— Приготовились к съемке! Массовка, встали на свои позиции! — командует ассистент. Холодно, ветрено, хочется пить, есть. “Камера, мотор! Массовка пошла!” Люди послушно движутся по заданным траекториям, изображая прохожих. “Стоп! Снято!” Актрису, исполняющую главную роль, ассистенты одевают в теплую куртку и уводят в автобус. Массовка остается на своих местах.
В ожидании следующего дубля одни читают, другие закуривают, кто-то знакомится с девушками, которых заманило на съемки заветное слово “кино”.
В Голливуде их называют уважительно — actors. У нас попросту — массовка. Кто эти люди? Что заставляет их изображать толпу, быть только фоном для главных героев? Беззаветная любовь к кино или стремление к легким деньгам, которые на деле не такие уж легкие? В мире кино к актерам массовых сцен относятся по-разному: скромные труженики, цыгане, бездельники, незаметные герои, чокнутые. Классик советского кино Иван Пырьев, гениально снимавший массовку, но и никогда не стеснявшийся в выражениях, вообще называл их “говнецом”.
Самое правильное определение — дети. Они любят играть и “наряжаться”, одновременно беззащитны и агрессивны, наивны и по-детски приставучи. У них есть “воспитатели” — бригадиры массовки, которые заботятся о своих подопечных, распределяют по картотекам и съемочным сменам, следят за ними на площадке, чтобы не набедокурили и не разбежались. Массовка — от слова “масса”, и в ней можно не разглядеть лиц. Впрочем, при желании увидишь не только лицо, а целую судьбу. Журналисту “МК” захотелось, так сказать, сменить общий план на крупный и внимательнее вглядеться в лицо из толпы.
“Массовка для актера — это смерть”
Марина Подолян — украинка родом из Молдавии. Окончила в Москве училище имени Гнесиных, отделение актеров музыкальных театров и эстрады. Курсом старше учился Филипп Киркоров, в одной группе с Мариной — Алика Смехова. В Москве Марина вышла замуж, родила дочку, развелась. В начале 90-х не имевшая московской прописки актриса вернулась на родину. Девять лет работала в кишиневском Театре русской драмы, играла главные роли. Но русская диаспора была небольшой, театр жил на грани разорения.— Я, конечно, не забывала о своем образовании, — рассказывает Марина. — Брала в руки гитару и отправлялась выступать — из программы русских романсов сложился музыкальный спектакль. Все лучше, чем сидеть по кухням, выпивать и стонать о горькой доле артиста.
В 2002 году в Кишиневе проходили парламентские выборы, и Марине неожиданно предложили баллотироваться в депутаты.
— По гороскопу я Овен, — продолжает она, — авантюризм в крови. Пройдя в парламент, выжала из него по максимуму для искусства и для умиравшего молдавского кино.
При опыте работы в “коридорах власти” и втором образовании — отделение политологии в кишиневском Институте международных отношений — Марина могла сделать в Молдове карьеру. Но в обрусевшей украинке жила ностальгия по России, по Москве. В Молдавии она ощущала себя “за границей”. “Домом” оставалась Москва, хотя та и бьет с носка, и слезам не верит. Приехав в столицу с четырьмя готовыми спектаклями, Марина сняла квартиру на окраине, устроила дочку в школу. И понеслось! Постоянной работы нет. Продюсера для спектаклей нет. Марина сама находит площадки для выступлений. После обязательной дележки с владельцем площадки за спектакль ей набегает от силы 1 500 рублей. Выживать приходится, снимаясь в массовке.
— Порой это выводит из себя, — жалуется актриса. — Стоять или идти, создавая фон для исполнителей главных ролей, несовместимо с актерским самолюбием. Но если я все время буду думать о том, что кто-то Джульетту играет, а я всего лишь дуб изображаю, мне не выжить. В массовку, как правило, идут люди без специального образования. Что ими движет, кроме желания заработать или засветиться рядом со звездами, честно, не знаю. И не знаю путей попадания из массовки в актеры. На съемках все заняты своим делом, некогда им смотреть по сторонам, выискивая таланты.
Марина разослала резюме в актерские агентства. На съемках иногда просит поставить ее на первый план. На языке кино это называется “групповка” — кто рядом с актерами.
— Актеру нужен опыт, — продолжает Марина. — А массовые сцены — это даже не опыт. Это ниже нуля, в минус. Хотя я в массовке выделяюсь. Сразу осваиваю пространство, точно выполняю задания режиссера.
Но съемки в массовых сценах — этот единственный способ выживания для Марины — случаются не так часто, как хотелось бы. Запускается новый проект, и постоянные участники массовок начинают “охоту” на бригадиров. Марина тоже изыскивает заветный телефонный номер, добивается встречи и, как правило, производит хорошее впечатление. Дальше месяцами ждет вызова на киносъемки. А тем временем вкалывает в массовках на телевидении.
