Принцесса на обочине
Странная смерть Дианы стала финалом ее странной жизни
Тринадцатый столб
В 12.20 ночи черный “Мерседес” проложил себе путь сквозь густую толпу зевак, а затем резко набрал скорость. Вместе с лимузином рванулись и папарацци — пять автомобилей, три мотоцикла и два скутера. Доди приказал Анри ехать домой на Rue Arsene-Houssaye через туннель Pont d’Alma. Спидометр показывал 68 миль в час, когда “Мерседес”, потеряв управление, врезался в тринадцатый (роковое число!) столб от начала туннеля.
Первым к разбитому лимузину подбежал папарацци Ромуальд Рэт. “Рэт” по-английски “крыса”. Подходящее название! Рэт как бесноватый бросился к “Мерседесу”, фотографируя на ходу груду искореженного металла, от которого шел дым. Пахло гарью. Надрывно и неумолчно гудел гудок.
Диана лежала на полу разбитого вдребезги автомобиля, упершись своими умопомрачительно длинными ногами в заднее сиденье. Вокруг были разбросаны ее украшения. Доди был уже мертв. Его джинсы превратились в лохмотья, обнажив знаменитые гениталии египетского плейбоя. Диана еще дышала. Внешне на ней не было никаких следов аварии. Рэт прикрыл ковриком машины гениталии Доди и проверил пульс Дианы. Пульс бился. “Держитесь, скоро прибудет врач!” — сказал он принцессе.
Не прошло и минуты, как к месту аварии подоспели и остальные папарацци. Один из них, Кристиан Мартинес, стал фотографировать полумертвую — или полуживую — Диану.
— Отойди, не фотографируй больше внутренности машины! — закричал на него Рэт.
— Я делаю свое дело, как и ты! — огрызнулся Мартинес.
Наконец, расталкивая стаю прожорливых “крыс”, появился первый служитель Эскулапа — доктор Фредерик Майе, вызванный срочной службой SOS Medicins. Вспоминает Мейлс в интервью Тине Браун: “Я стал осматривать женщину. Я видел, что она прекрасна, но еще не знал, кто она такая”.
Подоспели полицейские. Они стали разгонять папарацци, стрекотавших своими камерами. Завывали сирены полицейских и пожарных машин, стрекотали фотокамеры папарацци, по-прежнему душераздирающе визжал гудок “Мерседеса”; никто не подумал выключить его. Собравшаяся толпа орала на папарацци, требуя, чтобы они прекратили фотографировать.
Лишь после того, как на месте трагедии появилась прокурор Мод Кужар, папарацци оставили своих жертв и бросились врассыпную. Но их окружили, отловили, бросили в полицейский воронок и повезли в комиссариат на допрос. Им предъявили обвинение в “непредумышленном убийстве” и в отказе оказать помощь потерпевшим.
С большим трудом и с огромными предосторожностями Диану извлекли из обломков “Мерседеса”. Но как только ее положили на носилки, чтобы отнести в карету “скорой помощи”, сердце принцессы остановилось. Диану подключили к аппарату искусственного дыхания и вкололи допамин. Сердце Дианы заработало. Наконец ее поместили в карету, и машина тихо, чтобы не потревожить принцессу, поехала в госпиталь Pitie-Salpetriere на левом берегу Сены.
На сей раз Диана ехала с мотоциклетным эскортом не папарацци, а полиции, расчищавшей карете путь. Когда карета подъехала к Ботаническому саду, который был уже совсем рядом с госпиталем, сердце принцессы вторично остановилось. Но врачам снова удалось оживить ее.
По иронии судьбы госпиталь Pitie-Salpetriere был больницей не для богатых пациентов, а для бедных, таких, которых любила навещать Диана, принося им облегчение и надежду. Госпиталь был построен еще в XVII веке для проституток и бездомных женщин, на которых устраивали облавы по приказу “короля-солнце” Людовика XIV. И вот в этом госпитале началась борьба за жизнь Дианы. Тщетная.
