Доброе дело

Дети, не достигшие 18-летнего возраста, и сотрудники правоохранительных органов к прочтению нижеследующего текста не допускаются.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Последние полтора десятка лет я являлся бессменным главой большой семьи, состоящей из жены-блондинки, двух малолетних "терминаторов", вечно голодной овчарки и трех несмолкаемых попугаев. В свое время на меня еще пытались навесить кота, двух крыс и одного хомяка, но я твердо дал потенциальным нахлебникам от ворот поворот.  

Новый год, я, соответственно, встречаю под визги детей и вопли попугаев. Поэтому ничем таким, алкогольно-новогодним, что пощекотало бы нервы достопочтенной публики или вызвало у нее колики неудержимого смеха, увы, порадовать не могу. Да, приходится признать, что процесс принятия мной градусосодержащих напитков постепенно перетек из веселой разнузданной в малоинтересную культурную фазу, и теперь в основном является средством снятия стрессов, размягчения души и поминания безвременно ушедших... Не то что раньше, когда вино и водочка были способом сближения, упрочнения и катализатором всяческих поступков... И порой не каких-то там, а таких, про которые можно книжку написать. А если не книжку, то рассказ – точно, тем более, когда об этом просят такие замечательные люди, как всеми любимая Алиса Седых и неугомонный Дмитрий Кафанов...

Оговорюсь сразу – знакомя общественность с этой историей, о которой я до сих пор пробалтывался только друзьям-собутыльникам по причине глубокой нетрезвости, я имею перед собой не столько желание откушать заморского самогона, сколько цель глубоко нравственную, я бы даже сказал, нравоучительную. И если мой опыт пойдет кому-нибудь на пользу, значит, труд мой был не напрасен...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОМАНТИЧЕСКАЯ

Был более чем поздний сентябрьский вечер. Накрапывало. Я возвращался от знакомых не то чтобы в состоянии опьянения, а, скорее, некоторого алкогольного невразумления, когда хочется непонятно чего – то ли вразумиться еще, то ли совершить какой-нибудь героически-неадекватный поступок.

Я тогда еще не был женат, жил один и стойко переносил перманентные неудобства в плане мытья посуды и стирки постельного белья, поскольку у этой медали была и другая сторона – большое удобство в плане удовлетворения некоторых физиологических потребностей, и ради дня, когда порог моей холостяцкой квартиры неосторожно переступало очередное нежное антагонистическое существо, настоящий мужчина мог выдержать и не такие невзгоды...

...Она лежала на лавочке у подъезда. Я не сразу узнал в ней соседскую дочку. Девица хорошо набралась, и это было еще мягко сказано. Бок у нее был вымазан чем-то белым, один сапожок валялся в двух метрах от скамейки, из-под задравшейся юбки были видны круглые белые коленки. Рядом стояла недопитая бутылка пива.

Я помнил ее еще нескладной голенастой девчонкой, которая, пробегая мимо меня с портфелем в руках, всегда учтиво говорила мне "Здрасте!" и однажды попросила достать с ветки удравшего от нее котенка. За последние годы чадо вытянулось, округлилось, но по-прежнему вежливо уступало дорогу и здоровалось со мной при встречах. Лет ей теперь было то ли 17, то ли 18, и я часто видел ее в компании разнузданных гогочущих парней, общество которых, судя по ее игривому смеху, явно доставляло ей удовольствие. Пару раз она встретилась мне нетрезвой, но в таком состоянии я не видел ее никогда.

Читавшие мои многочисленные заметки и комментарии в "Живой Газете" знают, что я не тот человек, который отводит глаза в сторону и шествует далее по своим делам. И это даже по трезвости. А когда в крови происходят активные окислительно-восстановительные процессы с участием "медовой с перцем", тут уж я готов без тени сомнения встать на защиту всего человечества. Чего уж там говорить о малолетнем беспомощном чаде, которое, не ведая о нависшей над ним опасности,  причмокивало пухлыми губами под холодным сентябрьским дождем.

 Я зачем-то шагнул к чаду и тронул тыльной стороной ладони голую мокрую шею. Шея была еще теплой – видимо, оно устроилось тут на ночлег совсем недавно. Но при такой погоде до утра оно могло бы не протянуть.

