Иори Фудзивара
Зонтик для террориста
Мечтательный детектив. Тихий и меланхоличный, сказочный триллер с туманными подоплеками и подозрительно счастливым концом. Таинственная противоположность столь популярному кинематографическому гангста-рэпу Такеши Китано. Там улицы — моральный террор, каждый за себя, и все живут по закону джунглей. У Фудзивары тоже законы джунглей, но смоделированы они по лекалам трех мушкетеров. Один за всех и все за одного.
Вполне себе современная история, где в свободном полете перемешались международный терроризм, наркоторговля, подразделения организованной преступности и человеческий фактор.
Однако все детали запутанной головоломки, как и положено, выстраиваются в правильной формы геометрические многоугольники. Все промелькнувшие персонажи, от молодого босса якудзы до бармена алкоголика, имеют устойчивые намерения слиться в необъятной фигуре узнавания. “Ты мой брат, а это наш сын”. Попутно они не преминут поудивлять друг друга широтой размаха и глубиной сопричастности.
Для нас все эти кунштюки могут представиться наивными и психологически недозаглубленными мизансценами, а сама книга — прямолинейной, хотя и достаточно запутанной историей одного преступления. Однако за внешней простотой назойливо маячит призрак инокультурности. От романа веет инструкцией по межличностным отношениям неведомой цивилизации, которые только подлинный “в душе японец” прочувствует до конца.
Эрик-Эмманюэль Шмитт
Одетта
Идея книги появилась у автора во время съемок фильма. Вообще-то Шмитт — достаточно известный в мире писатель и сценарист, многократно переводившийся и у нас. Но процесс съемок фильма дело зажигательное.
Скучно просто сидеть в сторонке, мусоля выученные наизусть собственноручно написанные диалоги. Хочется и самому грозно покричать “не верю!” и “снято!”. И вот с год назад таки довелось сочинителю самолично порулить съемками картины по собственному сценарию. Не дождались мы только обязательного вроде в таких случаях появления автора еще и где-нибудь в эпизодических ролях. В результате на экраны вышла драма “Одетта Тульмонд”, а на книжных прилавках появился сборник из восьми новелл о любви, открывающийся одноименным фильму произведением.
Восемь лирических экскурсий по заповедным, заманчивым тропкам. И хотя “о любви немало песен сложено”, но нашел-таки Шмитт эдакие закавыки, чтобы осветить основной вопрос литературы со свежим пристрастием. Всё пошло в дело: и высокая поэзия, и психиатрические лабиринты. И даже откровенный китч, как в последнем рассказе.
Впрочем, восьмую историю подвела специфика материала. Если бы в нем речь шла не о до боли знакомой с детства стране, где всё растянуто на жилах души, а о каком-нибудь неведомом Гондурасе, то схематически-чувственный шарж, может, и воспринялся бы должным образом. Тем не менее еще без малого десяток яиц в копилку мировых мелодрам.
Джордж и Уидон Гроссмиты
Дневник незначительного лица
Эта книга находится на поощрительном 186-м месте среди 200 лучших книг мира по недавней версии BBC. В общем-то, 186-е место среди жемчужин мировой литературы не такой уж плохой результат. Однако сам список достаточно малообъясним. Похоже, что составлялся он по результатам текущих продаж в каком-нибудь крупном британском книжном магазине. Да и не указ нам какая-то BBC заморская.
Но как бы то ни было, это произведение братьев Гроссмит, когда-то на излете XIX века вышедшее в знаменитом сатирическом журнале “Панч”, стало одним из классических произведений английской юмористической литературы. И создали братья-акробаты, а точнее, актеры, куплетисты и карикатуристы, весьма уютную книгу. Милую и добрую. Не повреждающую живота, но и не сводящую скулы. Такую принято читать перед камином, ноги в тепле, голова откинута, а на столике рядом что-то подогретое и согревающее.
А иначе не понять всю пасмурную прелесть повести из жизни рядового английского клерка конца позапрошлого столетия. Как он красил предметы обихода, как повздорил с добрейшими Туттерсом и Таммом, как весело каламбурил и какой конфуз с ним приключился на приеме у лорд-мэра. И какие все они в конце концов милые люди. И как приятно-позитивно погрузиться в мерную дремоту под убаюкивающее пение кота-баюна, и даже без мерного стука вагонных колес унестись в туманную даль.
