В футболе его бы называли играющим тренером. Лео Бокерия не только возглавляет ведущую кардиоклинику страны, но и сам до сих пор делает операции на сердце. Причем многие из этих операций коллеги называют шедеврами. Вот и на прямую линию с читателями “МК” легендарный доктор приехал прямо из операционной: с утра успел лично прооперировать троих пациентов.
Понятно, что дозвонившиеся Лео Антоновичу в большинстве своем использовали счастливый случай, чтобы рассказать о собственных болячках и попроситься на прием. Но были и те, кто говорил о проблемах здравоохранения вообще. Ведь с недавних пор Лео Бокерия еще и член Общественной палаты, с деятельностью которой многие связывают надежды на изменение жизни к лучшему.
— Добрый день! У моего мужа Виктора Андреевича Нарышкина в 2000 году была операция — аортошунтирование. С тех пор он нигде не обследуется, а сейчас у него аритмия.
— Приходите в поликлинику — Рублевское шоссе, 135. Первичное обследование сделаем бесплатно. А так надо взять направление от Московского горздрава, и тогда будет все бесплатно.
— Направление к вам не дают.
— Странно. Почему не дают? Позвоните 414-75-71, там секретари мои сидят. Они скажут, когда вам прийти.
— Здравствуйте! Вячеслав Карасев из Москвы. Чтобы попасть в ваш институт, надо идти в Департамент здравоохранения, там отстоять 2 часа в очереди, получить направление и куда-то потом идти дальше. А для ветеранов войны, людей, которые имеют заслуги…
— А речь о ком сейчас идет?
— Я о матушке. У нее ишемическая болезнь сердца. Она всегда по месяцу ждет госпитализации. Я бы предложил государству или, может быть, каким-то бизнесменам, чтобы кто-то за ветеранов заплатил, и они не мыкались, как сейчас. Я давал предложение на этот счет в Общественную палату.
— До меня оно не доходило. Мы в нашем Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева ежегодно проводим акции для ветеранов войны к Дню Победы. Мы смотрели сердечно-сосудистые патологии и в прошлом году, и в этом году будем смотреть в своей поликлинике.
— Здравствуйте! Юрий Борисович Барамыкин, житель Москвы. У меня аритмия в систолической форме.
— Мерцание, да?
— Да, мне 72 года, жить хочется. Аритмия уже лет 12. Мне сказали, что надо ставить стимулятор. Лечь к вам можно?
— Позвоните нам, скажите свою фамилию, и мы посмотрим, что мы можем сделать. Если надо будет — положим.
— А стоит ставить стимулятор?
— Если аритмия 12 лет и вас беспокоит, то конечно. В любом случае вы при мерцательной аритмии должны придерживаться определенных правил.
— Здравствуйте! Участник войны Лев Александрович. Сейчас уделяют повышенное внимание санитарии в кафе, в буфетах, на улице. Но если человек идет с грязными руками, то вся чистота насмарку. Появились идиотские биотуалеты, там руки вообще не моются.
— Я с вами согласен. У нас есть специальная служба саннадзора, они должны это отслеживать. Я постараюсь этот вопрос обсудить с Онищенко. Он человек серьезный.
— Я бы не разрешил открывать эти кафе, если нет рядом умывальника.
— Это правильно. Не только умывальник, но и туалет должен быть. Это безобразие. Нигде за рубежом вы не увидите, чтобы в заведении, где продают пищу, не было рукомойника и туалета.
— Крючков Валентин Алексеевич, ветеран сразу трех событий в истории нашей страны — Отечественной войны, испытаний в Семипалатинске и подготовки пилотируемых космических полетов. Мне поставили у вас два шунта. Лет 12—13 я жил спокойно, бегал трусцой, а потом все засорилось. Теперь мне предлагают сделать шунтирование на коммерческой основе, а на льготной находят разные препятствия. Нельзя ли мне лечь в ваш центр на обследование и, возможно, на оперативное вмешательство?
— Можно. Я найду вашу историю болезни, и мы с вами свяжемся. Сделаем все бесплатно.
— Спасибо.
— Здравствуйте! Александр Васильевич Артемов. Я благодарен вам: 5 лет назад делал в вашей клинике шунтирование. С тех пор каждый год я делаю “эхо” и “велосипед” (сердце под нагрузкой), чтобы, не дай бог, в шунтах что-то обнаружить.
— А сколько у вас шунтов?
— Три.
— Здорово.