“На ней была дыхательная маска. Глаза ее распухли. Но она по-прежнему выглядела прекрасной”, — говорила прибывшая в госпиталь помощница министра внутренних дел Франции Сами Наир.
Но красота Дианы была только внешней. Рентген показывал, что в грудной впадине произошло сильное кровоизлияние. Удар машины о бетон туннеля смял и сместил вправо ее сердце и легкие. В 2.10 ночи сердце Дианы остановилось в третий раз. Врачи вскрыли ее грудную клетку. Они зашили рваные места и приостановили кровоизлияние. Но тут сердце Дианы не выдержало в четвертый раз. Большое, сильное, молодое сердце принцессы Дианы остановилось уже навечно. В четыре часа утра она была официально объявлена почившей.
300 000 фунтов за смерть
Есть нечто символическое в том (во всяком случае так мне кажется), что даже страшная катастрофа, превратившая черный “Мерседес” в консервную банку, пощадила внешнюю красоту принцессы Дианы. Даже умирающая, мертвая, первое, что она вызывала у санитаров, пожарных, хирургов, патологоанатомов — так это восхищение ее красотой. Но зато катастрофа злобно, мстительно отыгралась на внутренностях несчастной.
Внешне на теле Дианы почти не было кровоподтеков. Внутренне она вся кровоточила. Мне это чисто медицинское обстоятельство представляется парадигмой судьбы Дианы — внешне сказочно прекрасной, а по существу трагической, судьбы роскошной жар-птицы в золотой клетке, вырваться из которой можно было, лишь заплатив жизнью за свободу. Воздух свободы был смертелен для легких Дианы.
В момент катастрофы брат Дианы пэр Англии лорд Спенсер находился в Южной Африке. Стоя перед своим домом в Кейптауне, он сделал следующее громоподобное заявление: “Я всегда предчувствовал, что в конце концов пресса убьет Диану. Но даже я не мог предвидеть, что она столь непосредственно примет участие в ее убийстве”.
Возмущенная мировая общественность пригвоздила к позорному столбу папарацци. Они стали всеобщими козлами отпущения. Их колесовали и четвертовали.
— Assassin! Assassin! — этим словом толпа встречала представителей второй древнейшей профессии, когда те пытались проникнуть в госпиталь Pitie-Salpetriere. (“Assassin” — “убийца”.) Газетчиков и фотографов освистывали и оплевывали. Если бы не полиция, их могли даже растерзать. Люди уже не различали, кто представляет таблоиды, а кто — серьезную прессу. Печать в их глазах несла коллективную ответственность за смерть затравленной принцессы.
Но жажда наживы пересиливала даже страх перед линчеванием. Папарацци Ромуальд Рэт, тот самый, что первым подбежал к смертельно раненной Диане, уже звонил редактору фотоотдела газеты “Сан” Кену Ленноксу и предлагал ему эксклюзивное фото умирающей принцессы за фантастическую сумму в триста тысяч фунтов стерлингов. Рэт предлагал Ленноксу негативы “для изучения” в течение одного дня. В случае отказа он грозился продать их конкурентам “Сан”. В тот самый момент, когда хирурги все еще боролись за жизнь Дианы, ее имидж в раздолбанном “Мерседесе” уже шел с молотка как эксклюзив.
Другой папарацци, Мартинес, цинично говорил допрашивавшим его полицейским: “Это правда — мы не помогли раненым. Возможно, это было чувство скромности (!). Ведь было бы нахальством с нашей стороны помогать людям, которых мы несколько минут назад преследовали”.
Суд оправдал стервятников. Вместо суда их покарала судьба. Никто из “туннельных” папарацци после той трагической ночи уже не смог сорвать большой куш. Ну а фотографии умирающей Дианы по сей день не осмеливается опубликовать ни одна газета.
