Она казалась совсем не советской актрисой. Снималась в совсем не советских фильмах, блистала совсем не советской красотой. И носила совсем не советскую фамилию.
Даже любовь ее была какая-то не советская. Не рядовая, не вписывающаяся в трафарет “ячейки общества” — роковая, страстная. Несчастная и счастливая одновременно. Как в Голливуде, без хеппи-энда разве что. Табор ушел в небо, цыганка Рада осталась…
Была бешеная слава, была безумная любовь. “Было” — грустное слово. Но Светлана Тома не из тех, кто позволяет себя жалеть. Было — очень красиво. Как будет — лучше не загадывать. А что есть — то есть. В свои 60 актриса выглядит максимум на 45. И довольна — всем. На словах, во всяком случае.
— Сейчас все тьфу-тьфу-тьфу, — актриса стучит кулаком по столу и лучезарно улыбается. — Вы знаете, все же познается в сравнении. На сегодняшний день, во-первых, я жива-здорова. У меня есть дом, родные. Я работаю: играю спектакли, у меня концерты, я снимаюсь. Только закончила один фильм — “Завтрашние заботы” по Конецкому, в конце лета должны начаться съемки другого…
— Действительно, все познается в сравнении. Особенно если учесть, что в начале 90-х вам пришлось забыть о съемочной площадке и вжиться в роль… риэлтора. Скажите, стыдно было, когда клиенты узнавали?
— Нет, не стыдно. Такая ситуация была в стране: кино практически не снималось, ролей не было, надо было как-то выживать. И я готова была на любую работу, хоть в подъезде убирай… Да, узнавали. Да, удивлялись. Крайне удивлялись. Говорили: как?! вы?! почему?! Я усмехалась только — не могла же сказать: кто не работает, тот не ест.
— И как работали тогда?
— Ездила по Москве, показывала комнаты, которые сдавались: за 20 долларов, за 30, за 50. За показ от клиента получала 20 рублей, а если комната устраивала, то еще и 20% от сделки мне платила фирма. Помню, как моталась по городу: с мокрыми ногами — потому что сапоги промокали, на общественном транспорте — я ведь без машины. Конечно, не всегда удавалось заработать, даже эти 20 рублей несчастные. На фирме мне говорили: вы должны сразу сказать, чтобы вам заплатили. А мне так неловко было. А может, им неудобно было со мной расплачиваться. И я расстроенная уезжала. Потому что рассчитывала на эти 20 рублей, думала продуктов привезти домой. Помню, чистила внучке яблоко, отдавала его ребенку, а сама ела кожуру. И так на всем экономила, вообще старалась питаться только хлебом и кашей. Про себя думала: подумаешь, в блокаду ели картофельные очистки, да еще спасибо говорили… Но сейчас, слава богу, все иначе. Я востребована, работы хватает. Вообще, я Близнецы по гороскопу. И чем-то одним заниматься мне скучно: у меня идеи, разные проекты, я не могу долго сидеть на одном месте, должна все время куда-то мчаться…
— И все успевать? Или это не обязательно?
— Обязательно успевать. Каждый вечер я составляю список дел на следующий день, а потом вычеркиваю выполненное.
— А людей легко вычеркиваете из своей жизни?
— Нет. Самое главное для меня — это человеческие отношения. Вообще, я не люблю конфликтов, я неконфликтный человек. Для того чтобы спровоцировать меня на скандал, нужно очень сильно постараться, довести практически до белого каления. Я долго могу терпеть, потому что всегда оправдываю людей, их поступки. Правда, до определенного момента, до какой-то черты. Но когда эту черту переходят — я вычеркиваю людей из своей жизни. Самое интересное, я сама тому не рада, еще бы хотела продолжать отношения. Но не могу — как отрезано.
“Эмиль мог и пощечину мне залепить, и хлыстом по мягкому месту”
— Вы — молодая, красивая женщина. И с вами хочется говорить только о любви. Но скажите, когда Эмиль Лотяну женился на Галине Беляевой, вы смогли вычеркнуть из жизни этого человека?
— Как можно вычеркнуть из жизни собственную жизнь?.. Эмиль возник в моей жизни, когда я была совсем еще девочкой, только-только 18 исполнилось. Моя семья была… не могу сказать, что пуританская, — однако строгих правил. Для меня не было каких-то ночных гуляний, танцев; в лучшем случае — школьный вечер. И это было нормально, я не испытывала никакого дискомфорта. Так же как сегодня внучка моя — ее совершенно не интересуют какие-то дискотеки, у нее совсем другие интересы…
— Это потому, что не встретила еще такого, как Лотяну. А он открыл для вас новый мир, правильно понимаю?
