Одна милая девчонка пригласила меня провести вечер в обществе своего жениха и подруг. Характер у меня вредный, я и согласился. Женя - это та самая милашка - стала совсем уже невестой, и мне подумалось, что с пустыми руками не стоит приходить. Дарить ей цветы, в присутствии кавалера, мне показалось не удобным, и я, по наитию, купил, не совсем уже цветок, но ещё и не кактус: я приобрёл фикус. Не разлапистую корягу, а так, ребёнка в горшке. Пока я добирался до места сбора, мне всё меньше и меньше нравился мой выбор: фикус-то, конечно, был хорош, но выглядел он как-то по-мещански: я понял, что Женя мне настолько дорога, что я совсем не хочу её замужества. Это маленькое, пока, дерево, как я понял, стало, ещё до его покупки, символизировать, для меня, вот это самое мещанство, и, получалось, что я, из-за своей злорадной, никчёмной ревности, хочу оскорбить весь этот благородный девичник. Мне стало стыдно, и я решил оставить этот фикус себе, придя, как уж теперь получалось, на этот «сабантуй» совсем без подарка. Так бы он и простоял весь вечер в прихожей, спрятавшись в пакете, если бы моё внимание не привлекла одна особа, у которой на лице была написана меланхолия и платоническая, до вселенских масштабов, любовь к фикусам. Оборвав на полуслове случайную собеседницу, я сбегал за своим деревом и возложил его к ногам богини. Богиня, страшно поражённая моей проницательностью, была в восторге от такого приношения. Она стала податливой, как нагретый воск. Пользоваться моментом я посчитал не по-мужски и решил не торопиться ковать железо, а дать ему время превратиться в сталь. За месяц, что мы не встречались, моя богиня выковала себе такое булатное ко мне отношение, какое только и может создать человеческая фантазия, в отсутствии реальной опоры под ногой. Она наделила меня всеми возможными добродетелями и лишила меня моих недостатков, как Микеланджело, который отсёк от мраморной глыбы лишнее, и получил Давида. Быть таким совершенным, мне показалось, тоже не по-мужски и мы расстались.