В Лондоне на Флит-стрит перед редакциями газет собирались люди и скандировали: “Вы убили ее! Вы, сукины сыны!” В редакциях царила паника. Авторы торжественных некрологов писали их с чувством вины сообщничества в гибели Дианы.
35 000 сайтов
Чувство вины охватило не только английскую прессу. “Прости нас, принцесса”, — писала итальянская коммунистическая газета “Унита”. “Нам стыдно!” — восклицала “Массаджеро”. “Болезненная жадность”, — констатировала немецкая “Ди вельт”. Я писал в “Московском комсомольце” об “убийцах-репортерах”. В каком-то извращенном плане все это помогало подлинным убийцам — лордам печати. Они валили вину на папарацци, прикрываясь ими как щитом, как громоотводом.
А там подоспела новость: сидевший за рулем злосчастного “Мерседеса” начальник охраны отеля “Ритц” Анри Поль был, оказывается, пьян и к тому же напичкан лекарствами, которые плохо дружат с алкоголем. Теперь облегченно вздохнули не только пресс-лорды, но и пресс-шавки. Стали припоминать, что и сама принцесса любила автомобильные гонки “а-ля Джеймс Бонд”.
И пресса стала раскручивать это самое “а-ля”. Одни писали о том, что Анри Поль был агентом французского “Сюрте женераль”, которому по какой-то диковиной причине понадобилось устранить Диану. Вспомнили, что у Поля была кличка “la fouine” (человек, сующий нос в чужие дела, сыщик). Его стали живописать как убийцу-камикадзе принцессы. Согласно другому сюжету, Диану убили агенты британской разведки МИ-6, выдававшие себя за папарацци. Было это сделано якобы для того, чтобы “прервать беременность” принцессы. (Вскрытие эту версию начисто опровергло.) Газеты расписывали страсти-мордасти о том, как агенты-папарацци ослепили водителя “Мерседеса”, а агенты-спайперы, сидевшие на верхотуре туннеля, продырявили передние покрышки автомобиля.
Источником этих и многих других “а-ля Джеймс Бонд” был чаще всего отец Доди Мохамед аль-Файед. Он не жалел денег, раскручивая свой аппарат паблисити, чтобы замарать английскую королевскую семью, отомстить ей за смерть Доди и Дианы. Двор, мол, хотел устранить беременную Диану, чтобы у ее сына Вильяма, наследника престола, не было сводного брата-мусульманина. Аль-Файед прямо утверждал: “Приказ об убийстве (Дианы и Доди. — М.С.) дал принц Филипп. Он отъявленный расист. В его венах течет немецкая кровь, и я уверен, что он симпатизирует нацистам. И личный секретарь королевы Роберт Феллоус тоже играл ключевую роль. Он Распутин британской монархии”.
После трагедии прошло десять лет, но аль-Файед никак не может угомониться. Посеянные им версии занимают в Интернете около 35 000 сайтов. К его услугам ведущие английские газеты “Дейли экспресс” и “Дейли миррор”, с издателями которых он дружит. Последняя опубликовала интервью с аль-Файедом под заголовком: “Это не было несчастным случаем”. Английский телеканал Ай-ти-ви показал “документальную” ленту “Диана: последние дни”, в которой все тот же Файед озвучивал версию королевского заговора. Передачу смотрели 12 миллионов англичан.
Как показал последовавший за ней опрос общественного мнения, 97 процентов зрителей поверили в версию заговора.
Но, подобно убийству Кеннеди, смерть Дианы, если рассматривать ее в широком и одновременно глубоком социально-политическом аспекте, была случайностью, которая стала формой проявления закономерности…
Знает кошка, чье мясо съела… Как только весть о гибели Дианы дошла до Лондона, первыми словами принца Чарльза были: “Теперь перст указующий будет направлен в мою сторону. Они будут обвинять меня”. Принц и королева в ночных халатах лихорадочно обсуждали сложившуюся чрезвычайную ситуацию.
