Авиаконструктор из Константина Хабенского не вышел, как в техникуме ни старались. Вышел сначала дворник, потом полотер, музыкант и, наконец, актер. Сперва он заработал имя в узком кругу питерских театралов. Затем опер Плахов из “Убойной силы” расширил круг его почитателей до сумасшедших пределов. Светского журналиста Сашу Гурьева из фильма “В движении” он сделал героем нашего времени, а Гурьев, в свою очередь, сделал Хабенского лицом нашего времени. Ну а дальше были “Дозоры”. Сегодня он звезда и снимается много — в “Колчаке”, в “Иронии судьбы-2”, в голливудском фильме “Wanted”.
А на Московском кинофестивале в рамках конкурса состоялась премьера грузинского фильма “Русский треугольник”, где у Хабенского роль бывшего кавказского пленного — нынче вокзального грузчика и безжалостного мстителя за себя и за брата.
“У моего героя сердце бьется в три раза медленнее, чем у обычных людей”
— Понимаю, что точную цифру не назвать, и все же: какое соотношение между вашими “да” и “нет” в ответ на предложение сняться в новом фильме?
— Вы про качество предложений?
— В принципе да.
— От некоторых ролей я вынужден отказываться не из-за того, что они такие плохие, а потому, что сейчас занят в очень серьезном проекте с плотным графиком.
— Вы имеете в виду “Wanted” — голливудский проект Тимура Бекмамбетова?
— Нет, в “Wanted” я уже отснялся. Там у меня маленькая роль, пять-шесть съемочных дней. Я имею в виду “Колчака”. Поэтому говорить, что я отказываюсь от пяти ролей из десяти, было бы неправильно. Просто я решил сосредоточиться на чем-то одном. Пора выбирать.
— А все же откровенной швали вам много предлагают?
— Кажется, перестали. Но я не вполне владею ситуацией, потому что мой товарищ и по совместительству директор весь поток мужественно берет на себя. А мне на глаза попадается уже то, что он решил из этого потока извлечь.
— Я допытываюсь про “да” и “нет” не из праздного любопытства. Интересно понять, чем увлек вас “Русский треугольник”.
— В первую очередь тем, что это было приглашение от Алеко Цабадзе — мы с ним уже работали на сериале “Бухта Филиппа”. В Алеко есть все, что мне нравится в режиссерах, вот я и согласился.
— Что именно вам нравится в режиссерах?
— Знание того, какое кино ты хочешь делать. Воля, чувство юмора и обязательно самоирония. Еще — чувство дистанции, чувство меры. И чего сейчас катастрофически не хватает — желание и умение работать с актерами. Алеко хоть и иностранный режиссер, но пытался мне все объяснить по-русски.
— Вы часто сталкивались с режиссерами, которые не умеют обращаться с актерами?
— Часто. И такие впечатления надолго остаются в памяти.
— А бывало так, что чаша неприятных впечатлений переполнялась — и вы хлопали дверью в разгар съемок?
— Чтобы прямо в разгар — такого я еще себе не позволял. Завершал работу.
— И уже потом высказывали все, что думали?
— Бывало. Я не могу сказать, что получил в “Русском треугольнике” подробно и глубоко прописанную в сценарии роль. Но вместе с Алеко мы нашли характер этого тяжелого парня. Знаете, когда внешних проявлений почти нет, зато есть особый внутренний ритм и сердце бьется в три раза медленнее, чем у обычных людей.
— Среди ваших близких или хороших знакомых есть люди, которых впрямую коснулась война в Чечне?
— В свое время мы снимали “чеченские” серии “Убойной силы”, и нас везде сопровождали ребята из владикавказского ОМОНа. Они в Чечню ездят как на работу, и мы пообщались с ними на съемках достаточно плотно. Кроме того, два года назад я снимался в одном фильме, там был очень обаятельный пухленький молодой человек, и играл он такого же совершенно безобидного фотографа. Я никогда бы не подумал, что он прошел Чечню, но оказалось, что да. Там я убедился, что война на всех накладывает разный отпечаток. Это не обязательно нервный тик или обугленный взгляд.
“Девушка приняла меня за Константина Райкина”
— Вам на театр времени хватает?
— “Белая гвардия”, “Гамлет”, “Утиная охота” в МХТ и параллельно “Калигула” — мне сейчас достаточно. Это старые названия, но не состарившиеся спектакли — большая разница. Нашу театральную компанию так научили, видимо, что мы все время пробуем, все время ищем новые смыслы. Как только перестанем — спектакль слетит.
— Из названных спектаклей последним вышел “Гамлет”. Не секрет, что критика приняла его кисло. Вообще, ваши питерские театральные работы в прессе встречали с гораздо большим воодушевлением. Вас это задевает?
— Мне интересно, когда что-то говорят и пишут по делу. Но когда девяносто процентов рецензий на “Гамлета” начинаются с того, что “менты” захватили Эльсинор, сразу становится скучно. Если разбор по существу — я радуюсь. Если мне указали на принципиальную ошибку, я тут же советуюсь с режиссером, и мы либо исправляем, либо остаемся при своем мнении. Но такие вещи крайне редки. Зато все больше людей не стесняются того, что не смотрели спектакль, который рецензируют. Пришли в зал после первого акта или сбежали в буфет еще до антракта. В прошлом году после церемонии “Чайка”, где я получил за Клавдия награду “Лучшему злодею”, ко мне подошла девушка и на полном серьезе стала брать у меня интервью как у Кости Райкина, который тоже был в “злодейской” номинации — за спектакль “Косметика врага”.
— Да ладно. Вы хотите сказать, что наши девушки не знают вас и Райкина в лицо?
— Я был поражен. Вроде бы мы не так уж с ним похожи, да? И тем не менее для той девушки мы были на одно лицо.
— Она спросила, был бы рад ваш папа Аркадий Исаакович награде сына?
— Нет, она спросила, интересно ли мне было работать с Романом Козаком. Я стал судорожно вспоминать, что за спектакль с моим участием Роман поставил, а я об этом забыл. Но так и не вспомнил. Вот какие вещи сейчас в театральной журналистике встречаются.
— В свое время, еще в Петербурге, вы с режиссером Юрием Бутусовым начинали работать над спектаклем “Идиот”… Прошло уже лет десять. Не возникало идеи возобновить репетиции “Идиота” в Москве?
— Нет, не возникало, к сожалению. Мы достаточно интересно начали работать, но летом театр ушел в отпуск, а по возвращении Юра все остановил, и мы стали репетировать другой спектакль.
— Вот вы говорите: “к сожалению”. А почему бы вам по праву старого товарища не напомнить Бутусову про “Идиота”?
— Нет, наша театральная команда воспитана так, что мы роли себе не выпрашиваем.
— Зачем же сразу “выпрашиваем”? Просто говорите своему режиссеру, что вам было бы интересно вернуться к Мышкину.
— Это и есть “выпрашивать роль”.
— Но роли-то вам нужны. Олега Табакова как художественного руководителя МХТ явно напрягает, что Хабенский из-за его занятости в кино играет в театре только старые названия. У него же на вас своя ставка.
— Согласен. Достаточно больной вопрос. У меня есть интересные театральные предложения — вопрос в том, чтобы застолбить в календаре три месяца для выпуска спектакля.
— Это нереально?
— Почему же, все возможно. Но должны совпасть три главные составляющие — режиссер, название и три свободных месяца.
“Радует, что мне еще не приписали роман с мужчиной”
— Вы чемпион среди актеров по газетным сюжетам из личной жизни. У Хабенского с одной роман, у Хабенского с другой роман. От него ребенок, не от него ребенок…
— Меня это забавляет. Друзей тоже. Родных и близких — не очень. Я коротко скажу: в этом вопросе я большой поклонник Александра Гавриловича Абдулова.
— Вы имеете в виду историю с мордобитием?
— Да. Видимо, у него не хватило терпения объяснить все спокойно. Но будь я на его месте — не ручаюсь, что не поступил бы так же. Люди с копеечной душой, которые пробавляются копеечным делом, были всегда. Но сейчас они стали не просто вылезать на поверхность, а считать себя законодателями моды, специалистами по раскрутке и истиной в последней инстанции.
— Они вам скажут, что сами по себе ни при чем — просто отвечают запросам публики, которой надо именно это и ничего другого.