Я помнил, что чадо жило на первом. Звонок не работал, и мне пришлось постучать в лишенную дверного глазка дверь. Минут через пять дверь хрипловато отреагировала:

– Эт хто?..

– Простите, но ваша Катя… – начал, было, я.

– А пошла она на ... ! – и дверь очень кратко, но доходчиво назвала мне адрес, по которому, по ее, двери, мнению, должна была незамедлительно отправиться вышеозначенная девица.

– Но...

– А мне плевать, что эта корова опять натворила! Вызывайте милицию, если хотите, может быть, хоть она вправит ей мозги! По ее заднице и так уже давно колония плачет!

– Да вы не...

– А будешь стучать, я сама вызову милицию и заявлю, что ты ломаешь мне дверь!

Будь я трезвым, я бы, вероятнее всего, отправился домой с полным сознанием выполненного гражданского долга. Но бурлящая алколизованная кровь требовала подвига. И подвиг заключался в немедленном спасении если не жизни, то хотя бы здоровья заблудшего чада. А, может, того и другого. Или даже третьего – потому что мало ли кого мог заинтересовать внутренний мир спящей на скамейке юной девицы, причем совсем не тот внутренний мир, который обычно имеют в виду.

Я решил от греха перенести чадо в подъезд. Снова вышел под моросящий дождь, надел на нее сапог и попытался приподнять девицу с ее ложа. Та проявила неожиданное упорство и, не желая покидать нагретое место, снова валилась обратно. При этом она что-то мычала и, одной рукой отталкивая меня, другой с маниакальным упорством пыталась ухватить свою бутылку, память о которой сохранилась на задворках ее сознания.

В парадную дверь она зашла на своих двоих, но в подъезде вдруг категорически отказалась стоять на ногах. Чувствуя в себе силу Брюса Уилисса, я легко поднял обмякшее чадо на руки. Через секунду, покачнувшись, я понял, что я все-таки не Брюс. Дверь была не так далека от истины, назвав это создание коровой: девица, несмотря на внешнюю хрупкость, была местами довольно тугой и в массе довольно увесистой.

"Интересно, а девица ли она?.." – неуместно подумал я, ощутив на руках хотя и юное, но по сумме признаков вполне созревшее женское тело.

Отгоняя от себя размышления по поводу состояния ее внутреннего мира, с трудом удерживая равновесие, я донес чадо до места назначения и, опустив, прислонил спиной к двери, ведущей в ее жилплощадь. Девица, что-то вспомнив, пошарила рукой вокруг себя, огорченно вздохнула и завалилась на коврик, уютно свернувшись на нем большим котенком.

Считая себя спасителем очередной человеческой души, я поправил на чаде юбку и уже направился вверх по лестнице, как вдруг услышал с улицы нетрезвые голоса. Там, невзирая на поздний час, громко и пошло ржали то ли двое, то ли трое парней. Удовлетворенность от того, как вовремя я затащил эту дурочку в подъезд, сменилась представлением того, что случится, если эта развеселая компания завалится в дом и увидит на половичке такое лакомое блюдо. Представление было настолько ярким, что я невольно покосился на торчащие из-под юбки голени девушки. ...Нет, компания, вроде прорулила мимо, но после такого прямого предупреждения оставлять чадо на коврике было в моих глазах преступлением с отягчающими вину обстоятельствами.

Я вернулся и еще минут пять стучал в дверь, надеясь, что в ней все-таки проснутся родительские чувства. Чувства не проснулись, зато в чьей-то квартире проснулась собака. А посему надо было срочно найти кардинальное решение проблемы.

Как известно, обремененные алкоголем мозги работают не совсем так, как трезвые. Сейчас, вспоминая прошедшее на кристально трезвую голову, я сам не могу понять, что подвигло меня довести начатое доброе дело до такого логического конца.

Я не без труда оторвал чадо от коврика, и, держа его на весу, потащил наверх. Девица приоткрыла один глаз и, дыхнув на меня перегаром, в котором наряду с пивным легко угадывался и намного более знакомый крепкий дух, спросила:

– Собстнно?.. – Чуть подумав, добавила: – ну, да... – И философски подвела итог: – жизнь – дерьмо...

После чего доверчиво уронила пахнущую дешевыми цветочными духами головку мне на плечо.

Тащить хрупкое, но странно тяжеловесное чадо предстояло на третий этаж.

"Четыре пролета... Девятью четыре... 28... Или 32?.. Или 56?.. Короче дойдем..."

Когда я доволок чадо до дверей своей квартиры, сил оставалось только на то, чтобы не уронить его на пол. Передохнув, я сделал последний рывок и донес свою ношу до софы.

С облегчением свалив ее на постель, я стянул с девчонки сапожки, подложил под ее голову подушку, натянул на коленки сбившуюся юбку и невольно задержал взгляд на крепких округлостях, явственно угадывавшихся под одеждой чадова тела. 

"Быстро, однако, созревают девочки... Еще вчера... А теперь уже... Надо же... Эх, другой бы на моем месте..."

С немалым усилием размякшей от медово-перцовой жидкости воли я отогнал от себя жгуче-провокационную мысль, что, как и в какой последовательности делал бы упомянутый другой на моем месте... А также и то, почему я на своем месте, а не на другом... Ведь иногда другое место бывает лучше твоего... Так почему бы временно не побывать на другом, а потом вернуться на свое?..

Вздохнув, укрыл спасенную мной девицу пледом и отправился в другую комнату на диван. После перенесенных мной моральных и физических переживаний я вырубился сразу.

        

*   *   *

 

…Когда я очнулся, был день. Чада в доме не было. Оно смоталось, пока я еще спал, оставив после себя колбасные очистки, конфетные фантики, окурок в чашке, и валяющийся на полу плед. "Могла бы, однако, и застелить, – в сердцах подумал я. – И записочку написать..." В глубине души хотелось увидеть какие-то знаки признательности за свое доброе дело. Но что с них возьмешь – с невоспитанных нынешних чад?..

 

 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТРЕЗВЛЯЮЩАЯ

Мы столкнулись через несколько дней в подъезде. Я был немало удивлен тем, что, бросив на меня весьма неприязненный взгляд, она молча прошла мимо. А еще через день, встретившись со мной на улице, чадо, держа в тонких пальцах сигарету, с недружелюбным видом заявило, что хочет поговорить.

– С вашей стороны это полное скотство! – с нескрываемым раздражением заявила девушка, когда мы отошли в сторону. – И вы всерьез считаете, что вам это сойдет с рук?

От изумления я потерял дар речи. Потом начал сбивчиво объясняться. Она не слушала, перебивала и повторяла, что это "скотство" и что если она залетит, я отвечу за это по полной.

Наконец, я понял: девица убеждена в том, что я воспользовался ее беспомощностью и "сделал свое скотское дело". Мои попытки разуверить ее в этом ни к чему не привели.

– Почему же на мне трусы наизнанку? А? – Заявила она с таким жаром, словно из вывернутости каких-то трусов со всей очевидностью проистекала моя виновность. И свитер в сперме? Вы трахнули меня, а потом снова одели! …Не говорите ерунды, я была с друзьями, они не могли! Я их давно знаю, они отличные ребята, и даже не пытайтесь на них валить! …Короче так: черт с вами, я никому ничего не сказала, – мне самой не нужен лишний базар – но если я залечу, я пойду в милицию. Так и знайте!

Чадо резко повернулось и ушло, оставив меня в полной растерянности.

...Постепенно я начал понимать. Эту дурочку накачал кто-то из ее дружков, после чего попользовался тепленьким бесчувственным тельцем в свое удовольствие, а, может быть, и не один, а потом ее предусмотрительно доставили на лавочку возле дома, где и предоставили самой себе. Может быть, именно их ржание я слышал, когда затащил в подъезд их бесчувственную подружку – стояли в кустах и наблюдали, как я тащил ее в дом. А та, очнувшись в моей квартире, сделала простой вывод, что надругавшимся над ней извергом был именно я, даже в мыслях не подозревая своих недоразвитых дружков...

Я клял себя последними словами. Куда не кинь – всюду был клин. Забеременеет – затаскают по милициям и экспертизам. Нет – буду до скончания века носить клеймо насильника и подлеца. Вот и делай после этого людям добро!

...Недели через две, встретившись со мной у булочной, она усмехнулась:

- Радуйтесь. Все обошлось. Но знайте, я вам этого никогда не прощу!

