“Когда Маша выиграла Уимблдон, я так кричал от счастья, что два дня потом не мог говорить. Юрий Шарапов потом признался мне, что с ним было то же самое…” — об этом Юрий Юдкин, который начинал тренировать знаменитую теннисистку Марию Шарапову, рассказал спецкору “МК” Елене ШПИЗ. Почему он не может позвонить ученице и поздравить с победой? Что ему присылает из Америки мама Шараповой?
Есть по крайней мере четыре человека, каждый из которых вправе сказать, что именно он сделал из Марии Шараповой всемирно известную теннисную звезду. Самый известный в мире папа — Юрий Шарапов, который, естественно, стоит в этом списке особняком. Американский тренер Роберт Лансдорп. Агент Макс Айзенбад. И, конечно, ее первый тренер Юрий Юдкин. Он раньше не давал таких подробных интервью. Но для “МК” сделал исключение…
— У меня всегда была огромная тайная мечта — чтобы мой ученик выиграл Уимблдон. Именно Уимблдон, потому что ни один другой турнир не может по значимости с ним сравниться. Хотя я, конечно, понимал, что в реальной жизни этого никогда не случится. И вдруг Маша — выиграла! Господи, я тогда так кричал от счастья, что потом два дня разговаривать не мог. И Юра Шарапов признался, что с ним было то же самое…
Я, раскрыв уши и, вопреки натуре, закрыв рот, слушала удивительного человека в соломенной шляпе, в рубашке с длинными рукавами, длинных брюках и перчатках с отрезанными пальцами. Никогда бы не подумала, что первый тренер Марии Шараповой Юрий Юдкин выглядит на корте именно так. Вот уж действительно — судьба занесла меня в Сочи в последние дни “Ролан Гарроса”, который оказался для Маши таким удачным, и можно было поговорить о ней с одним из самых близких для нее людей. К тому же до предстоящего Уимблдона оставалось каких-то две недели. А Юрий Васильевич продолжал вспоминать тот, что сделал его известным на весь мир…
— Вы не представляете, какое паломничество началось после Машиной победы. Ко мне на корт тянулись колонны всевозможных мам с маленькими дочками. Они смотрели на меня как завороженные и словно заклинали: “Сделайте из моей дочки Шарапову, сделайте из моей дочки Шарапову!” И совершенно невозможно было им объяснить, что Шараповой надо родиться. И мамы все шли и шли…
“Маше оставили ракетку Кафельникова”
— А знаете, Бог любит вас! — Юрий Васильевич прищурился. — Видите, послал этот жуткий ливень, и теперь мы сможем поговорить. А так бы вряд ли удалось. У меня ведь тренировка за тренировкой…
Не верилось, что еще пятнадцать минут назад я ненавидела этот самый ливень, под которым мокла полчаса. И уже думала, что из-за него Юрий Васильевич Юдкин вообще не приедет на корты Центрального стадиона имени Метревели (естественно, футболиста, но все равно символично) и никакого интервью с первым тренером Шараповой не получится. А он вдруг появился — тихо и незаметно. По-домашнему повернул ключ, и дверца, ведущая на корты, с легким скрипом отворилась. Мы направились на самую непрезентабельную площадку — бетонную. А все грунтовые корты вокруг пустовали.
— Слишком дорого, — вздохнул Юрий Васильевич. — 230 рублей в час. Для сочинцев это не по карману. А наш бетонный корт всего 70 рублей стоит, вот и снимаем.
— Дяденька, дяденька, а можно к вам прийти поиграть?! — оказалось, два мальчишки жадно смотрели на нас сквозь ограждение.
— А сколько вам лет?
— Одиннадцать.
— Тогда нет — уже поздновато… — Юдкин вздохнул, он как будто угадал мои мысли. — Думаете, мне самому не грустно такие вещи детям говорить? Это раньше в таком возрасте только начинали, и четырехлетняя Маша Шарапова была исключением. А сейчас всех в 4 года приводят. Времена меняются, и теннис тоже. Раньше ведь даже инвентаря детского не существовало. Я ведь и для Маши собирался делать ракетку на заказ. Но тут папа Жени Кафельникова сам ко мне подошел и сказал, что раз сын все равно уезжает и оставляет ракетку из-за трещинки — то почему бы не отдать ее девочке. Так и решили. Отпилили ручку, и Маша стала играть…
— Может, это ракетка удачу Маше принесла?
— Что и говорить, в достойные ручки она попала.
“Мама Шараповой присылает мне из Америки рубашки”
— А знаете, почему я в шляпе, брюках и рубашке? — на лице моего собеседника вновь появился загадочный прищур. — Не думайте, что нравится подражать ковбоям. Просто в какой-то момент я стал покрываться жуткими ожогами, стоило только выйти на корт. И никак не мог понять, в чем дело. До того ведь 40 лет выходил, и ничего не было… Стал ходить по врачам, но и они ничего не могли определить. А потом отправили к одному специалисту — он только посмотрел на меня пристально и сразу сказал, в чем дело. Оказалось, солнце сожгло защитную систему моего организма. Съело меня изнутри. И теперь стоит даже слабенькому лучику попасть на мою кожу, появляются эти жуткие ожоги и волдыри… Только не пишите об этом, а то еще подумают, что я жалуюсь…
— Простите, но я все-таки напишу…
— Помню, однажды ко мне пришла мама Маши Шараповой, Лена — такая приятная интеллигентная женщина, которую я никогда до этого не видел, хотя мне было очень любопытно. И тоже спросила, почему я так странно одет, когда на улице жара. Я рассказал ей, в чем дело, и она потом пришла снова и подарила мне целых 6 рубашек. Зря улыбаетесь, у нас ведь в Сочи рубашки с длинными рукавами — большой дефицит. А Лена, кстати, мне до сих пор из Америки такие рубашки присылает.
“Она подходила — и сама меня за мизинчик тянула…”
— А знаете, почему в жизни Маши появился американский тренер Роберт Лансдорп? — вдруг спросил Юрий Васильевич.
— Почему?
— Потому что он чем-то похож на меня. Юра сам мне признался: “Я искал тренера, который понимал бы теннис так же, как вы...” И самое интересное, что когда Лансдорп вел мастер-классы в Москве по приглашению теннисного канала, мои ученики смотрели и кричали: “Юрий Васильевич, а вы ведь точно так же говорите!” И мне на самом деле было очень интересно увидеть этого человека, пообщаться с ним. Но знаете, в чем парадокс? Однажды Юра позвонил и сказал, что собирается привезти Лансдорпа в Сочи на два дня. И что вы думаете: именно в тот момент я заболел. В общем, мы так и не встретились. Обидно, конечно, мне очень хотелось с ним поговорить.
— А вы не ревновали Машу к Роберту, пока он с ней работал?
— Может быть. Ведь это я родил ее — в смысле тенниса. И я могу это доказать… К тому же я просто не могу простить Лансдорпу, что он уничтожил Машину великолепную игру с лёта.
— Но зачем?
— Не знаю, видимо, считал другие элементы более важными. А ведь у меня она умела все. Она же полтора года, начиная с трех лет, просто сидела на лавочке и смотрела тренировки. Ей, собственно, и деваться-то было некуда. Юра постоянно играл на соседнем корте. Он сам очень серьезно увлекся теннисом, переехав в Сочи. Постоянно тренировался, участвовал в любительских турнирах. Ой, у них там такие принципиальные матчи были, что, естественно, Юре в то время было совершенно не до Маши. А она даже отойти никуда не могла. Однажды вижу — чуть не плачет. Понял все. Ну-ка, говорю, держись за мизинчик. Ну и вышел с ней ненадолго. И потом она, если что, уже сама подходила и за этот мизинчик меня тянула.
— Однако это был еще не повод разглядеть в ней будущую мегазвезду большого тенниса.
— Повод. Потому что ее внимание было постоянно полностью сконцентрировано на тренировках. Она как губка впитывала своей детской головкой все, что видела, — каждое слово, каждое движение. Иногда даже вставала и подходила, когда я объяснял что-то своим ученикам. И, видно, схватывала на лету. Иначе не объяснишь, как она в 7 лет умудрялась брать мячи, с которыми взрослые игроки не справлялись. Она брала даже мячи, летящие в ноги, хотя я еще даже не показывал ей таких приемов и жмурился, не представляя, что она будет делать. А у нее все получалось как-то само собой. И я понимал, что такого в моей жизни еще не было. Вообще, когда мы с Машей играли, все смотрели, разинув рты, и, помню, кто-то прошептал: “Эта девочка играет, как маленький мастер”. Даже футболистам, которые шли на поле, тренеры показывали на Машу и говорили: “Смотрите, как надо работать!”
“Навратилова сказала, что Машу нужно увозить в Америку”
— Но как же вам удалось внимание Юрия Шарапова к дочке привлечь?
— Когда я окончательно убедился, что Маша — чудо, то решительно подошел к Юре и сказал: “Обрати внимание на дочку, из нее может получиться настоящая звезда...” “Да-а?!” — Юра дико удивился, но задумался. Однако то, что у него в руках маленький бриллиантик, он тогда еще не понимал. Он убедился в этом позже. И надо отдать ему должное — сделал все очень грамотно. Однажды полетел в Москву на Кубок Кремля и решил взять с собой Машу. А на том турнире проводила мастер-класс легендарная Мартина Навратилова. И к ней на открытый урок привели порядка 200 детей. Так вот Юра — молодец! — каким-то образом подпихнул туда и Машу. А потом из всех детей Мартина выделила троих. И одной из них была она. Причем когда Навратилова узнала, что Маша из Сочи, то вообще растрогалась. Она ведь несколько раз играла у нас, и, видно, наш город ей запомнился. В общем, она сказала Юре сакраментальную фразу: “Эта девочка слишком талантлива, ее срочно нужно увозить в Америку, потому что в России теннисного будущего у нее не будет…” И вот тогда Юра впервые всерьез задумался о карьере дочери. А потом мне позвонил Шамиль Тарпищев и спросил: “Правда, что у тебя там какая-то девочка интересная появилась?” Я подтвердил — и он сказал: “Для меня этого достаточно”. После чего позвонил в академию Боллетьери и договорился, чтобы Машу там посмотрели.
