Черное и белое

Цвета смутной эпохи

  Борис Ельцин — слишком сложная и противоречивая фигура, чтобы мазать его краской одного только цвета; как белой, так, впрочем, и черной. Но лишь одно несомненно: с уходом первого президента навсегда закончилась целая эпоха в новейшей российской истории.
     
     Практически все, чего достиг и добился Ельцин, было не “вопреки”, а “благодаря”. Главный талант его заключался в несомненной удачливости, фарте: Ельцин всегда оказывался в нужное время и в нужном месте; впрочем, разве не в этом заключается суть любой гениальности — в пересечении времени, пространства и собственного “я”.
     Сын репрессированного врага народа, внук кулака, драчун и хулиган с перебитым оглоблей носом, по советским меркам он сумел сделать невообразимую карьеру: директор крупнейшего в Свердловске домостроительного комбината, первый секретарь обкома, член ЦК.
     За всю свою уральско-номенклатурную жизнь Ельцин ни разу не позволил себе нарушить установленных свыше правил игры: нынешний екатеринбургский губернатор Россель до сей поры хранит подаренные им часы за пущенный точно ко дню рождения дорогого Леонида Ильича объект. Это уже потом, переехав в Москву, он начнет демонстративно бороться с привилегиями, разгонять чиновников и ездить в набитых автобусах.
     Ельцин всегда очень тонко умел чувствовать политическую конъюнктуру (или — чаяния народа, кому как больше нравится). Не в пример властителям той эпохи он неизменно умудрялся обгонять свое время, правда, ровно на один шаг вперед — и ни сантиметром больше.
     Когда в 1987-м на пленуме ЦК прозвучала его знаменитая речь, ни единого бранного слова в адрес КПСС или советской власти там не было, вся критика ограничивалась лишь выпадами против бюрократов и врагов перестройки.
     И во время избрания его народным депутатом СССР от развенчивания коммунистических догм он упорно воздерживался. Да и с Горбачевым публичную схватку начал лишь после того, как занял кресло российского спикера.
     Многие почему-то представляют Ельцина медведем, рвущимся к цели напролом, всем смертям назло. Это далеко не так. Тот прежний, “дореформенный” Борис Николаевич был политиком весьма осторожным — прежде чем ступить на лед, он непременно пробовал носком ботинка ледяную корку на прочность. Просто ему удавалось сделать этот шаг раньше всех остальных, без оглядки на обстоятельства. Все свои громкие акции, казавшиеся со стороны сгустком эмоций и лихости, Ельцин обязательно тщательно подготавливал. (На встречи с влюбленным населением он приезжал, например, на трамвае, куда предусмотрительно пересаживался за два квартала из персональной машины.)
     Не было в СССР конца 1980-х политика популярнее Ельцина. Он стал первым истинно народным лидером, даже его недостатки (в особенности один, исконно русский) безоговорочно воспринимались нами как достоинства. Все неуклюжие попытки Горбачева развенчать главного своего конкурента лишь добавляли ему очков.
     Пожалуй, в этом и заключается главная трагедия Ельцина-политика, а вместе с ним и всех нас. Скажи нам, тогдашним, что пройдет какой-то пяток лет — и от больного президента останется одно только “крепкое рукопожатие”, а к брошенному без присмотра капитанскому мостику устремится “семья”, — в лучшем случае такому провидцу посоветовали бы обратиться к психиатру, а то и побили бы еще для острастки.
     Но от любви до ненависти — дистанция намного короче, чем от равнодушия или безразличия.
     Конечно, невозможно в одной заметке описать девять лет ельцинского владычества (я пытался это сделать в своей книге на 600 страницах, да и то не уверен, что получилось). Это была непростая, неоднозначная, смутная эпоха, чем-то напоминавшая ликер помещика Плюшкина: ежели повынуть оттуда козявок и всякую набившуюся дрянь, так славный будет ликерчик…
     Несомненно лишь одно: Ельцин дал России свободу. Он стал первым (опять первым!) национальным лидером, кого безболезненно можно было критиковать и охаивать, не боясь очутиться наутро в камере с зарешеченными окнами. (За все свое правление президент не закрыл ни одной газеты, ни одного телеканала, какими бы последними словами журналисты ни поливали его.)
     Впрочем, боюсь, что лишь этим основные завоевания Ельцина и ограничиваются.
     Весь ужас заключается в том, что никакой альтернативы Ельцину у страны просто не было. Если бы на его место пришел кто-то другой, не факт, что было бы лучше. Хуже — несомненно. Но вот лучше...
     Грех, конечно, так говорить, но, погибни Ельцин в начале 1990-х, он стал бы главным национальным нашим героем: Петр Первый с маршалом Жуковым и в подметки бы ему не годились.
     В его честь называли бы города, улицы и корабли, возводили памятники и мемориалы. И всякий раз, ругая последними словами власть и свою поганую жизнь, люди искренне говорили б друг другу: вот был бы жив сейчас Ельцин...
     Первый президент был фигурой удивительно парадоксальной, противоречивой. В нем одновременно уживалось то, что сочетаться, казалось бы, никак не может. Авторитаризм и демократия, высокомерие и доступность, расчет и простодушие.
     Порой невозможно было понять, где заканчиваются его недостатки и начинаются достоинства, и наоборот.
     Конечно, истинную оценку Ельцина и его роли в отечественной (да и в мировой) истории лишь предстоит еще сделать, современникам это пока не под силу, мы все живем под властью субъективизма. Но то, что это была личность — при всех оговорках — вселенского масштаба, сомнений ни у кого даже не возникает.
     Не знаю, в каких красках опишут Ельцина в учебниках и энциклопедиях будущего, какими эпитетами наградят. Главное, чтоб краски эти не были одного только цвета; не важно даже — черные или белые.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру