С другой стороны поэтическая мысль так витиевата и непредсказуема, что интерпретации написанного заводят исследователя в такие дебри, о которых бедный автор и не подозревал.
Для Александра Блока одним из таких «проблемных» стихотворений стали «Скифы». Которым в этом месяце «исполняется» 90 лет.
Известно, что стихотворение написано на следующий день после окончания поэмы "Двенадцать". Накануне, 29 января по старому стилю, он занес в записную книжку: "Азия и Европа", а также формулу, с которой только что выступила советская делегация на переговорах с Германией в Бресте:
"Война прекращается, мир не подписан_".
Предчувствие гражданской войны
Стоит обратить особое внимание, что Блок был близок партии левых эсэров. Он дружил с одним из видных левоэсеровских литераторов, Ивановым-Разумником, печатался в газете этой партии "Знамя труда", где были, в частности, опубликованы и "Двенадцать", и "Интеллигенция и революция", и "Скифы". Блока даже арестовали в начале 1919 г., когда большевики проводили настоящую облаву на своих бывших союзников эсэров.
Блок разделял точку зрения эсеров на происходящие в стране события. Но в его поэтическом мировосприятии и эти взгляды, и окружающее преломлялись и преображались, находя выход через удивительные и подчас противоречивые стихи. Но удивительная интуиция Блока находила самые точные и важные определения, которых так не хватало политикам и революционерам.
Несомненно сказывается в стихотворении и привязанность Блока к своему наставнику и философу Владимиру Соловьеву, чьи идеи он не принимает в полной мере, но впитывает их и преобразовывает.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас,
Монголов и Европы!
Именно здесь видна привязанность Блока к историческим концепциям Владимира Соловьева с его предсказаниями нового монгольского нашествия. Но у Соловьева эта концепция воедино связана с катастрофой русского самодержавия, с "сокрушением двуглавого орла" и падением "третьего Рима".
В "Скифах" же речь идет о падении Европы, которая сама вырыла себе могилу захватническими амбициями и бряцаньем оружия:
Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит...
Несомненно здесь отражается и ситуация с переговорами в Брест-Литовске, о которых Блок вспоминал накануне написания «Скифов». В дневниковой записи от 11 января, уже содержащей в основных чертах концепцию будущих "Скифов", речь идет о всей европейской буржуазии:
"Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. Мы свою историческую миссию выполним... Если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше. И мы широко откроем ворота на Восток... Мы на вас смотрели глазами арийцев, пока у вас было лицо, а на морду вашу мы глянем косящим, лукавым, быстрым взглядом. Мы скинемся азиатами и на вас польётся Восток. Ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя уже не ариец. Мы - варвары? Хорошо же. Мы покажем вам, что такое варвары. Если вы хоть "демократическим миром" не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше".
В эсеровской газете «Знамя труда» стихотворение появилось 20 февраля 1918 года, в дни немецкого наступления, которому Советская власть пока ничего не помогла противопоставить. Революционеров больше занимала полемика, заключать ли мир или решиться на "революционную войну", которая, по мнению Ленина, выглядела совершенной авантюрой.
Блок воспринимал происходящее с романтической точки зрения, абстрактными, отвлеченными от действительности категориями.
"Больше уже никакой "реальной политики", - пишет он в дневнике 21 февраля. - Остается "лететь". И эта странная эйфория полета на от момент захватила всех лидеров левых эсеров. Видимо, поэтому они столь быстро и с восторгом напечатали «Скифов», а некоторые строки Блока начинают восприниматься как утопическая программа реальных действий:
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
"Восставать", а "не воевать" (левые с.-р.) - трогательно", - отмечает Блок в дневнике по адресу тех, кто думает, будто "сам" Блок заодно с ними.
Надо вспомнить еще и о том, что в это время произошел разры Блока и большинства интеллигенции, не воспринявшей его статью "Интеллигенция и революция", не говоря уже о поэме «Двенадцать».
"За последнее время Блок написал целый ряд стихов в большевистском духе, напоминающих солдатские песни в провинциальных гарнизонах. То, что Блок сочувствует большевизму, - его личное дело... но зачем же писать скверные стихи? Когда любят девушку - ей несут в виде подарка золото (!!) и цветы, и никто не несет кожуру от картофеля". (газета "Петроградское эхо".)
Скифское братство
Но это относится уже к написанному, Уже прозвучавшему. Источник же появления «Скифов» надо искать намного раньше. В начале ХХ века, лет за десять до революции, поэты, экспериментирующие с прозападными эстетическими доктринами - символизмом, имажинизмом - вдруг обратили внимание на азиатские черты России.
«Скифство», скорее всего, воспринималось как отвержение старой выдохшейся культуры. Нужен был выход. И поэты одними из первых это ощутили и постоянно искали варианты выхода. Скиф в данном случае человек древнего, ещё до русского мира - предшественник и символ будущей России.