— Но врач в нашем кардиодиспансере говорит: “Зачем вы каждый год делаете “сердце под нагрузкой” и “эхо”? Ведь вам второй раз никто шунтирование делать не будет”. Но я, простите, хочу на ранних этапах узнать, что шунты начинают закрываться.
— Она не права, вы правильно делаете. Сейчас и повторные операции делаются, когда надо. Можно и стенты поставить.
— Здравствуйте, Лео Антонович… Год тому назад у мамы был инфаркт. Ей предлагают исследовать сосуды сердца путем коронарографии. Но у нее есть и другие болезни, и мы боялись. Сейчас появилась информация, что существует способ скоростной спиральной компьютерной томографии.
— Он не заменит. А где вам предлагают делать?
— В академии Сеченова.
— Там народ серьезный. Значит, они считают, что можно сделать. Почему вы колеблетесь?
— Насколько там будет все ясно? Или это будет смазанное представление?
— Наоборот. Коронарография — это тот метод, когда контраст вводится в сосуды сердца и работает съемочная машина с частотой до 95 кадров в секунду. Мы смотрим, как заполняется это дерево, и смотрим, где есть препятствие, что можно сделать. А все остальные методы такого не дают. Это самый лучший метод, золотой стандарт.
— Это новая методика?
— Почему новая? Этим методом пользуется весь мир.
— Обычно там зонд вводят.
— Да-да, верно. Катетер подводится к устью коронарных артерий, и дается контрастное исследование. Вы видите все изнутри сосуда. А в тех методах, о которых вы говорите, используется трехмерная реконструкция. А коронарография — это самый лучший и точный метод. Его потому и называют золотым стандартом, что все другие хуже.
— Она уже в возрасте, и путем введения зонда для нее тяжело.
— Мы как-то не привыкли, а если вы поедете в Скандинавию, там и 90-летним делают. Я видел, 95-летнему человеку делали. Надо соглашаться, раз врачи советуют, они же ответственный народ.
— Спасибо.
— Добрый день! Меня зовут Галина Степановна. В прошлом году я почувствовала, что у меня очень сильная пульсация в надключичной области сонной артерии. В Боткинской больнице сделали обследование и обнаружили бляшку. С правой стороны сонной артерии больше 50% закрыто, а слева — больше 30%.
— Это не хирургическая патология. Это неопасно, не должно отражаться на состоянии вашего здоровья. Мы обычно бьем тревогу, когда 70—75%.
— Пока мне жить можно?
— Обязательно. Живите долго.
— Спасибо большое. И вам долгих лет.
— Здравствуйте! Тихонов Борис Николаевич, 69 лет, инвалид I группы по диабету. Лишился 2 года назад ноги. Я полгода получал в поликлинике пластинки для контроля сахара. В выписках из больниц написано: требуется ежедневный контроль сахара. Сейчас, уже 3—4 месяца, поликлиника не выдает, а покупать на пенсию я не в состоянии.
— А чем они мотивируют?
— Это не является медикаментом, исключили из перечня бесплатных льготных лекарств. Как быть?
— Я могу этот вопрос задать директору Института эндокринологии, который по совместительству является начальником Агентства новых медтехнологий. Больше я ничего не могу придумать.
— Я был в других странах, там такое внимание к людям с диабетом, там все бесплатно. А нас лишили даже этой мелочи. Неужели Зурабов и эти люди не понимают…
— Да все они там понимают. Просто некому спросить с них. Я могу вам пообещать, что я этот вопрос подниму на уровне Общественной палаты.
— Здравствуйте! Исаев Сергей Дмитриевич, участник войны, инвалид. Звоню сказать о плохом состоянии медицины. Невозможно ни лечиться, ни жить. Так же нельзя: меняются списки льготных лекарств, ничего нет. В аптеках говорят: покупайте.
— А у вас лично какие проблемы?
— Мне за державу обидно.
— Вы себя чувствуете прилично?
— Совершенно верно. Дума не принимает решения, уговаривает, а Зурабов слушает да ест. Если не Дума, может, Общественная палата примет решение?
— Да мы-то решения принимаем, только пока мало что выполняется.
— Что же, президент не видит, что народ обижен? А он его похлопывает.
— Я об этом не буду судить. Я не видел, чтобы Зурабова особо похлопывали. Проблема есть, конечно.
— С вами поговорил, вроде легче стало. Поговорите там по своим линиям.
— Будем стараться изо всех сил.