Было начало восьмого утра, когда Чарльз после продолжительной ходьбы по лужайкам замка решился подняться в детскую комнату. Сначала он разбудил старшего сына Вильяма и сообщил ему трагическую весть. Затем вместе они разбудили 12-летнего Гарри. Чарльз сказал сыновьям, что поедет в Париж за телом их матери, но их с собой не возьмет. Понимая всю тяжесть вины, которую взвалили на него его подданные, Чарльз хотел оказать Диане максимум королевских почестей. Но королева проявила мелочность. Чарльз настаивал на том, чтобы Диане было устроено публичное отпевание в королевской часовне в Сент-Джеймсском дворце.
Королева, ссылаясь на желание семейства Спенсеров, предлагала отправить тело Дианы сразу же в их родовое поместье. Королева цеплялась за то формальное соображение, что Диана умерла, будучи разведенной женой, а не будущей королевой Англии. Поэтому ничто королевское — ни дворцы, ни самолеты, ни церемонии — не должно было быть задействовано. Принц Филипп полностью разделял мнение своей августейшей супруги. Но Чарльз внезапно заартачился. Не сумевший защитить Диану при жизни, он защитил ее в смерти. Принц полетел в Париж не на коммерческом лайнере, как того хотела королева, а на самолете Королевских ВВС. Добился он от матери и панихиды в королевской часовне Сент-Джеймсского дворца. Как говорили, не столько ради памяти Дианы, сколько ради сыновей.
Прилетев в Париж, Чарльз сразу же отправился в госпиталь Pitie-Salpetriere. Там его встретили президент Франции Жак Ширак с супругой и другие французские официальные лица.
Затем ему предстояло самое трудное испытание: войти в комнату, где лежало тело покойной. Вошел он туда один. По словам споуксмена госпиталя Тьерри Мересс, когда Чарльз входил в комнату, “он был еще сдержан”. Но из комнаты он вышел “совсем другим человеком. Он был полностью раздавлен случившимся”.
“Похороны Дианы — абсолютно огромная проблема…”
Панихида и похороны принцессы Дианы потрясли Англию, потрясли весь мир. Тот, кто не видел их воочию или по телевидению, может составить о них представление по прекрасному кинофильму “Королева”. (Игравшая в нем Елизавету II актриса Миррен получила за эту роль “Оскара”.) Казалось, отпевают и хоронят не экс-принцессу, даже не какого-то великого государственного деятеля, а английскую Жанну д’Арк, спасшую свою страну и народ от неминуемой гибели. Со всех концов Британских островов в Лондон стекались массы скорбящих. До шести тысяч человек в час. Ворота Кеннсингтонского дворца были буквально погребены под цветами и фотографиями Дианы. Люди понанесли к воротам дворца всякую всячину — стихи в честь принцессы, детские неумелые рисунки, четки, карты с изображением дамы червей, другие трогательные сувениры и знаки любви. На какое-то мгновение классовое и клановое британское общество чудесным образом перемешалось. Джентльмены в костюмах в полоску и в котелках соседствовали с лохматыми хиппи в рваных джинсах.
Такого единения Англия не знала со дня окончания Второй мировой войны. До сих пор историки, социологи, психологи, политики пытаются отыскать разгадку этого загадочного феномена и не могут найти ее. Конечно, в наш информационный век, когда новости круглосуточно обрушиваются на планету и ее обитателей по радио и в прессе, по телевидению и в Интернете, когда в небе спутников связи больше, чем звезд, можно мгновенно раскрутить кого угодно и что угодно. А тем более такой экзотический персонаж, как принцесса Диана. Но ее можно было раскрутить как высший секс-символ, как сверхсуперзвезду. Однако не как Жанну д,Арк.
