22.00. Очередь огибает храм, проходит по всему Соймоновскому проезду, вытекает на Пречистенскую набережную. Только у моста к “Золотой стрелке” удается пристроиться в ее хвост. А люди все идут. В метро, по пути сюда обращаю внимание на молодую женщину с огромным букетом роз. Думаю о том, что любовь народная границ не имеет. Зря я про границы. Именно эта женщина подходит к концу очереди и начинает бойко торговать розами. Правда, без перегибов, по стольнику штука. А я разговариваю с соседями по очереди. Впереди стоит женщина с сыном. Оба принимали участие в знаменитых митингах конца 80-х, начала 90-х, в оба переворота “отметились”. Как и большинство пришедших попрощаться с “царем Борисом”.
А вот и стайка студентов подходит. Говорят, что Ельцин был великий человек и попрощаться с ним долг каждого россиянина. Супружеская пара средних лет рассказывает мне, что Ельцин для них это наиболее яркое воспоминание молодости. Вот уж “Нас водила молодость на кронштадский лед…”
Очередь двигается не сказать, чтобы быстро. Милиция пропускает группы примерно по сто-стопятьдесят человек. Но иногда мы надолго замираем. Как предполагают люди в очереди — из-за “Очень важных персон” которых пускают отдельно.
Но тут же в 50 метрах от меня стоит вместе со всеми Алексей Венидиктов, Борис Акунин и Матвей Ганапольский. Подхожу.
— Алексей Алексееевич, бывший ученик(то есть я) 875-й школы в нашей школе А. Бенедиктов был историком) интересуется. Вы вместе со всем народом?
— Нет, с охраной и на броневике. Вот Ганапольский главный боевик. Конечно, вместе со всеми, как иначе?Встречаются и канонические “братки” из 90-х. Все на месте, брюхо вперед и золотая цепь на шее. Но многие из них норовят нырнуть без очереди. Привычка.
Предупреждаю соседей, что отлучусь ненадолго и иду осматривать очередь. Начало ее подобралось почти к Большому каменному мосту. У выхода из “Кропоткинской” что на Гоголевском бульваре работают все кафе и цветочные палатки.
Вдоль очереди ходят бабульки и продают цветы. Создается впечатление, что не спит вообще вся Москва. Двенадцатый час ночи, а движение на дорогах, как будто ясный день. ГАИшники совсем зарапортовались — VIP их одолели, все норовят припарковаться поближе к храму.
Возвращаюсь к очереди. Продвинулись мы, но не так чтобы очень. Люди пришли сюда прощаться, но вот заплаканных лиц, что-то не видно. Многие шутят.
— Ну, что пошли хоронить демократию?
В первом часу проходим через металлодетекторы. Тоже ведь веяние новейшей истории, символом которой стали террористические акты. Милиционер споро обыскивает меня и пропускает дальше. В самом храме покупаю свечки и встаю опять в очередь. Тихо, несмотря на то, что народу уйма. Медленно движемся к месту, у которого выставлен гроб. Бориса Ельцина видно плохо — проходим достаточно далеко от него. Слова молитвы, которую читает священник, улетают к куполу храма. Прохожу мимо гроба и ставлю заупокойные свечки. Вот лично и попрощался с эпохой. Это, кстати, ключевое слово, звучавшее в очереди. Прав был Борис или не прав, а ведь действительно эпоха…
Еду на дежурной машине к Новодевичьему. По всему центру города спешно меняют разметку на дороге. Совершенно ошалевшие ГАИшники стоят вдоль всех трасс. Редакционный водитель Миша предупреждает меня, что к Новодевичьему пробраться будет нереально: ”Да ты что! Завтра же там будет все руководство страны и куча президентов. Давно все ФСБ оцепила.” Как же. У стен кладбища уже дежурят телевизионщики, но ворота, что выходят на Новодевичий проезд, распахнуты, а ведь ночь глубокая. Стоят тут же рабочие. Захожу через ворота по только-только уложенному асфальту. Да, задали жару коммунальщикам. Часть кладбища залита нервным светом прожектора, работа все еще идет, ездит каток, разбрасывают асфальт.
На центральной аллее кладбища щурясь от яркого света отдыхает еще одна группа рабочих. Спрашиваю у них где могила.
— Вот прямо иди через площадь (это такое ровное место на центральной аллее), давно уже готова.
Иду. Свет прожектора сюда почти не достает. Могила зияет мрачной пустотой. Из-за темноты дна ее не видно. По периметру могила окантована брусом, по бокам отвалы земли. Той земли, что ляжет на гроб первого президента России. И царей и простых смертных ждет одна судьба, здесь ночью на кладбище, возле открытой могилы понимаешь это особенно ярко и отчетливо. Вот он финиш любой жизни. Завтра здесь будет стоять вся элита, а пока только шумит техника и отдыхают после аврала рабочие. Кладбище это все. Вот так обыденно и уходит та самая эпоха, с которой нынче попрощался и я. Так никем и неузнанный выхожу из ворот.
Россия прощается со своим первым демократическим царем.
