В прошлом номере “МК” рассказал об истории последнего брака знаменитого террориста Шамиля Басаева. Каково это — быть женой человека, чьи руки в крови сотен невинных людей? Может ли женщина полюбить детоубийцу и должна ли она ответить за преступления мужа? О том, как развивался “роман” Басаева и чеченской журналистки под носом у ФСБ, что случилось с нею дальше и кто еще любил “героя” Беслана и Буденновска, — во второй части расследования обозревателя нашей газеты.
Она его за муки полюбила
— Если бы он был жив сейчас, клянусь, я бы его за Элину сама убила, — говорит тетя похищенной девушки, Эльза Астамирова. — Судя по рассказам Элины, он был редкий зануда. Хоть я и старше Элины намного, но даже легкомысленнее ее, и мы были с ней как подружки. Она мне много рассказывала о муже, называя его Алиханом, — я ведь не знала, что она за Басаева вышла. Я его сразу невзлюбила, думала, вот уж “повезло” нашей Элинке: какой-то урод ей достался, с гор спустившийся. Похоже было, что этот тип в цивилизованном обществе не жил вообще! Он был эгоистом, хотел, чтобы она нянчилась с ним, придирался по пустякам. Элина замечательно готовит плов, он у нее получается, как у настоящих узбеков. Вот она рассказывала: как-то приготовила ему плов, он едва притронулся и говорит: “Это разве плов? А я думал, рисовая каша”. Он ее часто поругивал. Я Элине так и говорила: “Я не люблю твоего Алихана”. Она смеялась: “И не надо. Достаточно, что я его люблю”.— Так она все же любила его?
— Замуж она, конечно, вышла не по любви, она тогда Салмана любила. Но потом, думаю, что-то появилось, она о нем говорила постоянно: Алихан то, Алихан сё. Какая-то стала вся внутри себя, грустная. Думала о нем. Говорила: какой он неординарный, умный человек, я рядом с ним чувствую себя дурочкой! У них в общем хорошие были отношения. Она как-то расцвела, стала по-другому одеваться, волосы распустила. Краситься стала больше. В соответствии с его вкусами. Душиться он ей не разрешал, не переносил этого. Он, как Пигмалион, ее лепил. Она говорила, что у него болезненная страсть к чистоте. Как-то она была на конференции в Пятигорске, привезла ему оттуда сувенирное мыло — с дынным запахом, арбузным. Он руку намылил, понюхал: “И вправду арбузом пахнет!”
Их свидания проходили в Грозном. (Ничего себе! В то время, когда за Басаевым охотились все спецслужбы, он спокойно жил себе в Грозном, под носом у “охотников”, и развлекался с женщинами! — М.П.) За ней на работу приезжал парень и отвозил ее к Басаеву. А потом привозил обратно. Они и встречались-то всего три раза за это время.
Думаю, она его жалела. Это так на нее похоже: быть с человеком, которого все бросили, все проклинают. Лет 7—8 назад за Басаева любая бы пошла: и молодая, и старая, и замужняя. А в конце жизни он остался один.
— Ну а он любил ее?
— Я считаю, да, полюбил. Ее невозможно было не полюбить.
Исчезновение
В ночь на 17 августа Элина и ее тетя Эльза ночевали в Старых Атагах, у бабушки. Утром обе отправились в Грозный: Элине нужно было на работу, а Эльзе — на рынок, где она торговала.— Около дома моды к нам подъехали две машины, парни в камуфляже и без масок посадили нас с Элиной в разные машины, мне на голову надели мешок, — рассказывает Эльза Астамирова. — Это были чеченцы из силовых структур. Я так испугалась за свою жизнь, что и забыла про Элину. Ору: “Я ни в чем не виновата, не убивайте, сначала разберитесь!”. Я ведь сама много раз видела, как людей вот так увозили, и они пропадали без следа. Похитители переговаривались с другой машиной по мобильникам. Говорят: “Что ты панику подняла? А та, другая, даже не шелохнется”. Везли нас долго и вроде куда-то за город. Завели в какое-то здание. Там спрашивают: “А это кто?” — “Тетя”. — “А зачем нам тетя? Везите ее обратно”. Опять посадили в машину. Опять долго везли. Высадили, вернули сумку и телефон. Я подхожу к милиционерам, говорю: “Нас похитили, а что это за город?” — “Грозный”, — отвечают.
