Не каждой актрисе так повезет. Почувствовать себя в шкуре, вернее, в великолепных нарядах и драматических амплуа Марлен Дитрих и Ингрид Бергман посчастливилось Кейт Бланшетт. Впрочем, и без возможности сыграть в классическом фильме 40-х, которую предоставил ей Стивен Содерберг в 2006-м, предложив роль в “Хорошем немце”, Кейт будет о чем вспомнить. Например, о шутках Джорджа Клуни, порванных штанах Брэда Питта и книге Тома Хэнкса, которая заставила Кейт увидеть войну со стороны проигравших. Об этом и о многом другом Кейт Бланшетт рассказала “МК” незадолго до выхода DVD с фильмом Стивена Содерберга “Хороший немец”.
— Что вас вдохновляло на роль Лены?
— Главным вдохновением для меня был, конечно, Стивен Содерберг, который — и это совершенно очевидно — очень любит “золотой век” Голливуда. Так что мой образ — его заслуга. Ну знаете, как Кьюкор создал Хепберн. У Содерберга и Бланшетт та же история.
— А кроме Стивена?
— Том Хэнкс дал мне почитать одну книгу. Это анонимные дневники женщины, жившей в то время в Берлине, она описывает все день за днем: капитуляцию, русских в Берлине, а затем и американцев. Меня потрясла эта книга.
Знаете, изучая историю сначала в колледже, а затем в университете, ты всегда знаешь, кто победитель, кто побежденный, и твои симпатии, как правило, на стороне первых. Но стоит почитать дневники человека, оказавшегося в такой ловушке, — и я начала думать о женщинах, оказавшихся в пламени войны: в Иране, Пакистане, Боснии. Да где угодно — во Вьетнаме. И мне кажется именно эта деталь — образ Лены — придает фильму реализма.
— Критики заметили как минимум две ленты, которые стали основой для “Хорошего немца”…
— Да, это совсем другое кино — актерская игра была совершенно иной, более прямой, декламаторской. По сегодняшним меркам актеры нещадно переигрывали, были слишком мелодраматичны. Но внутренняя жизнь персонажа была не менее важна, чем сегодня, — стоит только посмотреть на Ингрид Бергман! Но все это, конечно, не удалось бы, не будь той манеры съемки, тех декораций, нарисованных на фанере городов и улиц, той манеры освещения, которая делала их реалистичными — Румынию Румынией, а Берлин Берлином. Так что могу сказать, что это был самый цельный фильм из всех, в которых мне приходилось работать.
— А что вы сказали бы о фильме как зритель?
— Я необъективна! Все, что я вижу, — это амбициозная и непосильная задача, которую поставил перед собой Содерберг, и то, что он эту задачу выполнил.
— А о Джордже Клуни как о партнере?
— Самый сексуальный мужчина в мире, по опросу 1997 года. Об этом он сообщает регулярно.
— Он неудачно подшутил над вами, за что вы его так?
— Нет, что вы. Джордж — настоящий джентльмен. Лучшая кандидатура, которая может вам прийти в голову, если вы устраиваете званый обед. Его никто и ничто не сможет заткнуть, он будет постоянно веселить ваших гостей. У него огромные перспективы и очень оригинальный образ мыслей. Он потратил на меня столько времени, пытаясь объяснить тонкости американской политической системы…
— Вы с мужем играете в собственной театральной компании в Австралии. Когда вы все успеваете?
— Не успеваю. За год я снялась в трех фильмах — “Вавилон”, “Хороший немец” и “Скандальный дневник”. И мне не хотелось бы, чтобы такой год повторился в моей жизни. Даже несмотря на то что съемки, например, в “Вавилоне” заняли всего три недели, это были тяжелые три недели. А у меня двое детей. Но как только я соглашаюсь на роль, она меня абсолютно, всецело захватывает. Поэтому контракт в театре для меня своего рода передышка. Это три месяца, которые я посвящаю театру, и только театру, одной роли, так же как и вся наша труппа.
— Вы намеренно избегаете ролей в мейнстримовских проектах?
— Нет. Мне кажется, у меня есть подобные роли. Вы говорите о совершенно легковесных фильмах? Нет, не думаю, я соглашусь на подобную роль. Но я считаю, что места хватит всем и здоровая культура кино — это разнообразная культура, возможность выбора. Да, мы все смотрим подобные фильмы, и некоторая часть их оказывается вполне достойной нашего внимания. Здесь важен баланс — перевес в одну сторону, причем в любую, — плохо. Но вы правы, иногда охватывает такая тоска, когда смотришь на планы студии, к примеру, а там одни ремейки, ремейки телевизионных шоу, которые я смотрела еще девочкой. Да, это вгоняет в депрессию. Но такая ситуация, конечно, не везде.
— Играть в Америке и в Англии австралийской актрисе сложно?
— Вы говорите об акценте? Нет, это часть меня. Я думаю с акцентом, я говорю с акцентом, от этого никуда не деться. Но любому актеру полезно иметь некоторую гибкость в голосе, интонациях. Если она есть, то акцент не имеет никакого значения. Кроме того, многое зависит от сценария: если он написан талантливо, если характеры оживают, акцент уходит сам собой.
— Вам трудно морально играть эмоциональные сцены?
— Я вообще люблю посмеяться, и этот смех настигает меня в самые неподходящие моменты. Например, съемки “Вавилона”. Очень серьезная сцена, где Брэд должен плакать. Он входит в комнату, и я вижу, что у него на заднице порваны штаны, — ну какие тут слезы? Но с точки зрения актерской техники это правильно. Самый лучший выпуск в актерской школе играет комедию и лишь потом “Электру”. К катарсису можно прийти и через смех, и через трагедию. Но лишь тот актер, кто приходит к нему через смех, не покажется публике смешным, напыщенным и жалким.