Я только вздохнул, уже начав смиряться с необходимостью до конца жизни нести на себе чужой крест, проклиная тот час, когда я в прямом и переносном смысле взвалил на себя миссию по спасению если не души, то хотя бы тела юного чада, от которого отказалась собственная мать…

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КРИМИНАЛЬНАЯ

 

Прошел еще месяц, когда довольно поздним вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Катя. Она была явно навеселе. Пол-литровая банка крепкого пива в тонких пальцах показывала, что на достигнутом чадо останавливаться не собиралось. Я заволновался – мало ли что взбрело в голову этой сумасбродной девице, искренне убежденной в моем "скотстве"! Не без опасения покосился в глубь коридора. Но, кажется, кроме нее больше никого не было.

– Я останусь у вас ночевать, – без предисловий заявило чадо. – Я полаялась с матерью и мне некуда идти. В конце концов, вы мне должны!..

И прежде, чем я успел что-то ответить, оно отодвинуло меня в сторону острым плечом и  уверенно продефилировало вглубь моей квартиры.

Что мне оставалось делать? Я дал ей чистый комплект постельного белья, полотенце, показал на еду в холодильнике, и отправился устраиваться в другую комнату.

…Я лежал на диване и слушал, как чадо хозяйничает в моей квартире. Сначала оно довольно долго плескалась в ванной, потом звякало посудой на кухне, уничтожая запасы моих деликатесов, бережно хранимые на случай появления более желанной гостьи, затем включило в комнате телевизор.

Я вдруг почувствовал себя глупым карасем, примитивно заглотившем закинутый крючок. В этом явно был какой-то подвох. Я клял себя за свою уступчивость и ждал, когда девица откроет входную дверь торжествующей котле своих дружков, и те начнут с удовольствием воздавать мне за то, что с не меньшим удовольствием два месяца назад сделали сами.

Но время шло, ничего не происходило, и я незаметно для самого себя задремал. Очнулся от шороха в своей комнате. Около дивана в короткой футболке и трусиках, матово отсвечивая в темноте длинными голыми ногами, стояло чадо.

– Черт с вами, – дружелюбно сообщило оно. – Я вас простила. В конце концов, я сама виновата. На вашем месте так поступил бы любой нормальный мужик.

– Я этого не делал… – с обреченностью приговоренного слабо возразил я.

– Бросьте! – махнула девица рукой. – Я же сказала, что простила.

Я промолчал. Она села на мой диван.

– А знаешь, зачем я пришла? – спросила она, доверительно переходя на "ты".

– Сообщить, что ты меня простила… – невесело усмехнулся я.

– Не только. – Она кокетливо поправила на плече футболку. – Я хочу.

– Чего?.. – спросил я, хотя на самом деле, конечно, все понял. И от этого понимания у меня похолодело внутри.

– Брось, ты понял. – И, чуть помолчав, она добавила:  – двигайся, я хочу с тобой спать.

– Нет, это невозможно!.. Ты сама не понимаешь, что делаешь!.. –  довольно жалко залепетал я.

– Да хватит тебе из себя строить! – В ее голосе чувствовалось раздражение. – Где была твоя любезность, когда ты стаскивал с меня трусы? Ну, ладно, проехали. Сказала, что простила. И даже разрешаю повторить еще раз.

Она потянула к себе одеяло, но я вцепился в него мертвой хваткой. Я все понял. Главное действие фарса начиналось сейчас. Меня должны были застать на месте преступления. И ушлая девица играла роль наживки.

Чадо дергало одеяло, но я не уступал. Оно пожало плечами.

– Не понимаю. Я же сама к тебе пришла. Может, тебя заводят только в дупель пьяные дамы?

– Прекрати, пожалуйста!.. – взмолился я,  прислушиваясь к шорохам в коридоре. Я был уверен, что там уже ждали сигнала. – Иди спать!..

– Да не хочу я спать! – всплеснула она руками. – Я трахаться хочу! Долго еще я буду тебя уговаривать?

– Катя, я же говорил, ты заблуждаешься. Я к тебе даже не прикоснулся…

Мне послышался в коридоре короткий смешок. Я замер.

– Вот упертый! – удивилась моя ночная гостья. – Никак не думала… Ну сколько можно ломаться? Ну, соблазнился – притащил к себе пьяную девчонку и трахнул… Со всяким может быть. Но теперь-то? Я же сама пришла! Ты что боишься, что ли? Так я могу тебе расписку написать!