— Конечно же, безусловно. Совершенно потрясающий мир. В нем было столько всего и так интересно! Как же вам объяснить… Эмиль обладал уникальным качеством — даром “видеть”. Все его фильмы об этом: о том, что мир красив, что не надо смотреть под ноги, где грязь, что надо смотреть в небо, где звезды. На деревья, на цветы, на людей — они тоже красивы. Мы шли, он мог сказать: “Посмотри, какой потрясающий закат!” То есть эмоционально реагировал на все, в первую очередь — на красоту. И эмоции эти всегда озвучивал, делился со мной. Каждый день у меня все шире открывались глаза: как я этого могла не видеть?! как этого не замечала?! И что касается профессии, конечно же. Он научил меня всему: ответственности, тому, чтобы не щадить себя. Потому что он себя никогда не щадил…
— Вас ведь тоже? Кто-то вспоминал про какие-то палки, которые он вам к спине привязывал, чтобы добиться стройной походки, про то, как постоянно на вас кричал…
— Да, так было на первой картине. Ну представляете: взять с улицы девочку и утвердить ее на главную роль. И что, и как, и что с ней делать? Да, во мне была природная непосредственность, которая помогала играть, но к актерской профессии я тогда не имела никакого отношения. Когда у него сдавали нервы, он мог и отлупить меня, и хлыстом по мягкому месту, и пощечину залепить, если что не так сделала. Конечно, я обижалась, плакала. Думала: зачем мне все это нужно?..
— Бежать не хотелось? Назад, к маме?
— Нет, в тот момент я не убежала, это случилось гораздо позже. Когда уже повзрослела. А тогда… Вы знаете, ведь он, когда увозил в экспедицию на съемки, дал расписку родителям, что вернет меня в целости и сохранности. Почему-то доверяла ему. И ведь действительно он стал для меня опорой на всю жизнь.
— А влюбил в себя быстро?
— Он не влюблял. Он настолько был интересным и так отличался от моих сверстников… Которые после знакомства с Эмилем казались мне ну такими примитивными, такими одноклеточными. Естественно, за мной ухаживали мальчики: мы собирались у кого-то, танцевали под “16 тонн”, была такая потрясающая мелодия. И я думала: боже мой, что у нас могло быть общего, о чем я с ними говорила, что там вообще было интересного? Боже мой, как я была примитивна! Как могла общаться с каким-то Толиком?.. Лотяну был личностью, с харизмой невероятной, он столько всего знал. Ему было всего-то 29 лет, но мне он казался таким взрослым. Он был для меня все: и муж, и отец, и брат, и сват — весь мир сосредоточился на нем. Даже смешно было, когда кто-то пытался ко мне подойти, — думала: ой, да боже мой, боже мой…
— И даже несмотря на вспыльчивость Лотяну, его резкость, а порой и грубость?
— Да, он был резкий, импульсивный, страшно нетерпимый, очень эмоциональный. Но иначе, наверное, не стал бы таким режиссером… Вот, скажем, утвердили меня на “Ленфильме” в “Живом трупе”. Со Смоктуновским, с Баталовым, с Басилашвили. А Эмиль писал тогда сценарий об Испании, уехал в Дом творчества в Пицунду. Вообще, эпистолярным творчеством он не занимался, и вдруг я получаю открытку, что вообще на него не похоже. “Пишу для тебя роль. Роль получается — во!!!” Честно вам скажу, я не знала, ни что он пишет, ни что за история — даже не среагировала особо. Начинаю сниматься в Ленинграде: такие партнеры, такой материал. И вдруг директор картины приносит от Лотяну телеграмму. Читаю — там каким-то сухим официальным языком: “…и уведомляю, что вы сняты с главной роли. Лотяну”. Какой роли? Что случилось? Оказывается: он звонил, он искал меня, ему не давали мой номер телефона — такая вот жуткая история.
— Представляю, что потом услышали при встрече.
— Да уж, много “ласковых”. Вообще, самое страшное слово у него было — “предательница”, страшнее не придумаешь. Мог говорить: дура, идиотка, — но я знала, что закончится съемка, и он опять станет ласковым, будет называть меня Светуся, Светускис, Свистускис... А тут: “Предательница!” И я поняла, что это все. С этой “предательницей” я уехала в Питер сниматься дальше. И мне стало страшно. Понимала же, что человек он эмоциональный, к тому времени уже начала чего-то соображать. Но вот Богу было угодно, чтобы он меня простил.