— И вы с легкостью отпустили ее?
— Не с легкостью, но без всяких разговоров, потому что понимал, что Мартина права.
— Маша переживала разлуку с вами?
— Она любила меня, я чувствовал это. И потом, когда встречались, всегда бежала ко мне, так радовалась. Она ведь каждый год, после того как улетела, приезжала в Сочи и тренировалась у меня около месяца.
— А что сейчас происходит в жизни ее двоюродной сестры Даши Шараповой, она ведь, говорят, тоже очень талантлива?
— Вы ведь знаете, что у Маши не одна, а две двоюродные сестренки. Даша — по линии отца и Аня Помятинская — по линии мамы. И обе играют в теннис. Но как-то так сложилось, что Даше всегда больше внимания доставалось: все-таки она очень похожа на Машу, и, гладя на фотографию, многие думают, что это Машенька в детстве. А Анечка оставалась в тени, хотя лично мне она всегда казалась очень интересной и яркой девочкой. И, кстати говоря, тоже очень способной в смысле тенниса.
— Конечно, напрашивается вопрос, помогает ли Маша своим сестренкам?
— Ну, насколько я знаю, Юра приглашал Дашу во Флориду, но где она сейчас, я, честно говоря, не знаю. Аня тоже куда-то исчезла. За нее вообще бабушка по линии мамы, которая, собственно, живет в Сочи и которую Маша очень любит (потому что женщина и правда просто замечательная), так переживала. И в какой-то момент взяла и сама отвезла ее в гости к Маше во Флориду, причем потребовала, чтобы Ане устроили просмотр в академии Боллетьери. Так вот там сказали, что она умеет абсолютно все и им даже добавить нечего…
— Почему же тогда ей не предложили остаться?
— А кто их знает? Даше ведь тоже не предложили, хотя она с той же фамилией, что и Маша, и внешне очень на нее похожа, и играет здорово.
“Боюсь, она скоро вообще закончит играть…”
— А скажите, Маша часто вам звонит?
— Маша — никогда. А Юра — после каждого поражения: “Что делать? Пропала подача!” Самое смешное, что сам я до недавнего времени вообще не мог позвонить Шараповым. Только в прошлом году Юра наконец оставил свой телефон, потому что я уже не мог скрывать обиду. Впрочем, Машин-то он все равно не оставил. Так что у меня ни разу не получилось лично поздравить ее после победы, — Юрий Васильевич вздохнул.
— Даже после Уимблдона?!
— Какое там! После Уимблдона Юра только через 2 недели прилетел в Сочи — платить за квартиру — и тогда зашел ко мне. Конечно, я обрадовался — обнялись, поцеловались.
— Юрий, наверное, подарок какой-нибудь символичный вам привез?
— Привез. Спортивный костюм и тапочки.
— И все?
— Ну да. Да я никогда ничего и не просил. Мне бы только Машу хоть иногда слышать.
— Но раз Юрий сам звонит в сложных ситуациях, значит, доверяет вам больше, чем кому-либо. А Маша, конечно, молодец — она сейчас на таком взлете после долгого спада из-за травм.
— Да что ты! Я боюсь, Маша скоро вообще закончит играть.
— Ничего себе — и это после того, как она вышла в полуфинал главного грунтового турнира — “Ролан Гарроса”, хотя все специалисты в один голос кричали: “Это не ее покрытие!” Мне кажется, Маша давно так здорово не играла!
— Просто я слишком хорошо ее знаю. И замечаю вещи, которых многие не видят. Знаешь, что меня поразило? Ее лицо во время этого полуфинала. Какая-то кислая мина. Она ведь не получала ни малейшего удовольствия от игры. И когда она еще только вышла, я уже знал, что она проиграет, потому что она в тот момент была сама не своя. А ведь с какой улыбкой она выходила на корт раньше! Всегда такая счастливая, светящаяся. А как она улыбалась в детстве — моя жена просто таяла, называла ее Солнышком. Маша всегда была очень мягкой в обычной в жизни, зато такой темпераментной на корте. Оттого-то я и переживаю так, что стал у нее уходить прежний интерес к теннису. И она вполне сейчас может переключиться на что-то другое.
— Но ведь не раньше, чем снова выиграет Уимблдон?
— Дай бог!
Юрий Васильевич о чем-то задумался, ученики и родители тихо сидели в сторонке, с неба по-прежнему лило. Я предложила пойти в кафе, но Юрий Васильевич сказал, что кофе мы будем пить прямо на корте — надо только за ним сходить. А потом мы шли, держа в одной руке зонтик, а в другой чашечку с горячим напитком, который потом с таким наслаждением пили под дождем…