Элина в тот день позвонила три раза, сказала, что ее скоро отпустят. Но с тех пор никто ее не видел.
Ее мать Маргарита обращалась во все инстанции, встречалась с журналистами и правозащитниками, давала интервью. Продала квартиру (вдруг потребуют выкуп?) и переехала в Старые Атаги. Она по-прежнему торговала обувью на рынке.
— Она почти каждый день ездила в Грозный к следователям, — рассказывает бабушка Липа. — Вечером приедет, мы вместе во дворе сидим, чепалгш кушаем, чай пьем. В тот раз так же сидели. Рите кто-то позвонил. Она говорит: мне надо прийти к сельсовету, мне сказали, что везут новости об Элине. Говорим ей: давай кто-нибудь с тобой пойдет. Она: не надо, я этих людей знаю. Через 10 минут я ей позвонила — телефон был отключен. Он и до сих пор отключен.
Может быть, женщины сами уехали из Чечни куда-нибудь за границу, в безопасное место? Но в Старых Атагах остались оба паспорта Маргариты — внутренний и заграничный. Остались и деньги, вырученные от продажи квартиры. Остались два сына — братья Элины. Какая мать вот так бросит детей?
По одной из версий, похитители могли охотиться за деньгами и архивом Басаева. Якобы 7 миллионов долларов террорист мог держать на счетах, оформленных на его последнюю жену. С такими деньгами Элина могла уехать из Чечни куда угодно, и ее бы выпустили — достаточно было потратить на взятки хотя бы миллион. А она по-прежнему каждый день ходила на работу.
В Чечне все мобильники прослушиваются. Я думаю, для ФСБ давно не секрет, кто в тот день звонил Маргарите Эрсеноевой.
— Меня многие спрашивают: а может быть, это ОН Элину забрал? — говорит бабушка Липа. — А она одна, без матери, не захотела…
— Кто это он? — не сразу соображаю я.
— Ну, ОН.
Новости для туристов-экстремалов
В Чечне многое определяется тем, где родился человек, из какого он рода, кто его родственники. Чтобы разгадать басаевские тайны, я решила побывать в его родовой вотчине. Когда грозненские друзья узнали, что я еду в Веденский район, да еще и без охраны, только молча покрутили у виска. Район традиционно считается в Чечне самым “сложным”. Только в начале апреля в здешних лесах был уничтожен “амир джамаата Веденского района”, ближайший соратник “террориста №1” Сулейман Имурзаев, известный больше по своему радиопозывному как Хайрулла. Участник нападения на Дагестан, владелец “авторских прав” на многочисленные кровавые теракты. В том числе на сбитый в 2003 году вертолет с федералами и убийство президента Чечни Ахмат-хаджи Кадырова. Однажды Хайрулла сжег живьем женщину на глазах ее мужа и сына только за то, что та работала в столовой, где ели федералы. В уничтожение Хайруллы поверили далеко не все сотрудники силовых структур. Но даже если он все же предстал перед Аллахом, мало ли кто еще бродит по этим горам, поросшим густым лесом?— Ты что, боишься? — смеется мой спутник, помощник депутата чеченского парламента по имени Докку. — Никто на нас не нападет. Здесь и ваххабистов почти не осталось — так, человек 50 бегают по лесу, не больше.
Милиционеры называли мне другую цифру — около двух сотен боевиков под началом “амиров” Абдуллаева и братьев Дагаевых.
На повороте дороги на расщепленном надвое снарядом столбе сидит какая-то рыжая хищная птица — ястреб или беркут. Сумрачные отроги Кавказского хребта, холодные прозрачные источники, укутанные “колючкой” места дислокации федеральных войск, похожие на крепости, — это Веденский район. Окраинная территория. За перевалом — Дагестан, туда ведет вырубленная в скале над глубоким горным озером дорога. Раньше здесь был настоящий курортный рай. Сюда приезжали отдыхать лучшие люди страны и друзья Советского Союза со всего мира. Только в районе селения Махкеты было 4 туристических базы.
Докку демонстрирует мне толстую папку.
— Это проект спорткомплекса. Мы хотим возродить наши курорты.
Думаю, в обозримом будущем здесь могут появиться только любители экстремального туризма.
Село Махкеты всегда было в оппозиции к Басаеву. Здесь живут люди тейпа Чермой. Сначала чермоевцы жили вон на той горе, но имам Шамиль арендовал у них гору, а взамен дал это место. Говорят, село построил по своим чертежам пленный русский офицер.
Стоя посреди своего двора, Ибрагим Хултыгов, депутат чеченского парламента и бывший полевой командир, читает по-русски стихи своего старшего брата Лечи, директора Службы национальной безопасности Ичкерии.
— В убийстве моего брата виновен Басаев, — говорит Ибрагим. — А ведь мы чуть было не породнились с ним!
В начале второй чеченской войны Басаев взял в жены 17-летнюю красавицу из Махкеты Комету, дочь Башты Магомадова. На ее сестре Лузе был женат младший брат Ибрагима. У них уже было трое детей. Но когда Хултыговы узнали о женитьбе террориста, они выгнали Лузу из дома: “Мы не хотели, чтобы наши дети стали родственниками, ведь мы кровники”. Двоих сыновей Лузы Хултыговы оставили у себя, с собой в Турцию она тайно увезла только грудную дочку.
Сельская молва утверждает, что семья Магомадова Башты была связана с ваххабитами.
— Ваххабисты сожгли наш дом в 2003 году, — говорит Ибрагим Хултыгов. — И я знаю, что перед тем как сжечь его, эти ваххабисты ели суп в доме Магомадовых. А эта Луза вообще хотела шахидкой стать.
“Он бы сам за него вышел!”
В гости к басаевской теще меня сопровождают 4 вооруженных парня из отряда Ибрагима.Недостроенный кирпичный дом, простые голубые ворота. На стук никто не отвечает. По деревенской улице, прихрамывая, к нам устало бредет женщина. Слишком бедно она одета для родственницы Басаева.
— Меня в тот год дома не было, я в Ставрополе работала, на базаре стояла, — говорит Минегаз. — Приехала домой, соседи говорят: твоя дочка за Басаева замуж вышла. Как вышла?! Да так, говорят, забрали, что даже обуться не успела: одна нога в ботинке, а другая — в тапочке. И колечки ее все на месте. Украли, значит! Без ее согласия, без ничего. Ей сказали: хочешь — не хочешь, мы тебя все равно заберем. Лучше не сопротивляйся!
— Где же он ее увидел?
— Мы в городе соседями были, у меня квартира в Грозном была, по Ленина. Может, там он ее приметил? Черт его знает. В то время он героем считался, породниться с ним было честью. Я Комету свою потом только в Баку увидела. Непохоже было, что она счастлива. Она мне сказала: “Мама, я не хотела за него идти, меня заставили”. Рассказала, что не хотела рожать от Басаева, выкидыш себе сделала.
По словам женщины, она не знает, где сейчас ее дочь. Живет с сыном, муж Башта умер, ему было уже за 70. Два месяца он провел в Чернокозово по подозрению в пособничестве террористам. Кроме Кометы у них было 5 дочерей и два сына. Все документы, все фотографии дочери забрали фээсбэшники. Недавно опять приходили, допрашивали: “Не прячешь ли оружие, кормишь ли людей из леса”.
— Да я себя-то еле кормлю. Я против Басаева ничего не имею, но у моей дочери жизни с ним не было бы. Он военный человек, дома не бывает, как с ним жить? — говорит женщина. — Потом, у него столько жен было! Он до моей дочери еще на кистинке женился, которая была служанкой в их доме. Она погибла, когда они выходили из Грозного и попали на минные поля. А после Кометы у него еще 6 или 7 жен было. Да пускай он хоть тысячу раз женится! Мне бы дочь свою увидеть.
Однако в селе считают, что женщина лукавит, когда говорит, что не видится с дочерью. По мнению односельчан, она прекрасно знает, где Комета.
— Что детей нет — тоже неправда, у Кометы от Басаева сын, — сказал один из моих собеседников. — И что украли ее — тоже неправда. Факт тот, что никакого шума по этому поводу в селе не было. Когда девушку похищают, обычно шум бывает, а тут все тихо. Девушка, может быть, и не хотела, но что родители сами отдали ее, это сто процентов. Да этот Магомадов Башта так Басаева любил, что сам за него замуж бы вышел, если б только мог!
Волчье логово
Как относятся к Басаеву в родном селе? Любят или проклинают?— Вы обратились прямо по адресу, — смеется сотрудник администрации села Дышне-Ведено Магомед (он просил не называть его фамилию). — Басаев — мой кровник.
