Уникальным несочетанием откровенности на экране и жизни по регламенту на самом фестивале. Как уже писал "МК", фотографам и операторам выдали под подпись строгие инструкции – где снимать можно и где нельзя. "Шаг в сторону – расстрел", то есть лишение аккредитации. Как-то нелогично получается. Освещать по правилам то, что делается без. Возьмем формальные признаки. Отношение к обнаженной натуре и нецензурным выражениям. В главном конкурсе "Кинотавра", если даже судить только по роликам-анонсам, показанным на открытии, в восьми из 14 картин присутствуют голые тела и во многих матерные слова.
Все это, кстати, было с блеском продемонстрировано и Андроном Кончаловским в фильме-открытии "Глянец": и тела, и мат. И сам Андрон Сергеевич на пресс-конференции говорил о том, что в кино как в жизни: кто ругается – заслушаешься, а кому лучше и вообще позабыть такие слова. То же с обнажениями: если по формальным признакам судить, то можно Кончаловского и за порнографию с извращениями привлечь – ведь носится у него по экрану во всей красе голый сумасшедший папаша главной героини.
Нет устава и не может быть по этому поводу – мы ж не в армии, мы ж про кино рассказываем, про творческих людей, живых, не глянцевых. По правилам профессии, где главное – честность.
И без честности – извините за пафос – нет искусства. И как специально – как говорится, на злобу дня, – первый фильм главного конкурса "Два в одном" Киры Муратовой – режиссера, как известно, никаких правил, кроме своих собственных, внутренних, над собой не признающего. Если посмотреть формально на ее картину, то в ней сплошные неприличности. В первой новелле актер вешается на сцене, а театральный люд глумится над трупом: то снимет его с петли, то опять вздернет, то прикроет занавесом бездыханное тело, то откроет, бегает вокруг, суетится. Милиции все нет, а спектакль-то пора начинать. И он начинается: о стареющем плейбое (Богдан Ступка), мужские достоинства которого обсуждают на сцене две снегурочки (Наталья Бузько и Рената Литвинова), одна из которых (Бузько) оказывается его дочерью. Что, впрочем, не мешает страдающему от одиночества папе призывать ее к любви.
Про все это мы поговорили с Кирой Георгиевной сразу после премьеры.
– Есть ли предел откровенности, дна человеческого?
– Надо быть откровенным, но надо суметь быть откровенным, найти форму содержательную. Все должно быть художественно, образно, это же искусство. Вот человек что-то написал, он приходит и дает тебе почитать, а ты говоришь, что все это неправда, выдумка. Или наоборот: да, это со мной было! Это как если ты любил кого-то, а в это время еще форточка хлопнула. И вот в этом сочетании была правда жизни. А если ты форточку не заметил, не написал, то тогда кажется, что это не совсем правда. Но я это, конечно, условно говорю. Это и есть дарование быть откровенным, а не просто откровенничать. Предела откровенности нет!
– А если вспомнить сцену, когда отец приходит к двери дочери и писает на нее – сначала сам, потом это делает его собака…
– Про собаку в сценарии не было, это потом придумали. Для меня этот эпизод абсолютно органичен — для этого человека, для этого характера.
– То есть он метил свою территорию, как зверь?
– А как же! Ступка и есть зверь, он первобытный. А дочь его и любит, и ненавидит. Списывала ли Рената его с конкретного человека, я не знаю, но я в нем увидела что-то очень интересное, и мне захотелось его развивать (Литвинова – автор сценария второй новеллы. – Е.А.).
– А Богдан Сильверстович что-то свое предлагал для этой роли?
— Очень много. У нас все что-то предлагают – и чем больше, тем они мне более симпатичны. Он очень творческий человек. Он даже придумывал не для себя. Например, мы сняли сцену с икрой – кладовка холодная, где он угощает Ренату икрой. Он говорит: “Жалко, что она икру не украла”. И я подумала: “Боже, ну конечно! Ну пускай она украла, а как, никто не знает. Когда кто-то хорошо ворует, и автор не знает”. Вот Ступка придумал – по-моему, просто замечательно, что она еще и воровка — ну, конечно, она же голодная, она простая лимитчица, тонкая, умная, все такое, но очень бедная девочка – работает вагоновожатой, черт-те как одета. Что она вагоновожатая – это уже Женя придумал (муж Киры Муратовой – Евгений Голубенко, автор сценария первой новеллы, художник-постановщик. – Е.А.).
И есть вещи, которые придумываются вместе. Вот мы придумывали Ступке костюм, потом мы стали искать ему занятие – что он причесывается, бреется, примеряет наряды, и мы стали мерить ему шляпы. И оказалось, что шляпы – как предметы – хорошо видно издалека, и это можно видеть снизу. И я подумала, что это может делать и дочка – у них же общие повадки, голос крови, привычки. Пусть она тоже меряет шляпы (в самом начале папа и дочка в разных окнах в декорациях дома на сцене меряют шляпы, так зритель с ними знакомится. – Е.А.)
– Кира Георгиевна, ваша картина уже получила "Нику" в номинации "Лучший фильм стран Балтии и СНГ", Берлинский фестиваль посчитал "Два в одном" слишком радикальным, какова дальнейшая судьба ленты?
– Я сказала Олегу – куда хочешь, туда и отдавай.
И тут в разговор вступил продюсер "Два в одном" Олег Кохан:
– Мы едем на фестиваль в Мюнхене, в Хайфе и, конечно, на Московский. Премьера и прокат синхронно в Украине и в Москве – вторая половина сентября. Первая премьера, безусловно, в Киеве. Да, вы знаете, по ходу работы, когда были сложности по финансированию, чтобы не простаивать, мы сняли короткометражку "Кукла" пятиминутную. Это совершенно отдельная тема, не привязанная ни к каким нюансам "Два в одном". "Кукла" – это подразумевается махинация, подделка денежной пачки. История об иллюзии счастья. И там тоже играет Наталья Бузько.
– А трудно продюсировать таких великих людей, как Кира Георгиевна?
– Легко и радостно. Задача продюсера – не только деньги.
И еще, конечно, я не могла не задать несколько вопросов легендарному человеку Евгению Голубенко, который крайне редко не только показывается на фестивалях, но вообще выходит за пределы своей мастерской в Одессе, в которой он не только придумывает мир, в котором существуют герои фильмов Муратовой, но и пишет картины.
– История про актера, который повесился на сцене, реальная?
– Этой истории 25 лет. Я работал в ТЮЗе одесском и услышал эту историю, которая произошла до того, как я пришел. А другая – аналогичная, произошла после того, как я ушел. И это меня достало настолько, что пока я не написал, не переставал об этом думать. Это не для кино, не для театра писалось, мне самому нужно было от этого избавиться. Я написал ее за 5 дней и забыл на много лет. А потом, когда стал работать в кино, она всплыла… Литература, живопись – это такие хорошие вещи, что я могу выбросить или не показывать, если не получилось. В кино проблема – надо продукт сдать. И эта история совпала с Ренатиной новеллой как плюс и минус, и получилось "Два в одном" – цельная вещь режиссера Муратовой.
– Рената не приехала поддержать картину, поэтому спрашиваю у вас: она это для себя писала?
– Она все пишет для себя. Вернее, не для того, чтобы играть. Она пишет от первого лица, несмотря на имя, которое там стоит. А я не идущий от себя автор. У нас получилось сочетание очерка о нравах и индивидуальной истории любви – как единая цельная вещь. И очень много было написано после того, как эти вещи приговорены были быть вместе.
– А Богдан Ступка сразу решился на эту роль, его ничего не смутило?
– У Богдана были опасения чисто человеческие – он себя со стороны не видел. Он боялся, что его персонаж будет неприятным, что это будет жалкий, противный старик. Когда он посмотрел материал, ему стало легче.
Ну и в завершение слово Наталье Бузько, потрясающей актрисе из "Масок-шоу", для которой "Два в одном" уже шестая картина с Кирой Муратовой.
– Когда Ступка вас раздевает, вас эта сцена не смущает?
– Я сейчас только подумала – ну вот нудисты всей семьей идут на пляж, и нет им ничего. Мне кажется, когда происходит раздевание, то, вы же помните, он больше сам с собой разговаривает, чем раздевает, – второе скорее мимоходом. Главное же то, о чем он говорит и как.
Вот вам три точки зрения людей кино – разных профессий – по поводу голой правды. И вот с ними я абсолютно согласна.