— Не согласен. Я уверен, что наш с вами разговор отвечает запросам публики не меньше. Не хочу публично обсуждать свою личную жизнь и считаю, что имею на это право. Кино и театр, политика, глобальное потепление — об этом я могу разговаривать с журналистами, пожалуйста. Но содержимое внутренних карманов я выворачивать не желаю — зачем? И другим не позволю.
— У вас же есть директор, он наверняка сотрудничает с юристами. Подайте на обидчиков в суд — вдруг выиграете большую сумму?
— Вряд ли. На Западе есть институты урегулирования такого рода инцидентов, а у нас по-прежнему все делается путем топора, кулака и такой-то матери. В желтых изданиях неглупые юристы работают, и все закончится дискуссией о том, что такое “сука” — ругательство или литературное слово. И еще окажется, что интервью вовсе не интервью, а ссылка на слова какого-то человека, который давно уехал в Китай, сменил пол, и больше его нет. В общем, поработаем на новый виток популярности этого издания — а зачем? Собака лает — караван идет.
— Между прочим, это одна из любимых поговорок Никиты Сергеевича Михалкова.
— Да? Вот видите, мы с ним, не сговариваясь, пришли к общему мнению.
— Вы готовы к тому, что скоро появятся статьи про ваш роман с Анджелиной Джоли?
— А уже появились. Вы опоздали.
— Описывают ваши похождения с подробностями?
— Это у кого насколько хватает воображения. Радует меня только одно — что пока мне еще ни разу не приписали романов с мужчинами.
— С Брэдом Питтом, например.
— Предположим. Такого нет, и это приятно. Из всего надо извлекать плюсы.
— Не волнуйтесь, Костя, у вас все впереди. И про мужчин напишут, и про животных. Скучно вам не будет.
— Нисколько не сомневаюсь.
— Я понимаю, что вы связаны с продюсерами фильма “Wanted” жестким договором о неразглашении тайны, но меня не поймут читатели, если я вас об этом фильме не спрошу.
— Да, у меня действительно есть такой пункт в договоре. Это фильм Тимура Бекмамбетова по американскому фантастическому комиксу Миллара и Джонса, и его сюжет в общих чертах всем известен — парень ищет разгадку смерти отца и внедряется в контору наемных киллеров, где тот служил. Про свои съемки в “Wanted” я могу сказать только одно. Эти ребята, выходя на площадку, просто начинают работать, и работать честно — будь то репетиция или дубль, неважно. Они выкладываются на сто процентов — в отличие от многих наших коллег. Отработав, расходятся по трейлерам и ждут, пока идет перестановка для следующей сцены. Потом снова выходят, снова честно работают — с абсолютным знанием текста, четко и весело. Я думаю, гонорары здесь ни при чем. Дело в отношении к профессии.
— Конечно, гонорары ни при чем и ничего не гарантируют. Взгляните на наших футболистов, и все вопросы отпадут. Но про свою работу с Анджелиной Джоли в этом фильме вы уж пару слов скажите.
— Это было интересно, и это было без понтов. Там на площадке нет такого — “я звезда, а ты никто”. Мы вместе работаем — и все. Там нет такого, что я в кадре спиной, поэтому могу как угодно себя вести — валять дурака, пробрасывать текст через губу. По крайней мере, я попал в такую ситуацию. Может, у кого-то опыт был другой.
— Бекмамбетов в этой новой для него ситуации чувствует себя свободно?
— Естественно, ему тяжело. Большому художнику хочется высокого полета, а ему не дают. Жесткий график съемок, ограниченный профсоюзами рабочий день. Но Тимур справится.
— Когда фильм должен выйти?
— Я слышал, что в марте.
— К вопросу о высоких гонорарах. По вашим ощущениям, вы сейчас входите — ну, не в пятерку, а хотя бы в десятку самых высокооплачиваемых русских актеров?
— Ой, я не знаю. Честно, не знаю.
— Мне просто интересно, переходит качество в количество или нет.
— Понимаю. Я не имею привычки лазить в чужой бумажник, но иногда с большим восхищением узнаю, в какие суммы оценивают себя те или иные актеры. У некоторых такая замечательная самооценка, что мне до них и, соответственно, до первой десятки очень далеко.