На кассете, которую снимали сами террористы, Басаев руководит расстрелом главы администрации Веденского района, бывшего школьного учителя. Сам зачитывает приговор и отдает приказ “расстрельной команде”. Этот учитель — родственник Магомеда.
Какие еще мрачные тайны хранит родовое гнездо кровавого террориста?
На самом деле от родового гнезда Басаевых, кроме воспоминаний, почти ничего не осталось. Только фундамент огромного дома, заросший бурьяном, да остатки стен, сквозь которые смотрит темное небо с бледным оттиском полумесяца и арабской вязью ранних звезд. Словно кто-то развернул над горами мусульманское знамя. Раньше здесь было огромное богатое поместье, с садом, бассейном и хозяйственными постройками, обнесенное мощной стеной. Басаев построил его на месте скромного родительского дома после первой чеченской войны, из которой он вышел победителем и героем. Жизнь его тогда была в зените. Многие федеральные чиновники считали за честь знакомство с террористом, а зам. секретаря Совбеза Березовский дарил ему миллионы долларов. А еще раньше, после абхазской войны, из которой он тоже вышел победителем, он привез в Ведено свою первую жену — абхазку Индиру Джения. По слухам, она уже много лет живет в Голландии. “У него столько кровников, что в Абхазии его детям жить было бы опасно”.
— Не верьте, что у Басаева здесь были гаремы, — сказали мне односельчане террориста. — Это неправда. Насчет женщин у нас вопрос стоит аккуратно, стрелять-то все умеют. А у каждой женщины есть отец и братья.
Говорят еще, что террорист якобы “узаконил” вдову своего погибшего начальника охраны Асет Гудаеву, родом из Ведено. Это здесь считается поступком позорным. Где она сейчас, никто не знает, только недавно мать ее вдруг собрала вещи и уехала за границу.
Близких самого Басаева в Ведено не осталось. Уехали почти все, кто был с ним хоть как-то связан. А те, кто остался, стараются старые связи не афишировать.
Род Басаевых был малочисленный и невлиятельный. Говорили, что он дагестанского происхождения. Дядя террориста, Хасмагомед, 40 лет проработал на пожарной станции и был “очень религиозный, очень порядочный человек”. Отец Басаева Салман все время пропадал где-то на заработках. Его в селе недолюбливали. Говорят, он уже умер, но могилы никто не видел, похорон в Ведено не было. А вот мать точно жива, находится за границей. И Ширвани, младший брат Басаева, который постоянно вертелся на всех переговорах, вопреки тому, что писала пресса, жив. Его недавно видели в Турции. Все село знает, что у него там родился сын. Слух о смерти Ширвани был пущен специально, для его безопасности. Но односельчан не обманешь.
— Да и Шамиля труп тоже никто не видел, если уж на то пошло, — говорит Магомед.
После похода на Дагестан от Басаева отвернулись все. С ним остались почти одни только иностранцы — арабы, таджики, узбеки, интернациональный сброд. В Веденском районе воцарился ваххабитский террор. Арабы расстреляли муллу, который проклял Басаева и объявил его врагом чеченского народа. Расстреливали на глазах матери муллы, а дом их сожгли.
— Люди ночью боялись в туалет выйти, дома ведра держали. Днем их терроризировали федералы, по ночам — бородачи, — вспоминает Ибрагим Хултыгов. — Дороги заросли травой. Когда человек умирал, старики тайно глубокой ночью хоронили умершего при свете свечи. А молодые боялись даже прийти на похороны.
В заброшенной ферме около своего села Хултыгов обнаружил тогда настоящий цех, в котором несколько десятков таджиков сидели по ночам с паяльниками и клепали самодельные взрывные устройства. “Мы пальнули по ним из гранатометов, крыша упала. Кто в живых остался — разбежались”.
Имя Басаева до сих пор вызывает в Чечне иррациональный ужас. Многие не верят, что он уничтожен. Близкие родственники террориста скрываются за границей и распускают слухи о своей смерти.
…Жила такая девушка — Элина Эрсеноева. Умница, отличница, журналистка. Воспитанная в лучших традициях своего народа в убеждении, что надо любить того мужа, которого дал Аллах, и разделять его судьбу — какой бы она ни была.
Грозный — Старые Атаги — Ведено — Москва.
