Итак. Рассказчик. Достаточно маргинальный тип. Пьющий, само собой. С маргинальным прошлым, настоящим и скором будущем: « Друг мне позвонил. Из Кунцева. Говорит, приезжай, бухать не с кем.»
Ну, я и подумал, чего не поехать? «Жигулевского» взял и двинул. А я у него не был никогда. Короче, жара. Лето. Ну и кореш мой на пятом этаже пятиэтажки. И еще баба его. Про бабу он не предупреждал. Но я не против. Чего она мне, мешает? Портвейна море. Ну, сначала было море. Потом пересохло. А я и говорю. Жара же. Стали решать, кто за бормотой пойдет. Ну, кореш мой здесь живет. Все знает. Решили, что он и подорвется. А я, значит, с его бабой жду.
Ну потому что жарко, баба его в купальнике. Я ничего против не имею. Ну не в шубе же ей сидеть. И сам до плавок разделся. Тоже потею. А кореша все нету. Сидим на кухне, последних полпузыря портвейна доедаем. И я думаю, что пока Санек ползает (ну, кореш мой), надо бы его бабу того. Тем более, она не совсем его. Так, познакомились, говорит. Ну, я и ласково ей сообщаю, что, мол, иди поближе. А она в купальнике своем сидит на подоконнике на кухне. И говорит, что Саня ей нравится. Я - ни-ни. Нравится, так нравится. Дальше сидим. Она на подоконнике своем, вернее Санином подоконнике. Я только-только ей сказать хотел, что, мол, слезай с подоконника внутрь. Еще свалишься. Но сначала стакан допить решил. Поднимаю глаза - нету бабы. Подоконник есть, окно даже, а бабы нету. У меня прямо все из плавок на линолеум кухонный все и упало.
Вниз смотрю. Лежит на относке. Кобздец. Ну чего. Прыгаю в кроссовки свои и вниз бегу. Пятиэтажка. Там близко. Прибег, а вокруг этой дуры уже бабки с лавочки суетятся.
- Изнасилование! - кричат.
Ну, видят баба в купальнике, значит кто-то решил ее того самого. Ну, они и решили, что она честь свою так сберегала. Прыгнула, короче. Тут я в плавках прибегаю на всех порах. Они опять, ну пенсионерки. В крик.
Вон, - орут, - насильник! Держи его!
А тут и ПМГ подоспела (кто не помнит, была такая структура, передвижная милицейская группа. Авт.). И меня начинают винтить. Я кричу, что никого не насиловал. Что я тут в гостях, что вот сейчас хозяин подойдет. Тут и Саня появился. Шарахается, как Чарли Чаплин с авоськой. А в авоське бухла рублей на 12 (большие деньги по тем временам. Авт.) Ну, Шуру вместе со мной, бабу на «скорой».
Полночи уродовали, на изнасилование кололи. Саню в соседнем кабинете. С ним тоже громко общались. Но я ни в какую. Что я, после 144 (кража личного имущества прим. Авт.) на рубль семнадцать (изнасилование. Прим. Авт.) колоться? Больной, что ли? На хрен эти лохматые сейфы.
С утра баба пришла в себя. Хорошо хоть вспомнила, что ее никто не насиловал. И меня, значит, выпускают. В кроссовках. Ну и в плавках, короче. Куда я из Кунцева в трусах? Жду Шуру. Тут и его отпустили. Идет из головы волосы вынимает клочьями (меня тоже таскали по полу) и говорит так удивленно.
- Какая баба!? Кого насиловали?!
Он, короче, забыл, что баба была у него эта, что я приезжал. Ну, лето, жара. Портвейн. Рассказал я ему все. Портвейн, что удивительно, отдали. Еще денег заняли, апельсинов купили. К бабе поехали в «Склиф». Ну жара же, тепло. Апельсины - это хорошо. Правда?
