Любовь зла
Наши скромные автомобили, неброские, как сама русская природа.Наши плохо одетые менты, которые ни в горящую избу, ни тем более коня на скаку…
Наш великий и могучий, где с помощью только одного слова можно выразить все смыслы.
Родина-мать. Мать-героиня. Мать-одиночка. И та самая мать, к которой тебя постоянно посылают, но к которой ты никогда не идешь.
Иван Грозный, убивающий своего сына в Третьяковской галерее.
Петр I, допрашивающий своего сына Алексея.
Иосиф I, отрекающийся от своего сына Якова.
Наш великий национальный напиток.
Наши национальные праздники — 7 ноября, 23 февраля, 8 Марта, День Воздушно-десантных войск.
Громыханье наших аббревиатур и наших танков.
Самые мордатые в мире генералы.
Наши жены, которые верно ждут нас с войны, с работы, из космоса, из вытрезвителя, от любовницы.
Наши дети, выращенные на алиментах.
Наши неистребимые старики, верно хранящие свои партбилеты…
Наши 6 соток, наши 28 квадратных метров, наши девять граммов, наши сто пятьдесят…
Поезда, коммуналки, поселки городского типа, военные полигоны, брошенные деревни, речки и речушки, совмещенные санузлы, дембельские чемоданы, часы “командирские”, фольга от плавленого сырка, пузатый будильник, урок немецкого языка, голубятни, мороз, от которого садятся старенькие аккумуляторы, и чей-то голос: “Друг, у тебя закурить не найдется?” И какой-то разговор на кухне.
…И постоянное чувство вины перед женой, родителями, трудовым коллективом, который тебя воспитал, перед народом, из которого ты вышел, смутное какое-то сознание невыполненного перед кем-то долга и еще какой-то то ли трояк, то ли пятера, когда-то у кого-то перехваченные и невозвращенные, и которые свербят к перемене погоды и от возраста, как осколки в теле.
…И преданные друзья… и предавшие друзья.
…И старые подруги, уехавшие кто куда — в Витебск, в Новую Зеландию, в Америку и Канаду, в Кривой Рог и Новый Оскол, Бог с ними!
…И наши общественные сортиры от Бреста до Южно-Сахалинска в гостиницах, в аэропортах, на вокзалах, в общежитиях, пионерских лагерях, где не сливается вода и не запираются двери, наши знаменитые на всю Европу отхожие места, куда робко заглянула цивилизация и тут же бежала вон без оглядки.
А еще — свадебные кортежи по субботам, подъезжающие к Вечным огням по всей России.
И очередь к американскому посольству.
И очередь на Матисса в Пушкинский.
И очередь к мавзолею Ленина.
И очередь к телу Высоцкого.
А потом — к телу Влада Листьева.
И очередь из автомата Калашникова, которой дезертир расстрелял дежурного на КПП.
И очередь в Бутырку, чтобы отдать передачу.
А также переполненные после Нового года травмопункты.
Лифт с лужей мочи на полу.
Дверь с торчащей из дерматина паклей.
Сломанные почтовые ящики в подъезде.
Такой родной утренний перестук трамваев и лязг выворачиваемых мусорных баков.
Матерок грузчиков у булочных, приветствующих первый хлеб.
О, Русь моя! О жизнь! О, любовь моя!
Не уступая пожилым дамам место в общественном транспорте, вы делаете
им тонкий комплимент —
они выглядят молодыми.
Сердцу не прикажешь.
Оно ведь не умеет думать.
Играя в прятки с кем-либо, истина всегда дает фору.
Если попытаться взять судьбу под жесткий контроль, она обязательно даст по роже…
Жил и умер в Сети…
“Чувствуй себя как дома“, — ласково сказали ему черти
в аду.
Народу обещают золотые горы, покрытые вечными снегами.
Дать бы ему по ушам, но это сколько в очереди надо стоять?
Путешественники
Радуясь наступлению весны, Гуляевы заговорили о предстоящем отпуске:— Может, в Европу махнем? — разглядывая рекламу туристических фирм, подал голос глава семейства. — Прагу хочешь посмотреть?
— Хочу! — не отрываясь от телевизора, ответила супруга. — Я все хочу! А чего хоть в этой Праге интересного?
— Катя, ты меня удивляешь! Прага — это Прага! Это праздник жизни!
— Сережа, я понимаю, что праздник жизни. Я достопримечательности имею в виду.
— Достопримечательностей в Праге хоть пруд пруди. Дворцы разные, соборы...
— А самый главный какой, помнишь?
— Этот, как его? Ну, этот... Высокий такой, красивый... Нотр-Дам де Пари...
— Ты собор Парижской Богоматери имеешь в виду? Так он в Париже.
— Точно, в Париже. А в Праге... В Праге — собор Святого Витта! И еще этот... Как его? Карлов мост... Через... Как ее? Название реки вертится, а вспомнить не могу...
— Через Влтаву?
— Да не все ли равно. Давай съездим в Париж! На две недели. Париж — это тебе не Прага. Париж — это Париж! Эйфелева башня, Версаль, Лувр...
— Сереж, а на какой реке стоит Париж?
— Дались тебе эти реки!
— Интересно все-таки. Помнишь, в детстве загадку загадывали: где сено не горит? В Париже. Значит, и река там называется Сена!
— Кать, поедем лучше в Италию? В Рим! В столицу мира! Там мы посмотрим грандиозный собор Святого Петра — творение великого Микеланджело! Представляешь: Колизей, фонтан Треви, Пантеон!
— Представляю, но сразу вопрос на засыпку. На какой реке стоит Рим?
— Достала ты меня, Катя, своими реками! Я тебя спрашиваю, как ты смотришь на проведение нашего летнего отпуска в Италии?
— Сереж, Тибр.
— Тибр! Очень хорошо. Еще бы учительница географии не знала, на какой реке стоит Рим!
— Сереж, не обижайся! Но ведь и ты, прежде чем стать директором школы, восемь лет преподавал историю Древнего мира. И, наверное, с институтских лекций помнишь, что, по преданию, Рим был основан на семи холмах братьями Ромулом и Ремом в 753 году до нашей эры?
— Все, хватит, достала, путешественница! Поедем на Красное море, в Египет, в Шарм-эль-Шейх. Дешево и сердито. Отличное курортное место, вокруг которого одна пустыня — и никаких тебе рек!
Оптический вальс
Доктор Голд, повелитель диоптрий,Припадаю я к вашим стопам:
Приложите уменье и опыт,
Чтоб помочь близорукой мадам.
Вся страховкою броской покрыта
С головы и до пятки ноги,
На меня она смотрит сердито:
Подойти, мол, ко мне не моги.
Подлечите вы, доктор, ей зренье,
Чтоб могла и писать, и читать
(Если, конечно, буквы знает),
И меня, как велит Провиденье,
Визуально хотя б привечать.
Для очков ей нужна не пластмасса —
Изумруды! Хрусталь! Бирюза!
Чтоб сверкал ее взгляд, как алмазы,
Эти милые сердцу глаза!
А потом, доктор Голд, смастерите
Вы оптический точный прицел
И его Купидону вручите,
Чтоб не мазал небесный пострел.
Пусть он пустит стрелу прямо в сердце,
Чтоб дыханье у ней занялось,
Чтобы, вспыхнувши страстью ответной,
На меня посмотрела взасос.
Не останетесь, доктор, внакладе —
Крепко схвачено все в кулаке:
Будет вам и прибавка к зарплате,
И жене два отреза на платье,
Будет новая крыша на хате,
Будет вам сервелат в шоколаде,
Упомянут в отчетном докладе
И портрет на Почета доске!
Но сидит доктор-оптик пассивно,
И оправу туманит слеза:
— Медицина, увы, тут бессильна,
Ай эм сорри, помочь вам нельзя...
Что ж, отправлюсь я к доктору Чену
(Ухо-горло-и-нос-и-спина).
— Доктор Чен, назначайте вы цену,
Чтоб влюбилась по уши она.
Вы ж известный в округе новатор,
Помогите, хожу сам не свой!
— Мистер, вам бы нужней психиатр.
Рядом дверь. Постучать головой.
...Я лечу над гнездом над кукушки,
Тишина, и не видно ни зги.
Лишь на пальмовой тихой опушке
Чьи-то нежные светят очки.