— Получается, с ним вы не имели права голоса, подчинение — беспрекословное?
— Ничего подобного. Во-первых, он никогда не стремился к этому, а во-вторых, с “безголосыми” женщинами ему было просто неинтересно. Нет, я всегда высказывала свое мнение. Понимала, что вызываю бурю с его стороны. Но знала также и то, что эта туча грозовая: пришла, выпалила градом и растворилась в воздухе. А дальше — снова светит солнце.
“Баро табора сказал мне: ты — цыганка, только скрываешь это, ай как нехорошо”
— Почему замуж тогда не вышли?
— Вы знаете, даже не думала об этом, клянусь вам, мне и в голову не приходило узаконить наши отношения. Мы были вместе, и этого было достаточно, эти отношения не нуждались ни в чем. А потом, штамп в паспорте не держит, людей держит чувство.
— Наверное, штамп в паспорте дает стабильность.
— Мне она не нужна была. Да и ему как человеку творческому постоянно требовался допинг, подпитка, он все время должен был ощущать себя мужчиной. В том числе и ухаживая за кем-то. Он так увлекательно говорил, так необычно строил фразы, что женщины — они туда как в ловушку попадали. А ему это и нужно было. И я его понимала…
— И даже не ревновали друг к другу?
— Никогда не говорили об этом, у нас не было выяснения отношений. Один-единственный раз я себе позволила вольность, предъявила какие-то свои права. И быстро поняла, что поступила глупо. Что это тупиковая ситуация, и ни к чему она не приведет. Только к отторжению. И когда впоследствии мне что-то подобное предъявляли, с такими людьми я просто переставала общаться. Какие права? На каком основании? Я — свободный человек!
— Поэтому с Лотяну вы без конца то сходились, то расходились?
— Да, это была бесконечная история. Но люди должны расставаться, эмоционально отдыхать друг от друга. Чтобы потом встретиться вновь.
— А когда расстались навсегда, это было больно?
— Нет, я же говорю, надо было знать Лотяну…
— Но ни с кем другим у вас такой страсти не было?
— Нет.
— Знаю, в вашей жизни случилось несчастье: погиб первый муж — Олег Лачин, когда дочке было всего 8 месяцев. Это стало для вас трагедией на всю жизнь?
— М-м… Нет.
— То есть у вас и любви к нему особой не было?
— Наверное.
— Вы вышли за Олега, потому что хотели родить ребенка?
— Не знаю, не знаю… Людьми двигают такие разные мотивы. Ты не можешь порой даже облечь в слова ту мотивацию, которая приводит тебя к тому или иному поступку. Можно придумать. Но зачем? Просто такая была история. История в истории. Тот самый штамп в паспорте. Нет, не хочу…
— Тогда сменим тему. В “Таборе” был красивый эпизод, когда ваша Рада раздевается перед возлюбленным Зобаром, обнажая грудь. А вот Екатерина Жемчужная, например, известная актриса, говорит, что такое проявление чувств недопустимо в цыганском быту.
— Согласна. Что девушка раздевается, что девушка курит. Трубку — тем более. Только старая цыганка, по-моему, имеет право курить трубку. Я, честно говоря, не знаю, как цыгане отнеслись к тому эпизоду. Вообще, это образ художественный. И, считаю, абсолютно оправданный. Никакой скабрезности в этом нет, никакой пошлости. Снято так, что она сама стесняется, смущенно волосами прикрывается. И он смеется: и глядя на нее, и от счастья, и от неловкости. Они чисты, они и есть природа, они как два первобытных человека…
— Рада стеснялась своей наготы, а вы?
— И я стеснялась, конечно, было страшно неловко. Но сцена эта снималась очень деликатно, на площадке присутствовали только Лотяну, оператор, гример и костюмер. Всю группу, даже осветителей — они только выставили свет, — всех попросили уйти.
— Но как на вас реагировали цыгане? Матлюба Алимова, которая в “Цыгане” сыграла Настю говорила, что когда видела цыган, тут же переходила на другую сторону.
— Я на другую сторону не переходила. Все ко мне замечательно относились. А на премьере “Табора” в Виноградове, где мы снимали (это на границе с Венгрией) баро табора — кстати, все почему-то говорят “цыганский барон”, а вообще правильно “баро”, — так вот, он был в восхищении от фильма, а мне после премьеры сказал: “Ты настоящая цыганка, только скрываешь это, ай как нехорошо”. Были, правда, и другие моменты — не самые приятные, другая крайность. В Харькове, я была там на гастролях, директор кинотеатра, где нон-стопом целый день шел фильм, попросил меня выйти к зрителям и провести творческую встречу. Цыгане кинотеатр этот купили с потрохами, попросили убрать кресла, сидели прямо на полу, чуть не жили там: с детьми, с едой — уходили, приходили. Ну и я вышла к ним. С хвостиком, в очках — я близорукая. Ну что сказать — они были в шоке. Так и не поверили, что я — та самая Рада. Мне пришлось уйти со сцены — они кричали, они возмущались так, они вызвали директора, они грозили, что подадут на него в суд… Это одна история. Были и другие. Достаточно сказать, что по стране в то время ездило очень много моих двойников, много ансамблей “Табор уходит в небо” с солисткой Светланой Тома… А потом мне рассказывали случаи. Какие-то жуткие, омерзительные просто. К одной, скажем, журналистка пришла брать интервью. Та стала просить у нее денег, одолжила плащ, сказала, что ей куда-то надо отъехать. И с этим плащом и с деньгами исчезла. Потом журналистка эта пришла ко мне на творческую встречу. И когда увидела меня за кулисами, очень удивилась: “Ой, — говорит, — это не вы”. “В каком смысле?” — спрашиваю. “Ну как, — смущается, — тут к нам приезжала Светлана Тома…” Или в гостиницах мне рассказывали, как вела себя очередная самозванка. И это было крайне неприятно. Потому что я — человек достаточно строгих правил: законопослушный, не пьющий, не курящий, не разгулящий. Когда приезжаю в гостиницу, меня не видно и не слышно...
“Вышла за человека, который на 17 лет меня младше”
— Скажите, если бы Лотяну не женился на Галине Беляевой, у вас много было бы подобных звездных ролей?
— Зачем гадать о том, что было бы? Так жизнь распорядилась, и это данность. Эмилю как увлекающемуся человеку нужен был новый всплеск…
— И он вас от себя отрезал?
— Нет, вот он как раз не из “предателей”. В каждом новом фильме находилось место для меня. Не главные роли, конечно. Все-таки в картине “Мой ласковый и нежный зверь” героиня — девочка совсем, ей 15 лет. Анну Павлову сыграла тоже Галя, хотя вот как раз на эту роль у меня пробы были. Конечно, я понимала, что не буду играть Павлову, с самого начала. Думаю, и Лотяну было это понятно. Потому что Галя, во-первых, закончила хореографический и по пластике подходила больше. Но мне позвонили, и я пришла. Просто интересно было: надеть пачку, пуанты, почувствовать себя балериной. Но и в “Звере”, и в “Павловой” я сыграла, так что он меня не забывал… Вообще, отношения с Эмилем меня очень многому научили. Самое главное — я поняла — вот мы говорим: любовь, любовь — мы такие собственники страшные, мы считаем, если ты с человеком, то это твоя собственность, как стол, стул. Но это не так. А любовь на самом деле — это когда ты ничего не требуешь — ты, как можешь, отдаешь…
— Но редкий мужчина не считает себя собственником своей жены.
— Да, в этом как раз и проблема.
— Но вы ведь вышли еще раз замуж. Он — намного младше, свадьба в Малайзии, по национальному обычаю. Странный брак? Или тогда все было серьезно?
— Он — очень интересный человек, это Андрей Вишневский, драматург. Да, моложе меня. На 17 лет. Но я не ощущала разницы в возрасте, абсолютно — может, как раз благодаря ему. Андрей эмоционально мне был близок, и он невероятно интеллектуален, что тоже для меня очень важно. Десять лет в общей сложности мы с ним прожили: пять лет до брака, потом возникла эта регистрация ужасная — могу сказать, что не я была инициатором, — и пять после.
— Десять лет — это срок, но когда люди расстаются, все равно скажут: не получилось. Почему не получилось у вас?
— Вы знаете, я могла бы рассказать, почему не получилось, — просто не хочу. Это слишком тривиально. Хочу сказать только, что нисколько не жалею об этих десяти годах. Это часть жизни, очень интересная часть жизни, очень насыщенная. И эти десять лет тоже меня очень многому научили…
— Значит, рискнете еще раз?
— Никогда.
— Никогда не говори “никогда”, знаете такое?
— Да, но действительно — никогда. Это исключено. Нет, у меня уже слишком много претензий к человеку. Может, это неправильно, может быть, так не надо. Но мне есть с чем сравнивать. И мне просто неинтересно.
— И виноват во всем Лотяну, да?
— Он не виноват. Он меня сделал такой, какая я есть. Спасибо ему…