Некоторые считают, что причиной общенационального помешательства послужило то обстоятельство, что смерть Дианы как бы наложилась, наслоилась на глубокие политические перемены в жизни Англии. После почти двадцатилетнего правления консерваторов к власти в результате сокрушительной победы пришли лейбористы, и на Даунинг-стрит, 10, поселился их молодой, обаятельный, харизматичный лидер Тони Блэр. Но при чем тут принцесса Диана? Она выросла в семье, родословная которой длиннее родословной царствующих Виндзоров. Ее отец был двадцатым в генеалогическом древе пэров Англии Спенсеров.
Еще одна версия гласит, что Диана потрясла британскую монархию, и это потрясение вместо того, чтобы разрушить, спасло ее. Монархия в Англии, одной из наиболее развитых демократических государств западного мира, давно уже стала анахронизмом. Англичане сначала любили этот анахронизм, носились с ним. Затем стали остывать. Затем только терпеть. Затем раздражаться, презирать и даже ненавидеть. Монархии оставили лишь чисто церемониальную роль. Покончив с королевской властью, нация принялась за королевские привилегии. Их стали состригать со всех сторон. Королевскую семью заставили платить налоги, урезали пенсион ее членов. Впрочем, жалеть по этому поводу Виндзоров не стоит. Королева Елизавета II по-прежнему самая богатая женщина в Англии.
Удивительный феномен: простые англичане идентифицировали себя с принцессой! Им так же изменяли супруги. Они так же разводились, так же страдали депрессией и булемией. В одной из открыток, прикрепленной к воротам Кеннсингтон-парк Гарденс в дни траура, говорилось: “Дорогая Диана, спасибо за то, что относилась к нам как к человеческим существам, а не как к преступникам. Дэвид Хэйес и другие заключенные парни из тюрьмы Дартмур”.
Молодой премьер Тони Блэр чувствовал, что страна “сошла с ума”. Он говорил своему пресс-секретарю Аластару Кэмпбеллу: “Похороны Дианы абсолютно огромная проблема, возможно, больше, чем кто-либо из нас предполагает. Надо помочь королеве пережить этот шторм”. Выступая в своем избирательном округе, Блэр восклицал: “Только своим взглядом или жестом, которые говорили много больше, чем любые слова, Диана раскрывала перед всеми нами глубину своего сострадания, своей человечности. Она была народной принцессой и именно такой она останется навеки в наших сердцах и памяти”.
Блэру удалось найти краткую и меткую формулу харизмы Дианы — “народная принцесса”. На следующий день эти два слова замелькали на газетных полосах, были на устах у каждого. Но для обитателей Букингемского дворца Диана была не народной принцессой, а падшей принцессой.
Вторжение толпы
Первое появление королевской семьи на телеэкране в связи с кончиной принцессы — в церкви Крэйти близ Бэлморала — неприятно поразило англичан отсутствием подлинных эмоций. Принцы Филипп и Чарльз умудрились появиться на этой траурной церемонии в килтах — шотландских пледовых юбках! Более того, в произнесенной молитве настоятель церкви ухитрился не упомянуть ни разу имя Дианы! Младший сын Дианы Гарри даже засомневался в смерти матери и спросил отца: “Это правда, что моя мамочка умерла? Сделай так, чтобы она вернулась домой!”
Но сама королева находилась под влиянием так называемого “эффекта Бэлморала” — эффекта отрешенности от действительности, ограждения от нее. Королева исходила из того, что смерть Дианы — семейная трагедия, до которой стране нет никакого дела. Но народ считал, что, поскольку Диана и его принцесса, а не только Уэльская, он имеет право участвовать в трауре по ней. Королева изо всех сил сопротивлялась этому “вторжению толпы” в монаршье горе. Ее уста были презрительно сомкнуты, а люди ждали королевского слова сострадания и признания.
Тони Блэр своим тонким политическим чутьем ощущал всю опасность упрямого молчания королевы. Ему удалось довести свои опасения до приближенных Елизаветы II, до ее свиты в Букингемском дворце. Но королева по-прежнему молчала и по-прежнему лелеяла надежды ограничить прощальную церемонию приватной панихидой в Виндзоре и приватными похоронами в Фрогморе. Она и слышать не хотела о мемориальной службе в первопрестольном Вестминстерском аббатстве.
