в гостиницах, в аэропортах, на вокзалах, в общежитиях, пионерских лагерях, где не сливается вода и не запираются двери, наши знаменитые на всю Европу отхожие места, куда робко заглянула цивилизация и тут же бежала вон без оглядки.
     А еще — свадебные кортежи по субботам, подъезжающие к Вечным огням по всей России.
     И очередь к американскому посольству.
     И очередь на Матисса в Пушкинский.
     И очередь к мавзолею Ленина.
     И очередь к телу Высоцкого.
     А потом — к телу Влада Листьева.
     И очередь из автомата Калашникова, которой дезертир расстрелял дежурного на КПП.
     И очередь в Бутырку, чтобы отдать передачу.
     А также переполненные после Нового года травмопункты.
     Лифт с лужей мочи на полу.
     Дверь с торчащей из дерматина паклей.
     Сломанные почтовые ящики в подъезде.
     Такой родной утренний перестук трамваев и лязг выворачиваемых мусорных баков.
     Матерок грузчиков у булочных, приветствующих первый хлеб.
     О, Русь моя! О жизнь! О, любовь моя!
Лев НОВОЖЕНОВ.

     
     Не уступая пожилым дамам место в общественном транспорте, вы делаете
     им тонкий комплимент —
     они выглядят молодыми.
     
     Сердцу не прикажешь.
     Оно ведь не умеет думать.
     
     Играя в прятки с кем-либо, истина всегда дает фору.
     
     Если попытаться взять судьбу под жесткий контроль, она обязательно даст по роже…
     
     Жил и умер в Сети…
     
     “Чувствуй себя как дома“, — ласково сказали ему черти
     в аду.
     
     Народу обещают золотые горы, покрытые вечными снегами.
     
     Дать бы ему по ушам, но это сколько в очереди надо стоять?
Джанни ДЖАНИНИ.

Путешественники

     Радуясь наступлению весны, Гуляевы заговорили о предстоящем отпуске:
     — Может, в Европу махнем? — разглядывая рекламу туристических фирм, подал голос глава семейства. — Прагу хочешь посмотреть?
     — Хочу! — не отрываясь от телевизора, ответила супруга. — Я все хочу! А чего хоть в этой Праге интересного?
     — Катя, ты меня удивляешь! Прага — это Прага! Это праздник жизни!
     — Сережа, я понимаю, что праздник жизни. Я достопримечательности имею в виду.
     — Достопримечательностей в Праге хоть пруд пруди. Дворцы разные, соборы...
     — А самый главный какой, помнишь?
     — Этот, как его? Ну, этот... Высокий такой, красивый... Нотр-Дам де Пари...
     — Ты собор Парижской Богоматери имеешь в виду? Так он в Париже.
     — Точно, в Париже. А в Праге... В Праге — собор Святого Витта! И еще этот... Как его? Карлов мост... Через... Как ее? Название реки вертится, а вспомнить не могу...
     — Через Влтаву?
     — Да не все ли равно. Давай съездим в Париж! На две недели. Париж — это тебе не Прага. Париж — это Париж! Эйфелева башня, Версаль, Лувр...
     — Сереж, а на какой реке стоит Париж?
     — Дались тебе эти реки!
     — Интересно все-таки. Помнишь, в детстве загадку загадывали: где сено не горит? В Париже. Значит, и река там называется Сена!
     — Кать, поедем лучше в Италию? В Рим! В столицу мира! Там мы посмотрим грандиозный собор Святого Петра — творение великого Микеланджело! Представляешь: Колизей, фонтан Треви, Пантеон!
     — Представляю, но сразу вопрос на засыпку. На какой реке стоит Рим?
     — Достала ты меня, Катя, своими реками! Я тебя спрашиваю, как ты смотришь на проведение нашего летнего отпуска в Италии?
     — Сереж, Тибр.
     — Тибр! Очень хорошо. Еще бы учительница географии не знала, на какой реке стоит Рим!
     — Сереж, не обижайся! Но ведь и ты, прежде чем стать директором школы, восемь лет преподавал историю Древнего мира. И, наверное, с институтских лекций помнишь, что, по преданию, Рим был основан на семи холмах братьями Ромулом и Ремом в 753 году до нашей эры?
     — Все, хватит, достала, путешественница! Поедем на Красное море, в Египет, в Шарм-эль-Шейх. Дешево и сердито. Отличное курортное место, вокруг которого одна пустыня — и никаких тебе рек!
Олег ГОНОЗОВ.

Оптический вальс

     Доктор Голд, повелитель диоптрий,
     Припадаю я к вашим стопам:
     Приложите уменье и опыт,
     Чтоб помочь близорукой мадам.
     
     Вся страховкою броской покрыта
     С головы и до пятки ноги,
     На меня она смотрит сердито:
     Подойти, мол, ко мне не моги.
     
     Подлечите вы, доктор, ей зренье,
     Чтоб могла и писать, и читать
     (Если, конечно, буквы знает),
     И меня, как велит Провиденье,
     Визуально хотя б привечать.
     
     Для очков ей нужна не пластмасса —
     Изумруды! Хрусталь! Бирюза!
     Чтоб сверкал ее взгляд, как алмазы,
     Эти милые сердцу глаза!
     А потом, доктор Голд, смастерите
     Вы оптический точный прицел
     И его Купидону вручите,
     Чтоб не мазал небесный пострел.
     
     Пусть он пустит стрелу прямо в сердце,
     Чтоб дыханье у ней занялось,
     Чтобы, вспыхнувши страстью ответной,
     На меня посмотрела взасос.
     
     Не останетесь, доктор, внакладе —
     Крепко схвачено все в кулаке:
     Будет вам и прибавка к зарплате,
     И жене два отреза на платье,
     Будет новая крыша на хате,
     Будет вам сервелат в шоколаде,
     Упомянут в отчетном докладе
     И портрет на Почета доске!
     Но сидит доктор-оптик пассивно,
     И оправу туманит слеза:
     — Медицина, увы, тут бессильна,
     Ай эм сорри, помочь вам нельзя...
     
     Что ж, отправлюсь я к доктору Чену
     (Ухо-горло-и-нос-и-спина).
     — Доктор Чен, назначайте вы цену,
     Чтоб влюбилась по уши она.
     Вы ж известный в округе новатор,
     Помогите, хожу сам не свой!
     — Мистер, вам бы нужней психиатр.
     Рядом дверь. Постучать головой.
     
     ...Я лечу над гнездом над кукушки,
     Тишина, и не видно ни зги.
     Лишь на пальмовой тихой опушке
     Чьи-то нежные светят очки.
Семен ЛИВШИН.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру