Что, казалось бы, может объединять таких людей, как маньяк-убийца, бомж с вокзала и олигарх? Но на самом деле есть в Москве здание, где все они, если “посчастливится” сюда попасть, равны: спят на одинаковых койках, едят одинаковые сосиски, да и вообще живут по соседству.
— До последнего времени мы были очень закрытым местом, о котором ходило много самых невероятных слухов, так что пора москвичам узнать правду о том, что здесь происходит, — заявили корреспонденту “МК” в легендарном изоляторе временного содержания (ИВС) на Петровке. И пригласили посмотреть, как живется его разношерстным обитателям.
От Чикатило до Мавроди
Мой “гид”, замначальника ИВС по оперативно-режимной работе старший лейтенант Константин Кудзин (кстати, бывший муровец), не похож на мрачного конвоира. Постоянно улыбается, шутит и с гордостью показывает фото своих четверых детей. Работа его как раз требует быть общительным, и прежде всего — хорошим психологом. Контингент здесь настолько разный, что диву даешься. С одной стороны, через стены ИВС прошли многие прославившиеся на всю страну изверги — от Чикатило до битцевского маньяка. С другой — “финансисты” типа семейки Мавроди. Сюда же попадают бродяги, задержанные на площади трех вокзалов и вообще в ЦАО.
Кому-то светит пожизненное, и ИВС на Петровке для него — начало длинного тюремного пути. А другой, возможно, завтра выйдет на свободу и забудет заточение как страшный сон.
Сидят здесь обычно недолго — пару дней до избрания меры пресечения и еще пару, если суд вынесет неутешительный вердикт. Если обитатели обычных СИЗО уже свыклись со своей участью, то здесь, на Петровке, судьба каждого узника неопределенна. Поэтому к каждому нужен свой подход.
Мой собеседник достает из шкафа недавно изъятый у заключенного длинный и узкий кусок материи — один из постояльцев разорвал простыню. Что собирался он делать с этой “лентой”, можно догадаться. Одна из главных задач в ИВС — пресечь любое ЧП еще до того, как человек на него решится. Слава богу, самоубийств и прочих “неожиданностей” тут давно не припомнят.
Меню здесь уважают
Беспокойнее всех в изоляторе ведут себя те, кому светит пожизненный срок, — таким нечего терять. Задержанные же типа Френкеля и Мавроди, наоборот, держатся чинно, уверенно: у них есть и деньги, и хорошие адвокаты. Маньяки тоже за решеткой особо не шумят — наоборот, чаще впадают в депрессивно-подавленное состояние. Ведь и в обычной жизни они внешне не похожи на извергов — люди как люди.
— Привезли сюда недавно молодого человека. Интеллигент, будущий кинорежиссер, а задержан за развратные действия. Он в шоке, весь трясется. Другой подопечный вообще устроил истерику — настолько боялся, что мама и папа узнают о его задержании. Я полчаса его успокаивал, говорю: “Что ты паникуешь? Тебя же еще могут отпустить”. Вижу, начинает отходить. После этого общения я сам разнервничался, — вспоминает Кудзин и весело добавляет: — А нарушений никаких в нашем изоляторе нет, все по закону. Кормим задержанных, между прочим, куриными бедрышками.
По моей просьбе “гражданин начальник” приносит меню обитателей камер на этот месяц. Читаю: “Завтрак: каша перловая с тушенкой, чай с сахаром, хлеб пшеничный. Обед: суп картофельный, рыба, тушенная с овощами, картофельное пюре, хлеб ржаной, чай с сахаром. Ужин: сосиски отварные, капуста тушеная, чай с сахаром…” В меню на следующий день действительно обнаруживаю куриное бедро. Короче, в ИВС кормят неплохо, причем оплачивается кормежка задержанных из федерального бюджета.
По уверениям замначальника изолятора, сосиски он пробовал лично — и на вкус они ничем не отличаются от тех, что продают в любом магазине. Еду для заключенных сюда привозят из столовой одной московской организации. Раньше доставляли из Бутырки, но, как вспоминают старожилы, тамошняя еда с нынешней ни в какое сравнение не идет.
Камера — как дом на Рублевке
Идем смотреть, как живется “сидельцам”.
По всему коридору, а потом и на лестнице (буквально через каждый метр) на стенах чернеют тревожные кнопки. Так что вряд ли кому из задержанных придет в голову сопротивляться. Путь нам преграждает железная дверь, которую “гид” отпирает огромным ключом. На лестнице, тоже испещренной кнопками, нам приходится спешно переместиться на пролет выше и переждать, потому что сейчас как раз повели задержанного. Худенький парень покорно стоит рядом с конвоиром, пока тот закрывает дверь, после чего плетется в его сопровождении вниз по лестнице. Бояться его совсем не хочется — скорее хочется пожалеть.
Заглядываем на кухню. Над раковинами рядком стоят алюминиевые кружки и прочая посуда, а также моющее средство. Каждому гостю здесь полагается кружка, миска да ложка.
— Я ничуть не жалею, что тут работаю, — заявляет нам женщина-дезинфекционист. — За долгие годы столько опыта накопилось!
— А не боитесь, что подхватите от подопечных какую-нибудь заразу?
— Вот если будешь бояться, то обязательно подхватишь. А если не бояться и выполнять все инструкции, то ничего не случится.
— Поскольку бомжей к нам тоже привозят, попадаются граждане и со вшами, и с открытой формой туберкулеза, — поясняет Кудзин. — Скрывать такие вещи у задержанных не принято (сокамерники молчунов не жалуют), поэтому больные сразу признаются. Бывает, даже придумывают то, чего нет. Но лучше перестраховаться и лишний раз перепроверить, чем упустить инфекцию.
Каждого нового гостя здесь первым делом отправляют в душ. В душевой мы тоже побывали — новенькая, выглядит совсем не страшно.
— Для заключенных у нас работает большой медперсонал, — продолжает “гид”. — Есть среди служащих в ИВС легендарные личности. Фельдшер Нина Родионовна Иващенко, например, работает с 1965 года. А среди конвоиров — три супружеские пары, которые здесь же и познакомились прямо. Да еще работают бок о бок отец и сын…
Конвоиров-новичков сразу учат, как действовать в экстренных ситуациях. Но прежде всего объясняют, как таковые предупредить: на каком расстоянии держать заключенного, как идти, где стоять. Каких-то суперопасных вещей, типа ножей, сюда обычно пронести не пытаются. Так, по мелочи — например кусочек лезвия. Но все запрещенные предметы обычно изымают еще при поступлении в изолятор.
Мы идем по коридору, чистоте которого позавидует иная провинциальная гостиница.
— У нас в камерах есть и холодная вода, и горячая, — продолжает экскурсию Кудзин, — заключенному не надо звать конвоира: мол, хочу по нужде. Туалет в каждой камере есть.
Заходим в одну из пустых камер. Свет, пробивающийся сквозь узкое решетчатое окно, освещает две низкие кровати, железный стол, раковину с приготовленным для будущих гостей куском мыла. Рядом — мини-кабинка с похожим на вокзальный клозетом. Все очень напоминает советскую больничную палату. Только от высоких потолков, полумрака и обилия металла становится не по себе и хочется поскорей выйти “на свободу”.
Надо отдать должное попадающим сюда политикам и бизнесменам. Как заметили в изоляторе, обычно они не жалуются на “скромную” обстановку камер, не качают права и не требуют особого отношения. Наверное, догадываются, что по сравнению с другими острогами ИВС на Петровке — почти как особняк на Рублевке.
Сидели и сидеть будут
Обычно в изоляторе сидят от 60 до 70 человек, еще примерно столько же коек остаются свободными. ИВС когда-то был одноэтажным, а сейчас представляет собой шестиэтажное здание многокорпусного владения ГУВД. История у него любопытная. Первое упоминание о постройке изолятора датируется 1833 годом. Сначала тут были Петровские казармы, а в конце XIX века городская управа и начальник Московского губернского жандармского управления приняли решение “об увеличении помещений околотка и гауптвахты дивизиона надстройкой второго этажа”.
С созданием рабоче-крестьянской милиции здание переделывается в “кучерское помещение”, а в 1923 году советские власти поручают архитектору Смирнову перестроить его под арестное — с камерами. Этот год и принято считать годом образования ИВС. С тех пор он сменил целый ряд названий — внутренняя тюрьма милиции, дом предварительного заключения и, наконец, изолятор временного содержания. А десять лет назад к зданию прибавили еще несколько этажей.
Узники — библейские персонажи
Режим дня у обитателей ИВС незатейлив: в 6 утра подъем и уборка камеры, в 8 — завтрак, затем личное время. Днем часть из них путешествует — кому-то надо в суд, кого-то ждет адвокат.
— Но даже если задержанный не успел вернуться к обеду, голодным он не останется. Положенная порция будет его дожидаться, — уверяет Кудзин.
В изоляторе позаботились и о досуге гостей. Игральные карты, конечно, не выдают, но если кто-то захочет сразиться с соседом в шахматы — нет проблем, выдадут. А еще каждым утром по камерам разносят свежую прессу. В обязательном порядке — “Московский комсомолец”.
— У нас и книги есть, — продолжает “гид”, — часть из собственных запасов, а что-то оставляют нам заключенные. В основном это детективы, но если кто-то потребует какой-нибудь кодекс, дадим. Любой — на выбор, хоть с комментариями.
Между прочим, изучать законодательство в ИВС — распространенное “развлечение”. Как и чтение Библии. Стоит человеку оказаться за решеткой, как он вспоминает о душе и начинает молиться. Пластмассовая иконка в камере не редкость.
— Здесь всех на это пробивает, — замечает Константин Николаевич, — вне зависимости от конфессии.
Для православных, коих в изоляторе большинство, сделали молельную комнату — небольшое помещение, по стенам которого развешаны образа. Тут же, в шкафу, — Закон Божий, Библия.
— А отчего же тогда в народе рассказывают страшилки про ваш изолятор? — интересуюсь напоследок у замначальника ИВС.
— Даже не знаю… — отвечает он. — Возможно, такое отношение осталось от тех времен, когда здесь был арестный дом.