Скифами себя называли и Александр Герцен, и Аполлон Григорьев. На "скифскую" тему писали и Брюсов, и Бальмонт, и Сологуб, и Хлебников, и Прокофьев ("Скифская сюита"). Волошин писал о том, что "широко наше Дикое поле, глубока наша скифская степь".
А Иванов-Разумник ещё в 1912 году взял себе литературный псевдоним «Скиф».
Николай Клюев, например, писал о «душе мужицкого рая», называя ее «Земля моя, Белая Индия», преисполненная тайн и чудес азиатских.
Тема Китеж-града, занимавшая в его творчестве столь важное место, имела отношение не только к России, но и к Востоку - Азии, к которой «он безраздельно относил послереволюционную Россию».
У Есенина машинной, городской Европе противопоставлена «Рассея» - азиатская, стихийная, «скифская»: «наше волчье, мужичье, рассейское, скифское, азиатское».
В том зове калмык и татарин,
Почуют свой чаемый град.
Есенин называл скифство «нашим народническим движением».
(Кстати, о скифах. Геродот повествует, что в древности они завоевали всю Азию, достигли Палестины, угрожали Египту. "В течении двадцати восьми лет скифы властвовали над Азией, и за это время они, преисполненные наглости и презрения, всё опустошили. Тогда мидийцы пригласили большую часть из них и, напоив допьяна, перебили". Пьянство скифов стало легендарным. (Может быть, и здесь сказались гены?) У того же Геродота есть рассказ об эллине, который "часто общаясь со скифами научился у них пить неразбавленное вино. И от этого сошёл с ума. С тех пор, всякий раз, когда хотят выпить вина покрепче, говорят так: "Налей по-скифски". )
Андрей Белый писал в «Серебряном Голубе», что и русские, и европейцы выродились, и только монголы еще остались прежними. По его мнению, Россия была страной монгольской, и во всех русских текла монгольская кровь.
Волхвы меня примут как сына.
Я сложу им песню для пробы.
Но от них уйду я в дружину.
Гей вы! слушайте, вольные волки!
Повинуйтесь жданному кличу!
У коней развеваются чёлки,
Мы опять летим на добычу.
В октябре 1917 года крестьянский поэт Петр Орешин говорил о русской революции как о торжестве Азии над Европой, говорил о «мече Востока» и о приближающемся падении Парижа.
Все эти идеи нашли выражение через «скифство». Историей скифов увлекались все перечисленные поэты. И, конечно, не только они.
Уже упомянутый выше эсер и друг Блока Иванов-Разумник, вокруг которого группировались писатели-«скифы», говорит: «Человек, писатель, мыслитель, социалист вечный скиф».
И скифство, как свойство революции и революционера стало в тот период обозначением безграничного максимализма и непримиримости духа. Прежде всего в противостоянии с Западом, который для Иванова-Разумника был воплощением «вечно эллинского», или «вечно мещанского» начала, господство которого всегда приводит к одному и тому же: все возвышенное растворяется в поверхностной и пустой обывательской морали.
И «Скифы» Блока стали апогеем такого мировосприятия, дав ему новую жизнь и опору.
Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да - скифы мы! Да, азиаты мы!
С раскосыми и жадными очами!
...Вы сотни лет глядели на восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!..
В 1917 году в августе, декабре вышли два номера альманаха «Скифы». Позднее, в начале 20-х в эмиграции в Берлине работало одноимённое русское издательство.
«Скифство» воплотило настроения, впоследствии претворенные в знаменитый призыв к Востоку, прозвучавший в 1920 году на Съезде народов Востока в Баку, где была объявлена священная война народов Азии против империалистической Европы. На этом съезде неоднократно звучали призывы к «первой настоящей священной войне под красным знаменем».
«Скифы» Блока» - это идеологическое единство. Они близко стоят к декларации, которая открывала первый сборник «Скифы»: Есть в слове этом, в самом звуке его свист стрелы опьянённой полёт. Нет цели, против которой побоялся бы напрячь лук он, скиф! Нет предрассудка, который бы ославил бы руку, когда она накладывает тетиву; нет Бога, который нашептал бы сомнения там, где ясен и звучен призыв жизни". Скиф - смелый открыватель новых путей в жизни, обладающий жаждой цельности. Он вечный бунтарь, лишённый исторических предрассудков.
«Скифство» - это вечная революционность не примирённого и непримиримого духа. Оправдание революции.»
Николай Бердяев: ""Скифская" идеология явилась формой одержимости революционной стихией. Своего рода языческий национализм, уходящий корнями в нехристианский или антихристианский миссионизм".
И в заключении надо сказать, что сам Блок не любил «Скифов». Он видел в этом стихотворении политический манифест, а не продукт подлинного творческого вдохновения. Оно казалось ему, по-видимому, слишком декларативным, слишком рациональным.
Так или иначе, его цитируют и помнят до сих пор. Более того, кажется, оно не потеряло актуальность и сегодня, заставляя нас не только восхищаться поэтическим гением Блока, но и оглядываться на Восток и Запад, дабы осознать - кто нам враг и друг. И куда нас могут привести собственные амбиции и неукротимость.
