Хилари Боннер
Нет причин умирать
Пространный, неторопливый и умеренно дидактический детектив, основанный на реальных событиях, имевших место в британских вооруженных силах. Долгая и запутанная история о правильных людях в неправильных ситуациях. Без попыток сбить с ног экстравагантностью и эстетическим экстремизмом, но с откровенным расчетом поддержать человеческие тенденции в рамках жанра, не предусматривающего особого баловства с сантиментами. Может, это и несколько расхолаживает экшн, рассеивает внимание и отдает занудством, но зато уверенно очеловечивает.
Временами повествование просто надолго впадает в прострацию, погружаясь в пучины эмоциональных переживаний, далеких от прямолинейной остросюжетности. Основательно пробуксовывает в незваном мелодраматизме. Но в конце концов все равно вырывается на просторы магистральной истории о преступлениях профессиональных военных на гражданке и склонности британской армии подобные происшествия покрывать. К истории вчерашнего репортера, а теперь не вполне писателя, бывшего алкоголика, ныне потребителя диет-колы и, ко всему прочему, незадачливого отца, которому теперь предстоит, потянув за мышку, случайно встреченную однажды в вечернем пабе, добраться до большой и основательной репки, слепленной из нерешаемых проблем морального выбора и трагических жизненных обстоятельств.
Амос Оз
Черный ящик
Жуткое в своей откровенной непристойности письмо, жест отчаявшейся и очень страдающей женщины, которым она умоляет своего бывшего мужа помочь их сыну, ступившему, как говорится, на скользкую дорожку. Этим начинается роман. Честно говоря, по прочтении этого письма хочется в дальнейшее уже не погружаться. Все бездны с ходу разверзлись, и дальнейшее смакование их строения едва ли не кощунственно.
Но старый душеед Амос Оз далеко не так прост. Он играет с нами в кошки-мышки. Закидывает наживку и подсекает. Дальше будет еще одно письмо, потом телеграмма, другая, записка. Роман-то, оказывается, весь состоит из переписки различных, но связанных общей судьбой людей. Они играют в некую игру. Не то пытаются оторвать и забыть. Не то разобраться в чем-то. Кто-то просто вымогает деньги. Или “имеет соображения”. Каша из слов заварена нешуточная. Лабиринты смыслов и шарады чувств.
Расстановка сил, в общем, категорически проста. Женщина с двумя детьми и в прошлом, похоже, изрядно облегченного поведения. Профессор, бывший военный, фанатиковед-международник. Светский националист и религиозный фундаменталист. Здоровый хулиганистый бугай, ненавидящий своих родителей. Прожженный адвокат. И прочие заинтересованные лица. И этой разношерстной публике удается путем сложнейших махинаций в сфере общения вытащить на белый свет нечто крайне сложно поддающееся чеканке слов, что-то вечное в нас.
Дэвид Фелдман
Непостижимости
Видимо, к новому учебному году в отечественном книгоиздательском деле был запущен новый проект “Мелкоскоп”. Он призван стать наследником когда-то крайне популярных сборников научных курьезов и легких и доступных рассказов о сложных материях. Чего-то вроде “Физики шутят” или “Занимательной энтомологии”. В последнее время эту нишу плотно занимали издания “для чайников” и “в пятнадцати словах о...”, носящие скорее прикладной и профанирующий характер. Однако во всем мире физики и прочие лирики от науки продолжали шутить, попутно популяризируя новейшие, и не очень, достижения своих дисциплин, а также раскрывая неизвестные очаровательные факты о самых бытовых и подручных вещах.
Сразу вслед за захватывающей “Сентиментальной историей науки” Никола Витковского вышел вопросник Дэвида Фелдмана. Точнее, ответник. Почему птицы спят на одной ноге? Почему буква R разбивает слово пепси-кола? Отчего морская вода соленая? Зачем вообще нужен аппендикс? Шесть теорий того, отчего, когда женщина подводит глаза, она открывает рот. И причины побеления куриного жира при остывании. А также прочие, крайне животрепещущие вопросы. От особенностей диеты комаров-мальчиков в отличие от комаров-девочек, кровь вроде как не пьющих. До особенностей строения свиного хвостика, заставляющих его завиваться смешным колечком. А также с заходом в форменную мистику, вроде посветления асфальта со временем.