Я напряженно прислушивался к тому, что происходило в коридоре, силясь вспомнить, точно ли я закрыл входную дверь. Нет, я не помнил. В любом случае, она сто раз могла ее открыть, пока она там шаталась.

– Если ты сейчас же не уйдешшшш... – слабея, прошипел я.

– Ладно... – вдруг отступилась она. – Дело твое... Вас, мужиков, не поймешь... Вот парни всегда хотят, как кролики... Правда, и толку от них... А вы какие-то странные...

Демонстрируя мне гладкие ляжки, чадо обидчиво пофланировало за дверь.

Моему облегчению не было предела. Наверное, такое же состояние испытывают девушки, когда домогающийся их тела насильник вдруг отступает от своего грязного замысла. ...Дыхание постепенно успокаивалось, сердце билось ровнее.

...Словно привидение, минут через десять полуголое чадо снова возникло у моего дивана. Я машинально подтянул к носу одеяло, словно оно единственное могло меня от него защитить.

– Вот! – торжествующе заявило оно, сунув мне под нос какой-то листок.

– Это что?.. – вздрогнув, спросил я.

– Как что? – удивилась девица. – Расписка! Что все по согласию! Ну, теперь давай?..

Чадо опять начало стягивать с меня одеяло.

Я издал какой-то нечленораздельный звук, физически слыша скрип, с которым у меня у меня съезжала крыша.

Я не стыжусь признаться, что у меня внутри все сжалось от страха. Я понял, что она непременно доведет свой мстительный план до конца. Тем, кто нетерпеливо топтался за дверью, ждать осталось недолго.

Наверно, со стороны это было смешно. Девчонка упорно лезла ко мне в постель, а я так же упорно ее отталкивал. Но это была нешуточная борьба. Я не ожидал столько силы в ее хрупком на вид теле. Светя в полутьме фривольными узенькими трусиками, чадо сильно дергало одеяло к себе, я, вцепившись в него мертвой хваткой, тащил его обратно с таким же парализующим страхом, с каким утопающий спасает свою жизнь.

Оно вдруг отпустило одеяло, внимательно посмотрело на меня, озаренное какой-то светлой мыслью, поскребло ноготком щеку и понимающе спросило:

– Может, ты импотент? – И, не дожидаясь моей реакции, начала развивать свою новую мысль. – Во, я тогда попала! Чего же я тогда пристаю?!

Брошенный мне случаем спасительный круг уносил меня от опасного водоворота. Но... Что-то мешало мне тут же крепко за него ухватиться. Подтвердить поставленный мне ею диагноз, даже ценой своего спасения... Нет, я не мог...

Скрипя зубами, я смотрел на настырную девицу и молчал.

– Но что же тогда получается... Как же ты тогда?.. А сперма тогда откуда?.. – почесав нос, попыталась она решить поставившую ее в тупик задачу.

И тут спасительная мысль пробилась и в мое сознание.

– Если ты сейчас же не уйдешь, я... Я тебя... Убью.

Нет, я ее не пугал. У меня на сам деле был трезвый расчет на то, что за убийство дадут меньше, чем за совращение малолетней. Должны же учесть смягчающие мою вину обстоятельства, когда я все честно на суде расскажу. А, может, раз такое дело, и вовсе оправдают, признав, что я действовал в пределах необходимой самообороны...

Чадо застыло, с минуту молчало, переваривая мою угрозу, потом снова задумчиво поскребло ноготком щеку.

– Ни фига себе!.. Ну, раз такой базар... Лана, я пошла... – И уже в дверях пожало острым плечиком. – А, может, и правда, это был не ты?.. От этих козлов все можно ждать... Во, бли-и-ин...

 

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. НРАВОУЧИТЕЛЬНАЯ

 

...Много лет, событий, встреч и расставаний, отделяют меня от этой истории. Было всякое, но, честно говоря, не могу сказать, чтобы я уж очень поумнел. По-прежнему тянет сделать своему ближнему что-то хорошее... Особенно, по нетрезвой лавочке... Но вы-то... Взрослые, умудренные опытом люди... Вы-то наверняка несколько раз хорошо подумаете, прежде чем сделать кому-то доброе дело?..

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру