Владимир Владимирович, соскучились без писем? Понимаю ваши муки. Но это, так сказать, медицинская жестокость (из человеколюбия). Пора потихоньку вас отучать. Сами понимаете, отставному писать не стану. Да и о чем?
Когда преемник войдет во вкус и сорвется с короткого поводка, вы и без моих писем поймете, чего натворили. Особенно когда его на пресс-конференции спросят о вас, а он (подражая вам) усмехнется:
— Путин — это кто?
Подумайте: ведь вы не только этих писем лишитесь. Даже если вроде бы пойдете на повышение, станете, к примеру, генсеком ООН. Ведь это скучно, никто не боится; так, из вежливости приглашают, однако движения ради него не перекрывают, ездит тихо, хуже любого нашего губернатора.
Вы еще не раз с тоской вспомянете, как рулили Россией, боролись за нашу стабильность.
Владимир Владимирович, вы потратили ужасно много сил, добиваясь стабильности. Весь мир знает, что у нас стабильность; вы гордитесь, что достигли ее; народ наш, как говорят, тоже очень вам за нее (за стабильность) благодарен.
Массовый психо… массовый порыв оставить вас на третий срок — это тоже, главным образом, страх за стабильность. Вдруг, мол, преемник поколеблется…
Спешу успокоить и вас, и преемника (это, что называется, два в одном), и страну, и мир. Стабильность никуда не денется, потому что…
…Но сперва один реальный случай, происшедший в вашем родном Санкт-Петербурге. О нем писали (дело было зимой), но, как водится, забыли.
В порту на причале обнаружили двух в стельку пьяных мужиков. Один — английский моряк, что-то вроде шкипера. Другой — русский (как потом выяснилось, слесарь с завода). Англичанина тут же увезли в консульство, вызвали врача, который приказал немедленно в горячую ванную, потом какие-то лекарства, потом укутать, чтобы пропотел и спал, и — absolute rest (полный покой).
А русский, который еле лопотал, был доставлен в отделение, кинули на пол, требовали документы (он только мычал), обыскали (забрали деньги и очень дорогие золотые часы — все это исчезло без следа) и отправили в больницу. Но поскольку ни паспорта, ни полиса при нем не было, то его никуда не брали (четыре больницы отказались). И всюду его выгружали, и он валялся на снегу, на льду, пока доставившие ругались с очередным приемным покоем. И опять бросали в транспортное средство, и опять выбрасывали на тротуар, на лед, и где-то так неудачно, что треснула затылочная кость, и он умер на полу в какой-то городской больнице (5-й или 6-й по счету).
Таких случаев — тысячи. Его же оформили не как убитого, а как умершего. Виноватых нет, сам виноват. И следствия не будет. Точнее: не было и не будет.
Это норма. Нечто не просто стабильное, но и само себя воспроизводящее. И когда этот случай был впервые описан — он и тогда представлялся нормой. Выражение “так всегда было” почти точно значит “так всегда будет”.
Извините, Владимир Владимирович, что такими пустяками занимаю ваше драгоценное (в прямом смысле) время. Подобными случаями у нас никого не удивишь. Этот имел место в 1826 году и был подробнейше описан Николаем Лесковым лишь потому, что пьяный (которому, таская по больницам, раскололи голову) был тот самый косой левша, который гвоздики выковал для тех подковок, какими аглицкую блоху подковали, чем утерли Западу нос.
Это к тому, Владимир Владимирович, что заботиться о стабильности не надо. Она, как видите, сама себя хранит в мельчайших деталях (украденные полицией деньги и часы; отказ в лечении, если нет документов…).
Сила нашей стабильности изумляет. Приказано было утереть англичанам нос — утерли, блоху ихнюю подковали. Но вот прыгать, “делать дансе и верояции” она перестала. Перестала работать. Механизм, точно рассчитанный на вес блохи, подковок не потянул.
Приказано было купить лучшее антивзрывное оборудование для шахты “Ульяновская”. Купили английское. А потом народные умельцы ради прибыли замотали датчики скотчем, и замечать метан машинка перестала. Перестала работать.
Для англичан их шкипер (даже пьяный) — подданный Ее Величества, то есть большая ценность. А наш, если без документов, — никто. Ноль без палочки. Документы — палочка, кусочек вертикали. Без вертикали — никто.
* * *
“Император Николай Павлович поначалу, — пишет Лесков, — никакого внимания на блоху не обратил, потому что при восходе его было смятение”.
Это “смятение” при восшествии на престол Николая I теперь называется “восстание декабристов”, изучается в школах как важнейшее историческое событие. Но Лесков, щедро сообщая, как был одет левша, что говорил, что и сколько пил, упоминает об историческом событии всего лишь одним да и то невнятным словом. Так что современный читатель проскакивает это “смятение”, даже не понимая, о чем речь.
Потому что историческое событие взметнулось и исчезло, а мы какими были, такими и остались. Покой дороже.
Это, Владимир Владимирович, был 200 лет назад марш несогласных. Пятерых повесили, 120 на каторгу, хватило почти на 100 лет.
Но лидеры того марша (хоть были, как и нынешние, “страшно далеки от народа”) все же отличались воспитанием, образованием и высокой моралью.
Наши-ваши-и-не-ваши хотят денег и власти, а те действительно желали блага Отечеству. Личную храбрость они доказали в 1812-м; богатые, знатные, могли безбедно и весело жить в стране, где к их услугам было все, в том числе тысячи рабов.
И вот ради этих рабов они рискнули жизнью. А рабам это было совершенно не нужно.