Причиной очередного скандала вокруг похорон Дианы стал флаг над Букингемским дворцом, вернее, его отсутствие. По традиции, над Букингемским дворцом поднимают не национальный британский флаг — Юнион Джек, а королевский штандарт, и то только тогда, когда королева находится во дворце. Королевский штандарт никогда не приспускали наполовину. Даже при кончине монарха, ибо его немедленно заменял новый. Что касается Юнион Джека, его не вывешивали даже во время похорон “самого великого англичанина” Уинстона Черчилля.
Англичане — народ традиций. Но тут они потребовали нарушить традицию. Уже тот факт, что в эти драматические дни королева отсиживалась в шотландском замке Бэлморал, а не вернулась в свой лондонский Букингемский дворец, вызвал гнев народа. Народ требовал, чтобы королева горевала вместе с ним в столице Англии.
Глас народа — глас Божий. И в конце концов королеве пришлось повиноваться. Она покинула свое шотландское логово и приехала в Лондон. Она вышла к народу, толпившемуся вокруг Букингемского дворца, к его решетке, заваленной цветами. Она разжала, наконец, свои августейшие уста и впервые за долгие годы выступила по телевидению живьем. Она, скрипя зубами, повелела поднять над Букингемским дворцом Юнион Джек, а затем приспустить его наполовину. А когда гроб с телом Дианы несли мимо Букингемского дворца, она склонила голову. Впервые. Короче, королева капитулировала по всем статьям. Капитуляция была вынужденной.
Поступаясь принципами, королева спасала монархию. Диана, находясь уже в загробном мире, достигла того, чего не могла добиться при жизни, — британская монархия, или “фирма”, вынуждена была считаться с ней, с ее волей, ставшей на эти несколько драматических и фантасмагорических дней народной.
День похорон выдался на удивление не по-лондонски солнечным. Гроб покрыли королевским штандартом и усыпали белыми лилиями. Затем на гроб возложили венок из алых роз и отдельно — букет из роз кремового цвета с карточкой от принца Гарри, на которой было нацарапано лишь одно слово “Mummy” — “Мамочка”. При виде этого букета на видеомониторах женщины в толпе начинали безудержно рыдать.
Надгробное слово произнес лорд Спенсер. Подобного надгробного слова еще никто не слышал под сводами Вестминстерского аббатства. Лорд открыто атаковал королеву за то, что она лично отобрала у его сестры титул принцессы — Ее королевского высочества. Лорд Спенсер говорил: “Диана доказала, что она не нуждается ни в каких королевских титулах, чтобы продолжать излучать свою особую магию…”
Это было потрясением основ. Да еще где — в Вестминстерском аббатстве, в присутствии королевы, в присутствии всех представителей дома Виндзоров!
Аббатство замерло. Затем в наступившей тишине раздались отдельные хлопки. Они зародились где-то у Великих Западных ворот, затем охватили часовню, затем все аббатство и уже бурной овацией выплеснулись на улицы и площади Лондона. До этого никто и никогда в Вестминстерском аббатстве не аплодировал. Королева, кстати, крестная мать лорда Спенсера, сидела как окаменевшая. Принц Чарльз был взбешен и намеревался после похорон разразиться заявлением. А королева-мать реагировала фразой, которую на русский язык можно перевести как “ну дает!”
Я наблюдал за похоронами Дианы по телевидению в лондонском отеле “Клэриджис”. И по какому-то странному капризу памяти в моей голове стучали слова из глупой песенки моего далекого детства:
Они стучали настойчиво в виски и затылок, заглушая и “Реквием” Верди, и патриотический викторианский гимн, и даже поп-элегию Элтона Джона “Свеча на ветру”.