— Съемка на телешоу может длиться 12 часов — без выходов в туалет, в жуткой духоте, — рассказывает Марина. — А надо изображать радостную толпу. И все это за 500 рублей за смену. Массовкой командуют модераторы: “смеемся!”, “смотрим сюда!”, “аплодируем!”. К массовке чаще относятся как к скоту: “Пошли вон! Сидеть! Молчать!” Как-то я снималась в рекламном ролике. Принесли еду для съемочной группы. И вдруг раздалась команда: “Массовку не кормить!..”
“У нас уже и олигархи снимаются”
Галина Виноградова, по первой профессии фармацевт, 8 лет работает бригадиром массовки в кино и на ТВ. В своем деле считается одной из лучших. Слово “массовка” Галина не любит, предпочитает старое-доброе — “статисты”. На каждого у нее в картотеке есть фото и анкета. Картотека — файловые папки с аккуратно подшитыми “досье” — пополняется постоянно. Актеров и типажей в ее картотеке десятки тысяч. Перед началом новой работы Галина перелистывает свои папки в поисках нужных лиц — по эпохе, по возрасту, по социальному типу.— Подбор статистов для массовых сцен — дело тонкое, — рассказывает Галина. — Иногда смотришь сериал, человек в массовке изображает банкира, а я вижу, что он алкоголик.
Галина постоянно всматривается в лица — на улице, в метро. Видит интересный типаж и — за ним! На сакраментальный вопрос: “Хотите сниматься в кино?” — часто слышит: “Вы серьезно? А сколько я вам должен?” Галина отвечает: “Да не вы мне, а вам студия заплатит!” Обычная ставка за работу в массовке — 500—600 рублей в день. За ночь — от 800 до 1000 рублей.
Среди статистов есть профессионалы, которые только этим и живут и работают в кино по тридцать, пятьдесят лет.
— На мой взгляд, профессионалы — избалованные, капризные люди. То им холодно, то жарко, то время съемки кажется неудобным, — говорит Галина. — Бывает, смена заканчивается минут на пять позже, и я в ужасе жду, что сейчас начнут кричать: “До-пла-ту! До-пла-ту!” И, не дай бог, пойдут к режиссеру требовать. А мне надо защищать его покой, обеспечивать нормальный творческий процесс.
— Я работала на картине “Папа” Володи Машкова, — продолжает она. — Съемки были на Украине, и я ходила по рынкам, по городу: выискивала евреев для сцен в гетто, полицаев, фашистов. Помню, снимали сцену, где евреев ведут на расстрел: детей, стариков конвоируют немцы с собаками. А у меня на глазах слезы. Потом опомнилась: “Так я же сама их всех подбирала!” Одну сцену снимали у Киевского вокзала — место людное, и я попросила никого не отлучаться. Но двое молодых людей в офицерской форме НКВД ушли в кафе. По пути их увидела одна бабуля — у нее тут же сердечный приступ. Вызвали “скорую”, привели в чувства. Оказалось, у нее вся родня была репрессирована. “Я, — говорит, — как увидела их, прямо в том времени оказалась”.
Обычно состав массовки самый пестрый и неприятностей частенько с участниками массовых сцен не оберешься: бывает, напиваются или реквизит да и кошельки друг у друга воруют.
— Я сразу предупреждаю: “Ребята, от кого будет пахнуть спиртным, без денег уйдет со съемки. И не смотрите на меня наивными глазами!” Если человек записался и не пришел, я его больше не приглашу, — рассказывает Галина. — Как-то для рекламного ролика снимали сцену в офисе, и мне нужен был соответствующий типаж. Я уговорила одного бизнесмена. На съемках режиссер спрашивает: “Чья это машина у входа стоит? Заказчики, что ли, приехали?” Выходит мой бизнесмен в костюме тысяч за 30 долларов, в золотых “сейках”: “Моя это машина. Я здесь в массовке снимаюсь”. Режиссер в отпаде: “Ребята, в массовку олигархи ходят!”
У Галины Виноградовой глаз наметанный. Отбирает, к примеру, типажи для сцены с арестованными (сюжет связан с 1937 годом) и прямо на съемочной площадке распределяет: “Вы будете репрессированный, а вы — уголовник”. “Уголовник” удивляется: “Откуда вы знаете, что я год как из зоны?” Пожилой мужчина, определенный Виноградовой в “политические”, действительно оказался бывшим репрессированным. Так же сходу Виноградова определяет, кто врач, кто администратор.
— Увидев, что я так угадываю, статисты начинают подходить ко мне, как к гадалке, — смеется Галина. — Приходится призывать к порядку — съемки ведь, не сеанс ясновидения! А вот еще был случай. Звонит статист, ему сильно за шестьдесят, — рассказывает Галина. — Справляется, нет ли для него работы. Я говорю, что мне сейчас нужны девочки лет по десять-двенадцать. “Ничего, — отвечает, — я в театре девочку играл. Может, сгожусь?” И ведь не шутит! Статисты — это же дети, я к ним так и отношусь. Соберутся в кружок и хвастаются друг перед другом: “А я с Безруковым снимался, а я — вообще с Янковским”. Труд в массовке нелегкий, особенно для стариков. А с другой стороны, где еще они заработают? Лучше уж в массовых сценах сниматься. Вот у Карена Шахназарова группа работает, как часы, и массовку никогда не обижают.
Сейчас Галина Виноградова подбирает лица для сцены в ресторане.
— Листаю папки, нужны типажи типичной ресторанной публики начала 70-х: фарцовщики, холеные путаны, наглые, безвкусные тетки-товароведы. Одного “фарцовщика” уже нашла, он инженером работает, а в свободное время снимается.
“Режиссеры: взгляд с олимпийских высот”
Карен Шахназаров:— Я против определения “массовка”. Актеры массовых сцен, актеры второго плана — это более уважительно и правильно по существу. Ведь эти люди, собственно, и создают то ощущение реальной жизни, к которому мы в кино стремимся. Так что к актерам массовки я отношусь с большим уважением. Есть такие, кто постоянно снимается и в своем роде талантливы. Очень важна профессия бригадира массовки. И я серьезно отношусь ко второму плану, внимательно выбираю типажи. Бывает, персонаж второго плана в принципе может решить всю сцену. Пожалуй, самой сложной и интересной работой в этом смысле у меня был “Всадник по имени Смерть”. Например, снимали эпизод, где задействовали двести пятьдесят человек в костюмах, строго соответствовавших эпохе. Вот это было приключение!
Андрей Эшпай:
— В некоторых случаях массовка превращается в некий цветовой знак — надо выстроить людей по цвету костюмов, чтобы никакие пятна или детали одежды не мешали. Иногда лица из массовки могут дать некую реакцию, оценку. В этом случае работать с актерами массовых сцен нужно достаточно подробно. Артисты массовки часто воображают, что все они Жаны Габены, великие актеры и прекрасно знают, как себя вести. Я стараюсь, чтобы у меня в массовке не было уж очень опытных людей. Это, конечно, дело второго режиссера, но я вмешиваюсь всегда. Пространство любой сцены надо сочинять именно режиссеру-постановщику. Он выстраивает кадр в целом, а массовка — важная часть этого целого.
Дмитрий Астрахан:
“Зимой я снимал огромную массовую сцену для своего фильма “На свете живут добрые и хорошие люди”. Участвовали две тысячи артистов массовки и шесть тысяч военных с бэтээрами и прочей техникой. Мы разбили целый походный городок. Зимнее поле, длинная ночная съемка — часов пятнадцать. Часть массовки оставалась на площадке, часть уходила греться. Так вот, в походном городке и бэтээрах шла бурная жизнь: единение военных с девушками из массовки. Окрыленные творчеством, они бросались в объятия друг друга. Страсти, переживания, слезы… Люди боролись за любимых, выясняли отношения, добивались друг друга, были счастливы, переживали боль разлуки. Словом, все эти пятнадцать часов полным ходом шли военно-полевые романы. Командирам приходилось буквально вытаскивать бойцов, а бригадирам массовок метаться в поисках своих подопечных. При этом все в группе были довольны, претензий я не слышал. Мы благополучно сняли масштабную сцену”.
Юрий Кара:
“На съемках “Мастера и Маргариты” у нас была очень дорогостоящая экспедиция в Израиль. Вот мне и предложили сэкономить: снять в массовке наших эмигрантов, еще не устроившихся на работу. Видимо, это были врачи, научные сотрудники, инженеры. Снимался суд над Иешуа, и народ должен был выразить бурную радость по поводу того, что им отпустили Вар-Равана. Раздались два-три жидких хлопка в ладоши. Съемочный день заканчивается, а врачи и инженеры исполнены чувства собственного достоинства. Прошу реагировать поярче — безрезультатно. Разъяренный, кое-как я их раскочегарил. А они потом говорили: “Очень нервный у вас режиссер!” Будешь тут нервным! В сериале “Звезда эпохи” снимали сцену на Белорусском вокзале: Серова, провожая Симонова на фронт, пробирается через толпу новобранцев. Их играли курсанты, и мне пришлось долго объяснять настроение сцены, мол, вы на войну уходите, многие не вернутся. Приготовились снимать, и вдруг идиот-администратор (я его потом уволил) закричал: “Кому нужны автографы Домогарова, обращайтесь!” Ребята, конечно, ринулись к знаменитости. Пока с этим разобрались, пока снова настроились, целый час потеряли, а солнце уже садилось, едва успели снять. С актерами массовки надежнее. Это особенная профессия, и владеют ею замечательные люди, фанаты своего дела, которых даже в титрах не пишут. Я лично им очень благодарен за их нелегкий, специфический труд”.
